Здравствуйте, мои дорогие!
Удивлены, что вышла в "эфир" внепланово? Вот решила предложить вашему вниманию весьма необычный рассказ, написанный не мною. Автор его - мой сын. Как он сам сказал, не знает, что вдруг его "пробило", но так получилось, что написал мистическую вещь, хотя ранее никогда не грешил этим. Получилось очень достойно, да и стиль весьма необычный. Поэтому ловите этим прекрасным воскресным утром внеочередную публикацию. Надеюсь, вам понравится)
Как всегда с любовью и уважением,
Ваша Сказочница Анна)))
Одним летним днём, обедая по обыкновению в полюбившемся мне в то время трактире, повстречал я давнего знакомого – Талицкого. Не видел я его, должно быть, почти что года четыре, и, будет сказать, весьма удивился встрече. Не был прежде знаком с ним приятельски, однако знал достаточно, как человека одного круга. Видно, был он чем-то приметен, ведь, несмотря на время прошедшее, узнал я его тут же. Смутно припоминал я неприятную историю, в которую он был вовлечён, когда и пропал словно. Так, кажется, случился у него некий спор с князем Р*** или, образнее, скандал, будто даже шло к настоящей дуэли. Князь Р*** известный был картёжник, потому, полагаю, и дело то так или иначе увязано было с картами.
Не выглядел Талицкий человеком, который от чего-то бежит. Костюм на нём был пошит дорого и очень ладно, виду он был лощёного, и в таком простом трактирном заведении смотрелся неуместно излишне. Не хотел я его беспокоить, да и становиться к тому же поперёк того дела, что могло его занимать – всё же знакомы мы были только вскользь – но Талицкий сам меня приветствовал и отметил, что то большая удача – увидать вдруг знакомое лицо. Так разговорились. Хотя и было мне по-житейски любопытно, зачем он так долго пропадал и вновь возник, но темы этой я из приличия не касался вовсе.
Словно старые приятели мы беседовали, вспоминая различные случаи, которым оба были свидетелями, или же места, где бывали. Всё, в общем-то, ни о чём и без толку. Было в нём много жизни, говорил он захватывающе, только одно бросалось – при возрасте ещё молодом имел он уже в волосах седую прядь.
Будто бы невзначай Талицкий спросил:
– А что, у Верницкого ещё собираются в дуэльный клуб?
Поспешу, быть может, разочаровать, но таковое название носило совсем не место поединков чести. Так в шутку граф Верницкий окрестил вечера за картами, что часто устраивал у себя; он вообще страстно любил устраивать вечера. Сходились обыкновенно в фаро – чаще говорят «штосс», а то и по-простому «подрезать», но графу очень уж нравилось будто египетское прозвание. Следовали нескольким устоявшимся правилам, делавшим игру подобно дуэлью. Играли всегда на двоих, а прежде игры бросали вызов. Принимавший вызов решал кого «выстрел» будет первым – тому значит быть понтёром. Чтобы забрать ставку надо было попасть, то есть угадать карту. Метали, как и положено, направо и налево, но если загаданная карта падала справа, то банкомёт ещё не выигрывал, а должен был сделать ответный «выстрел», то есть становился понтёром. Так и менялись по очереди. Могли условиться биться до нескольких выстрелов, то оговаривалось перед началом. И, как и положено на дуэли, с каждой из сторон становился секундант – следил за честностью игры, к тому же поручался за поединщика. Загаданную карту до открытия видели только понтёр и его секундант. Так и «стрелялись» весь вечер. Игра одного случая, столь же простая, как и фатальная. Бывало, большие деньги теряли, но у Верницкого издавна условились ставки делать только «от багажа», то есть только с принесённого с собою, дабы какое-то здравие становилось против азарта. Впрочем, всё равно отменно могли проиграться.
– Да, непременно играют хотя бы раз в месяце, а то и по два, – отвечал я.
– Эх, хорошо бы удачу испытать.
