Хроника важных и интересных событий, произошедших в городе, стране и мире 7 апреля в разные годы, — в подборке корреспондента агентства «Минск-Новости».
1803 год. Впервые в России употребляется в печати словосочетание «железная дорога»
Фото носит иллюстративный характер
Оно было использовано в материале, посвященном новому виду транспорта, опубликованном в газете «Санкт-Петербургские коммерческие ведомости».
До пуска первого пассажирского состава между столицей империи — Санкт-Петербургом и Павловском оставалась почти четверть века. Но и после того, как линия была введена в эксплуатацию, железную дорогу еще долго по старинке именовали чугункой (первые рельсы делались из чугуна). Нередко так называли и сам поезд. «Хозяин приехал из Москвы на чугунке», — читаем у Ивана Тургенева. Но чаще для обозначения железнодорожного поезда употреблялось другое слово — машина.
У темных людей невиданная машина поначалу вызывала суеверный ужас: странница Феклуша в «Грозе» Островского именует поезд «огненным змием» и даже уверяет, что видела у него загребающие лапы. В «Идиоте» князь Мышкин отправляется в Псков «по машине», там же Рогожин садится «на машину». «Машина в Петербург уйдет через четверть часа», — говорится в том же романе, а современный читатель может вообразить, что речь идет об автобусе, если бы не время действия и не контекст. Такая же «машина» встречается в произведениях Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Льва Толстого… Только к началу XX века это слово применительно к поезду вышло из употребления.
А паровоз, кстати, поначалу называли… пароходом. Это обстоятельство до сих пор смущает слушателей знаменитой «Попутной песни» Михаила Глинки, написанной на слова Нестора Кукольника:
Дым столбом — кипит, дымится
Пароход…
…И быстрее, шибче воли,
Поезд мчится в чистом поле.
Примечательно, что песня сочинена в 1840 г., когда короткая железнодорожная линия между Санкт-Петербургом и Царским Селом уже действовала.
А еще паровоз долгое время называли паровиком, проводников — кондукторами, вокзальных носильщиков — артельщиками (так как были объединены в артели), перрон — дебаркадером. И наверняка многие будут удивлены, узнав, что тамбур именовался… сенями. Так, в рассказе Ивана Бунина «Несрочная весна» читаем: «Не выдержав, я бросил место и ушел стоять в сени. А в сенях оказался знакомый, которого я не видел уже года четыре: стоит, качается от качки вагона бывший профессор…»
1899 год. В Москве от Страстной площади до Петровского парка проходит первый столичный трамвай
Возможность применения электроэнергии для транспортных целей была продемонстрирована еще в 1880 г. в Санкт-Петербурге русским инженером Федором Пироцким. И хотя испытание первого электрического трамвая прошло успешно, дальше опытов у талантливого изобретателя дело не пошло. У новшества нашлись влиятельные противники — владельцы распространенных тогда конок. В новом виде транспорта они усмотрели опасного конкурента, способного разорить их доходные предприятия.
Трамвайное движение в России началось лишь 12 лет спустя в Киеве. Затем трамвай пошел в Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринославе и только потом в Москве. В Санкт-Петербурге, на родине изобретения, трамваи появились лишь в 1907 г.
Ну а в Минске первая трамвайная ветка была открыта в октябре 1929-го. Она соединила Комаровку с товарной станцией. Уже с первых дней минские трамваи перевозили по 18–19 тыс. пассажиров ежедневно.
1926 год. Издается постановление ЦИК и СНК БССР «О введении всеобщего обязательного обучения» детей в возрасте от 8 до 11 лет
С первых дней советской власти шел процесс развития и становления новой системы образования. Ее основу составил декрет СНК от 20 января 1918 г. «Об отделении школы от церкви» и декрет ВЦИК от 30 сентября 1918 г. «О единой рабочей школе». Только с декабря 1917-го по февраль 1918 г. в Минской, Витебской и Могилевской губерниях было открыто свыше 2 300 начальных школ.
Большую работу, проведенную в республике — и до, и после введения в 1926 г. всеобщего обязательного обучения, высоко оценил председатель ВЦИК Михаил Калинин. В 1931 г. он писал: «Советская Белоруссия первая из всех союзных республик ввела всеобщее обязательное начальное обучение. В настоящее время там охвачено школами 97 процентов детей в возрасте 8—9—10 лет».
1942 год. СНК СССР и ЦК ВКП(б) принимают постановление «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих»
К концу 1941 г. гитлеровские захватчики оккупировали регионы, обеспечивавшие наиболее значительные поставки продовольствия страны. Из 10 400 предприятий Наркомата пищевой промышленности около 5 500 оказалось на оккупированной территории. Общественное хозяйство колхозов и совхозов не могло полностью удовлетворить потребности промышленности и населения в продуктах продовольствия. Советское государство прилагало все усилия для того, чтобы предотвратить голод или хотя бы ослабить его последствия там, где его было невозможно избежать. Одной из таких мер стало принятие постановления о выделении земель для подсобных хозяйств.