Много гостей собиралось у Верницкого, некоторые захаживали постоянно. Должно быть неприятный Талицкому князь Р*** там тоже бывал. Точнее сказать, не помню карточного вечера, который бы он пропустил. Поручиться за знакомого мне не составляло труда – новому лицу и рады бы были – но мог случиться ненужный конфуз, посему я решил как бы проговориться:
– Удача капризна очень. Я более прихожу секундантом. Вот Алтынов, Грошин, сам граф – они знатные понтёры. Князь Р*** в позапрошлый вечер куш сорвал.
Талицкий и глазом не моргнул. Может и не было никакой истории, признаться, слышал я только россказни.
– Вы удивитесь, как мне в последнее время дьявольски везёт, – знакомый мой как-то нехорошо улыбнулся.
– Что же, если желаете, я вас проведу, но сам буду только секундантом. Я хоть мирандолем играть стану, а всё равно проиграюсь. Как раз после завтрашнего дня у графа вновь будет вечер, непременно и дуэли будут.
– Это какое же число станет? Шестое, кажется?
Талицкий отчего-то переменился в лице, глаза его забегали, отобразив странное сомнение.
– А впрочем, – продолжил он тут же уверенно. – Пусть будет шестое.
Тем и условились.
***
Лето стояло ещё раннее, и вечер выдался прохладным. К назначенному времени я прибыл вместе с Талицким, тут же представил его графу. Верницкий немного в неловкости помедлил, точно припомнил что-то, но тут же приветствовал с радушием.
Вечер шёл своим чередом, как водится, много беседовали и обсуждали. Всё же, к успокоению своему, я заметил, что князя Р*** не было. И к лучшему. Отужинав, стали приниматься за игру, и те, кому претил азарт, пожелав удачи «дуэлянтам», распрощались. Я же, как и обещал Талицкому, остался при нём секундантом.
Бросили первые вызовы, Талицкий же медлил, словно присматриваясь. Мало кто его помнил, и, хотя беседами он себя расположил положительно, не спешили с ним состязаться. Через время рядом появился граф Верницкий, видно, чувствуя, что его новый гость скучает:
– Не изволите принять вызов?
– Отчего же, пожалуй, – несколько рассеяно отвечал Талицкий, вдруг оторванный от раздумий.
– Вы, верно, сбиты с толку, тут заведён особый порядок, но за игрой его легче всего будет принять. Я право игрок не самый сильный. Признаться мне не так везёт.
– Кому же чаще везёт?
– О, к примеру, Грошину. Вот слышите? Это он в сей раз ликует. Или вот давеча князь Р*** так славно выиграл соника.
– С ним, кажется, не представлен.
– Знаемый игрец. Он будет позднее, обещал. Обязательно вас отрекомендую. Но вы его берегитесь, – в шутку заметил граф.
После слов этих знакомый мой оживился, а мною овладело неладное предчувствие, но вслух я беспокоиться ещё не посмел. Хотя, быть может, и следовало.
Граф и Талицкий условились играть до трёх выстрелов, и, ровно на один выстрел обойдя, Талицкий забрал неплохой банк, ведь оба повышали ставку между сменами. Посетовав снова на удачу, граф Верницкий горячо благодарил нового «дуэлянта», оказав ему своеобразное крещение в общую игру. И игра у Талицкого пошла.
О, нет, он не срывал огромный куш разом, и не выигрывал каждый вызов, но непременно отыгрывался, оставаясь тем в плюсе. Вскоре и упомянутые Грошин и Алтынов проигрались перед ним. Уж не знаю, что за чертовщина, но удача Талицкому следовала, стали хвалить его. Право, глупость – хвалить за то, на что влияния оказать не в силах; впрочем, не в силах ли. Казалось мне, что проигрывает он только нарочно. И точно, я уверен, дело крылось не в каком-нибудь ловком шулерстве. Он будто предчувствовал какие карты станут выпадать.
Князь Р*** явился к позднему вечеру. Верницкий, как и обещал, тотчас же представил:
– Алексей Романович Талицкий, хороший мой знакомый, хотя бы и знаю его только теперь. Ах, и славно он сегодня понтирует, – сладко пропел граф. – Князь Фёдор Григорьевич Р***, давнишний мой приятель и игрок, каких я не видывал. Вам непременно надо будет сделаться дуэлянтами.
Знакомились как по-новому и сдержанно, но глаз моих не минуло притворство обоих. Тут же разошлись и нарочито друг друга перестали замечать. Князь и правда играл славно, но и Талицкому хвала становилась наслышнее. А мне всё более стал воображаться тут некий умысел. Поймал я себя на чувстве, которое возникает перед надвигающейся бурей. Улучив момент, без лишних ушей я обратился к Верницкому:
– Не могу объясниться ясно, но прошу прислушайтесь. Как-будто назревает что-то.
– О чём вы, друг мой? – радушно вопрошал граф.
– Помните ли вы что-нибудь про Талицкого? Про прежнее.
– Признаться, только смутное, – нахмурился граф.
– Он ведь пропал, и надолго. А случилось то после… некой неурядицы. С князем Р***. Теперь же они тут оба, сейчас.
– Да и, верно, позабыли всё. Если и было. Много рассказывают, прямо-таки плетут, – отмахнулся Верницкий.
– Нет-нет, я уверен, в этом что-то кроется. Уверяю, Талицкий бы уже ушёл, если бы не обещание ваше о визите князя.
– Да полно вам.
– Я, знаете ли, не склонен к эфемерному, но как предвестие ощущаю. Нехорошее нечто. Даже дышится с тягостью.
– Ничего такого не испытываю, – у графа сделалось искренне заботливое лицо. – А впрочем, душновато. Вам, друг мой, надо воздуху.
Сам я выразить не мог, что мерещится мне, а тем более найти подходящих слов, чтобы изъяснить сие Верницкому. Да и что же я стану делать, принужу его сейчас же распустить клуб, или на манер сумасшедшего во всеуслышание возоплю остережения о неведомом – невольно вспомнилась мне троянская Кассандра. Оставалось только виновато кивнуть, да и следовать совету проветрить мысли.
Но то не помогло. Мороком нависало роковое ожидание, и отпечатывалось оно во всём для меня – истончилось до бледности освещение, и тени осязаемыми вязкими кляксами расползлись по комнатам. Неуловимый слуху рокот замешался в обыкновенном весёлом гуле вечера, притуплялись знакомые мне голоса. Я был словно бы издалека и против воли призраком плыл, сопутствуя Талицкому в каждой его игре. За поворотом таилось нечто дьявольское.
Раскатами грома произнеслись слова, тут же развеяв странное моё отчуждение:
– Фёдор Григорьевич, я бросаю вам вызов!
Всё замерло. Речи оборвались. В воздухе как эхом зазвенело. То были слова Талицкого, чётко выверенные до каждой интонации. Его лицо, только что оживлённое, окаменело в отсутствии эмоций.
– Как угодно, – со снисходительной улыбкой ответил князь Р***, будто было то ему всё равно.
Как и прежде, я стал секундантом за Талицким, с противной стороны к князю стал довольно раздосадованный Грошин, который к тому моменту уже полностью проигрался. Условились к трём выстрелам и начали. Талицкий тут же сделал промах, князь тому усмехнулся и следом угадал карту. Потом снова. Притворная радушием его улыбка не сходила, Талицкий же был недвижим и только умножал ставку. Вокруг все завершили свои игры и обступили стол, затаив дыхание, ни шёпотка не роняя. Князь метал колоду на следующий выстрел и почти уже её окончил, когда противник его перевернул загаданную карту – упала слева. Талицкий попал. Среди зрителей издался удивлённых выдох. Князь перевёл взгляд с выпавшей карты на ставочную всё с той же неискренней улыбкой, лишь слегка приподняв бровь. Он ещё не понимал ловушки, которую я мысленно уже предугадывал. Прошёл и следующий выстрел Талицкого, а последним он обошёл князя. Лицо того переменилось в замешательстве.
– Изволите повторить? – беспристрастно спросил Талицкий.
Охнули и стали шептаться, кто-то изумлённо протянул: «Вот игра».
Хотя не принято было сразу же идти на вторую дуэль, но никто поединщикам препятствовать не стал, все, и включая графа Верницкого, как оцепенели.
– Стреляйте в этот раз первым, – бросил Талицкий.