Власти на местах должны были выделить все пустующие земельные участки в городах и поселках и отвести их предприятиям, учреждениям, организациям и воинским частям для создания подсобного хозяйства. Кроме того, семьям рабочих, служащих, эвакуированным выделялись участки под огороды. При отсутствии свободных городских земель разрешалось временно производить посевы на неиспользуемых землях колхозов.
Всего в 1942 г. огородничеством занималось по стране 5 млн рабочих и служащих. Эти огороды спасли от голодной смерти многих жителей городов. За счет них, индивидуальных и коллективных, а также подсобных хозяйств в годы войны значительно выросло потребление городским населением картофеля, овощей и бахчевых: с 77 кг на душу всего городского населения (включая и не занимающихся огородничеством) в 1942 г. до 112 кг в 1943-м и 147 кг в 1944 г.
«Сажали картошку, капусту, морковь, свеклу, укроп, помидоры, огурцы, редис, — вспоминал житель военной Москвы Л. И. Лобачев. — Урожаи были неплохие, видно, сказывался «эффект целины»: на пустыре до нашего огорода рос только бурьян. Все, что можно, заготавливали на зиму — квасили капусту, солили огурцы, помидоры. Семян особо купить было негде, поэтому выращивали их самостоятельно. Однажды купили на рынке редиску, посадили на грядку, корнеплоды укоренились, пошли в рост, зацвели — осенью уже собрали свои семена. Капусту убирали с большими кочерыжками, весной срезали с кочана почти все листья (их пускали на щи), а оставшуюся часть высаживали. Вскоре листья распрямлялись, образовывались новые, и наконец вырастали цветочные стрелки… Из сахарной свеклы делали очень вкусные «конфеты» — корнеплоды резали на небольшие кусочки и запекали их в духовке. Сейчас на месте наших военных огородов разбит парк Московского речного пароходства».
«После ужасной зимы 1941–1942 годов, трудного 1942 года, в 1943 году мы, простые русские люди из российской глубинки, стали победителями, — писал житель Горького Е. К. Кузнецов. — Конечно, эта победа прошла малозаметно на фоне Сталинградского торжества и ослепительно яркой Курской победы. Но она состоялась: народ был не голоден! По крайней мере, не голоден… Здесь, в тылу, решающей силой стали не залпы «катюш», а полные мешки картофеля, которые осенью 1943 года жители нашего города привезли с огородов домой».
1972 год. Владимиру Высоцкому в Союзе кинематографистов СССР вручают членский билет этой организации
Хотя главные роли Высоцкого в кино были еще впереди, список его кинематографических работ на дату вступления в Союз уже был внушительным: «Наш дом», «Карьера Димы Горина», «Увольнение на берег», «Живые и мертвые», «На завтрашней улице», «Стряпуха», «Я родом из детства», «Саша-Сашенька», «Вертикаль», «Короткие встречи», «Война под крышами», «Интервенция», «Служили два товарища», «Хозяин тайги», «Опасные гастроли», «Белый взрыв».
Сегодня членский билет Союза кинематографистов СССР № 5234 на имя Высоцкого, вступившего в творческую организацию 30 марта 1972 г., можно увидеть в музее барда в Москве.
Высоцкий, которого любила вся страна, не мог похвастаться официальным признанием, и прием в члены Союза кинематографистов был одним из немногих исключений.
А вот Союз писателей знаменитого барда и поэта в свои ряды так и не принял, хотя на самом верху против этого вроде бы и не возражали. По утверждению Александра Байгушева, сотрудника личного аппарата генерального секретаря ЦК КПСС, «Брежнев говорил: давай издадим Высоцкого, примем в Союз писателей, дадим дачу — будет советский поэт. Я к Маркову (председателю Правления Союза писателей СССР): так и так, Георгий Мокеевич, нужно издать. Он отвечает: я знаю, чья это идея, но я на такой шаг не готов. Мы его примем в Союз, а он что-нибудь устроит, я не хочу за него отвечать. В итоге пришли к компромиссу — если кто-то из «левых» — Евтушенко, Рождественский или Белла (Ахмадулина) — возьмет его на поруки, тогда печатаем. Но все отказались, сказали, что он не поэт».
Георгий Юнгвальд-Хилькевич вспоминал, что дома у Высоцкого «на столике стояла фотография Брежнева. Он его любил, и говорил: «Это добрый человек, я его уважаю».
Не пустили Владимира Семеновича в свою «творческую элиту» сами литераторы. Они относились к Высоцкому-поэту отчасти настороженно, отчасти снисходительно-высокомерно, отчасти равнодушно. В целом же все сводилось к мнению, что Высоцкий — это бард, и стихи его — вовсе не стихи, а бардовские песни со всеми оговорками, касающимися этого специфического жанра. Официально признанные поэты дружили с ним, были готовы помогать — в той мере, в какой творческие люди вообще к этому готовы, — но это мало влияло на восприятие ими стихов Высоцкого именно как стихов.
За год до смерти, в 1979-м, в стихотворении «Мой черный человек в костюме сером» Высоцкий писал:
И мне давали добрые советы,
Чуть свысока похлопав по плечу,
Мои друзья — известные поэты:
Не стоит рифмовать «кричу — торчу».