Сошлись. Князь первым же выстрелом угодил и было приободрился, но Талицкий снова его обошёл. После они опять продолжали, и князь снова проигрывал. Ничего не говорили, кроме ставочных слов или к самой игре. И если Талицкий не выказывал и толики волнения, то князь Р*** всё больше голосом срывался. Несколько раз потребовал раскрыть новую колоду. Непонимание его разрасталось то ли в страх, то ли в негодование.
Наконец, князю уже нечего было ставить на кон.
– Как может быть такое?
Он озирался по сторонам, стараясь в чём-то отыскать ответ. Всё также выверенно Талицкий предложил:
– А вы, Фёдор Григорьевич, поставьте, что прежде ставилось. Разве не помните?
– Что-с? – непонимающе пробормотал князь Талицкому, как будто заново его увидел.
– Ну как же. Неужто позабыли? И медальон при вас.
Угрозой повисла пауза. Князь Р*** впился в Талицкого таким ужасным взглядом, читалась в нём лихорадка. Издался нервный смешок:
– Ах вот что. Вот что… – запричитал князь неестественно.
Наконец решился вмешаться Верницкий, увещевая своим мягким, всегда нараспев, тоном:
– Господа, игру уж надо оканчивать. Понимаю, дорогой Фёдор Григорьевич, вы так… достаточно проигрались…
– Я должен! Должен! Должен отыграться, – почти воплем ответил князь Р***, огорошив Верницкого.
– Ну полно, ставить более не из чего. Бывает, неудача случается.
– О, напротив. Куш имеется.
Талицкий молча и холодно наблюдал. Так хищник следит за беспомощной добычей.
– Я спешу заметить, что не принято играть с богатства иного, кое ни при себе, – тон графа стал строже.
– Богатство это при мне, – с истерическими нотками вскрикнул князь Р***, вырывая от себя уже упомянутый медальон.
Хоть и внешне Талицкий всё ещё был сдержан, но в глазах его – я увидел – мелькнул огонёк. Медальон упал на тёмное сукно карточного стола, и в освещение свечей заиграл миниатюрный профиль, на нём выгравированный. Сразу же стало ясно, кого он изображал.
– Это, князь, абсурдно. Это неподобающе. Я вам теперь запрещаю, – поражённо заговорил Верницкий.
– Да то мне без различия. Я сейчас же отыграюсь, – отмахнулся князь Р***. – Вот моя ставка, Алексей Романович. Во сколько же оцените?
Он был уже почти безумен.
– Остановитесь, прошу вас, – всё ещё пытался урезонить граф.
Князь вдруг достал небольшой пистолет и поднял его на взвод, все кроме Талицкого отпрянули, Верницкий сделался как мел бел.
– Ну? Во сколько же? – продолжал безумец.
– Такой цены нет, – ответил Талицкий. – Но если вас устроит, то ставлю всё.
– Значит, ва-банк. Хорошо. Хорошо! Куда же вы отступили, секунданты?
Пистолет лёг на стол, и противники сели опять. Я прошептал Талицкому:
– Вы же его сейчас убьёте.
– О, не взаправду, – не глядя бросил мой знакомый.
И Талицкий выиграл на соника. Трижды.
Настало гробовое молчание. Что-то страшное бурлило в лице князя, губы его подёргивались, брови изогнулись дугой, взгляд беспорядочно переходил от медальона с профилем к картам.
– Вы – мошенник. Вы – шулер, – слова должные быть обвинительными прозвучали подобнее жалобой.
Хотя и случилось всё поразительно, но был я уверен, что никакого ловкого трюка не было. Князь сам метал карты из только что раскрытой колоды, не заставил же его Талицкий против себя метать, намеренно укладывая налево все противные загаданные карты. Что-то иное крылось в этом.
– Занятно, – злая ухмылка проявилась на лице моего знакомого. – Некто ещё готов здесь считать так же?
Молчание было ответом.
– Вы, Фёдор Григорьевич, коли настаиваете на оскорблении, так отчего же, пользуясь случаем, не возобновить то, что когда-то нам не удалось.
– Что-с? – снова недоумённо проронил князь.
– В месте мы самом подходящем, всё же клуб дуэльный. И формула вам уже известна, чтоб чужой крови на руки не брать. Сдадим ещё раз, вот проигравшему пистолет и пригодится.
Князь онемел в беззвучном крике, отчаяние выбило из него разум похоже. Публика переглядывалась, оторопев от услышанного. Вперёд вышел, наконец, граф Верницкий:
– Игра окончена, господа, – в тоне его появилась несвойственная жёсткость. – Фёдор Григорьевич, я вас прошу. Вам надобно удалиться.
Князя Р*** подхватили под руки, как безвольную марионетку, он теперь только растерянно озирался и что-то невпопад бормотал. Талицкий на него более не смотрел.
Пробили часы. Бить должны были двенадцать, но после половины почему-то оборвались. Талицкий поднялся из-за стола. Забрав заветный медальон, указал Верницкому на денежный куш:
– Мне этого не надобно. Если, граф, изволите, распорядитесь, как вам будет угодно.
Верницкий не знал, что и ответить, а гость его, не дожидаясь, уж отправился к выходу, но из стороны вдруг с нотками озорства раздался голос, так что Талицкий от неожиданности вздрогнул.
– Отчего же вы ставку отказываете-с?
Обернулись. В кресле ближе к камину сидел примечательного вида гость, пожалуй, слишком юный для здешних завсегдатаев. В глазах его заплясало отражающееся пламя. Никак не мог я припомнить его имени, но отчего-то уверился, что был он тут как будто бы весь вечер. Казалось мне, даже беседовал с ним вскользь о неспокойствиях то ли в Италии, то ли в Испании. Да и сам Талицкий, как мне увиделось, был с ним знаком.
– Если нет-с цены для вас в этих деньгах – так сыграем на них. Выясним, кому фортуна более благоволит-с, – гость говорил мягко и певуче, с уст его не сходила полуулыбка.
Граф Верницкий что-то хотел сказать, думается прекратить всё происходящее, но осёкся не начав. Да и сам я дар речи как утратил. Не было теперь никого, кроме Талицкого и этого странного гостя. Сделалась неестественная тишина, в которой даже само беззвучие замерло. Гость ждал ответа.
– Отчего же, пожалуй, – с какой-то обречённостью – быть может то от усталости – но твёрдо Талицкий принял брошенный ему вызов.
Странный гость приблизился к игорному столу. В голове у меня, видно, кружилось. Казалось, что не сам он идёт, а комната вокруг него двигается. Шаги его, похоже, до того были невесомыми, что ни звука не издавали.
– На сколько играть станем-с? – насмешливо спросил он и жестом пригласил Талицкого сесть. – Жуть как обожаю ва-банк идти, будоражит-с неизменно.
Он достал из-под стола невесть как оказавшийся там багаж и поставил, тот был полон денег.
– Если не станете-с верить, то можете приказать пересчитать. Здесь ровно тот же куш, что вы сегодня заполучили-с.
– Лишнее, – не сводя глаз со своего противника ответил Талицкий. – Как изволите играть?
– Не люблю-с долгих партий. Условимся до первого выстрела. Я вам дозволю начинать. Только надобно обязательно секундантов, так уговорено-с. За вами уже есть, а мой, беда-с, куда-то запропастился, – он перевёл взгляд на Верницкого и заговорщически добавил. – Если вас, граф, не затруднит-с, окажите честь.
Верницкий молча кивнул и встал секундантом за гостем, я стал напротив. Передвинули нас подобно шахматным фигурам. Взяли колоды, и гость очень ловко стал метать, укладывая карты ровными стопками направо и налево. Карта Талицкого выпала справа, он прищурился. Поменялись и продолжили. На шестой раз, как на левую сторону упала карта, гость улыбающееся перевернул загаданную. Ни шёпотов, ни вздохов. Чувствовал я, что не зрителями окружены мы теперь были, а мраморными статуями, словно находились в, усыпанной вековой пылью, античной зале.
– Не повезло-с, – заключил победивший. – Испытаете-с случай отыграться?
Талицкий понял, к чему идёт, и, помедлив в нерешительности, уложил на сукно только что выигранный медальон.
– Прекрасно-с выглядит. И стоит всего-с. Делайте свой выстрел.
Дрожь ощущалась в движениях Талицкого, он глаз не отрывал от противника, покуда тот метал. Но всё повторилось в точности, как и в первую талью.
– Да уж, и правда не везёт-с. Но не в праве я вас лишить ещё одной попытки-с. На что же играть только-с вам, не на сюртук же? – шутливо подытожил гость, оглядываясь по сторонам. – А впрочем-с, вы же только предлагали ушедшему так внезапно господину замечательнейшее пари. Вот-с и кстати пистолет остался.
Всё требовало во мне прекратить их игру сейчас же, но, к ужасу, я и пошевелиться не мог. Неведомое заставляло меня быть только наблюдателем роковых событий.
– Так что же-с?
– Играем! – воскликнул Талицкий, слова эти дались ему с нажимом.
Уж не знаю не мог он, подобно мне, противиться или не желал. Следом он добавил:
– Только настаиваю раскрыть новые колоды.
– Это как угодно-с, – с притворной примирительностью ответил гость.
Колоды появились на столе, будто бы всегда там и лежали. Талицкий накрыл рукой карты и немного повременил в раздумье.
– Быть может откажете-с? – заботливо спросил гость, заметив нерасторопность.
– Нет-нет, станем играть ещё раз.
Гость снова стал метать, как колдовскими пассами плавно раскладывая карты. Талицкий следил в напряжении. Когда налево выпала дама пик, он так и вскрикнул, вскакивая:
– Мой выстрел!
В его движениях я приметил утаенную ловкость. Он как-то умудрился подменить карту, ведь я точно видел, что загадана была сначала совсем иная. Но оцепенение моё не давало раскрыть его уловку, даже если бы я того захотел.
– Вы, верно, обдёрнулись, – сочувствующе ответил гость, полуулыбка его уже стала зловещей, и добавил совсем холодным тоном. – Ваша карта убита.
Так и было. Талицкий перевернул трефовую шестёрку, упавшую только что справа. Он стал ошарашен, не веря произошедшему.
– Остался мой черёд, – напомнил гость.
– Быть того не может, чёрт возьми! – воскликнул Талицкий.
– Зачем же-с? – снова плутовски заговорил гость.
Талицкий подхватил со стола пистолет, который так и лежал оставленный недавно князем, и наставил его на ухмыляющегося гостя. Все заговорили наперебой, странное их окаменение спало так же, как и явилось. Умоляли Талицкого одуматься и прекратить.
– Господа, господа, это уже сверх мыслимого. Алексей Романович, прошу вас, опустите пистолет. Шутка эта далеко заходит, – беспокойно запричитал Верницкий.
Гость не соизволил даже подняться. Его нисколько не волновало, наведённое на него оружие, он лишь певуче протянул:
– Ваш выстрел уже сделан.
И Талицкий спустил курок.
Грянуло, поднялся хаос и откуда-то много дыма. Ещё через мгновения ахнули и замолкли. Не было за столом никого кроме Талицкого. Без видимых ран он, бледен, застыл сидя, рука его сжимала пистолет, невидяще он смотрел широко раскрытыми глазами на разбросанные по сукну карты. Граф подошёл к нему и открыл то, что было всем и так уже известно.
***
Граф Верницкий, чувствуя на себе тяжесть хотя бы малой, но виновности, полностью взял на свой счёт всю организацию необходимых служб. Оказалось, родных у Талицкого считай, что и не было, таково и на похоронах немноголюдно было. Батюшка его сгинул, кажется, под Заболотьем во времена французского нашествия, а матушка была теперь не полностью в себе. Прибыл только дядя, коий и управлял всем в имении. Будет сказать, весьма он удивился не только случившемуся, но и самому тому, что Талицкий вдруг отыскался. После той упомянутой неприятной истории с князем Р*** именно дядюшка при посильной помощи близких друзей отправил Талицкого ажно в Швейцарию, дабы и от молвы ненужной его уберечь, и душевному спокойствию дать восстановление. Года уж три перестал слышать о нём, в меру сил и средств пытался отыскать, да всё без толку. И каков исход.
– Да уж, – мрачно вздохнул граф, когда были мы ещё на кладбище. – Слово вам даю, в руки карт теперь не возьму, не то чтобы в фаро, но и в дурачки резаться не стану, как бы кто ни упрашивал. Закрыт дуэльный клуб. Невозвратно.
– Вы очень правильно поступаете, что помогаете во всём сейчас, – попытался я приободрить графа.
– То и по чести, и по разуму положено. Знаете, – он остановился, – никому хорошо не сталось. Князь Р***, я слышал, помутился совсем. Оно, может, для него вернее так. История вся эта, да и прежнее… Теперь стараются избегать его. А вот поглядите осторожно в ту сторону.
Куда князь мне указывал, увидал я траурную женскую фигуру, одиноко стоящую поодаль.
– Не узнаёте? Профиль. Она почти тоже что вдова, но, впрочем, признать, богатая. Кстати, не вы ли, друг мой, вернули ей медальон? Не стану корить вас в том.
– Что? Нет, я его не брал.
– Рассказали, прислали его давеча, прямо в дом князя. Он увидел и без устали затвердил одно лишь «Что-с?», пока не успокоили.
– Это, должно быть, тот юный господин, с которым Талицкий играл, – задумчиво протянул я.
– Какой же это господин? Не припомню. Впрочем, он много вызовов бросил.
– Как же не припомнить? Вы были секундантом. Последняя самая игра, после которой и случилось.
Граф опасливо поглядел на меня:
– Друг мой, вам что-то чудится. Последняя игра сталась с князем. Да и секундантом я делался только у Алтынова. Нет, не было такого.
– Постойте, – заволновался я. – А что же было тогда?
– Как же, – удивленно воскликнул граф. – Впрочем, если вдуматься, всё через туман. Душно в комнатах было, и проклятое вино к тому же.
На лице его возникло усилие, он старательно пытался вспоминать:
– Играли князь Р*** и Талицкий. Дьявольски шла игра, и не к добру. Я это прекратил, и корю себя – надобно было заранее. Да и вы мне то говорили. Потом же у Талицкого словно приступ сделался.
– И более ничего? – вопросил я поражённо, ведь не было то возможно, чтобы граф так странно всё запомнил.
Глаза мои, верно, выдавали. Верницкий сделался очень заботлив и радушен:
– Друг мой, вам это ударом пришлось. Это ясно. Давайте-ка, я распоряжусь, и вас отвезут в комнаты, надобно вам отдохнуть, я полагаю.
– Нет-нет. Благодарю покорно. Воздух мне сейчас полезнее, – скороговоркой ответил я тут же.
Граф смотрел на меня всё ещё недоверчиво, но настаивать не стал, лишь добавив:
– Всё-таки поберегите себя. Вот, только посмотрите, у вас же седой локон появился. В ваших-то летах.
Я невольно взялся за волосы. Верно, переживания сказались.
Как мы распрощались с графом, не слишком от того далеко, окликнул меня незнакомец лет средних. Одет он был несколько помято, но прилично. Среди прочих я видел его на кладбище, но не придал тому значения.
– Прошу прощения, мы не представлены. Но невольно слышал я ваш разговор только что. Очень за то извинения, – начал незнакомец суматошно.
– Пустое. Вы верно… – я нарочно оборвал в паузу.
– Да-да, у бедного Талицкого был приятелем. Мы с ним в его пребывание в Швейцарии стали представлены. Как жаль, что не знал я про его намерение играть, стал бы его непременно отговаривать, – запричитал незнакомец, надо заметить, виду он был всё-таки несколько возбуждённого, но с тем скорее чудаковатого.
– Отчего же это?
– Такое число, – воскликнул он, как будто должно это было всё объяснить. – Вы же там видели… его.
– Кого? Талицкого?
– Нет-нет. Его, конечно, тоже. Но зачем бы я про него спрашивать стал, если то мне и так известно. Я про иного господина, – он снизил тон заговорщически.
– О каком господине речь? – спросил я резко.
Мой собеседник сбился, стал нервно заминать собственный сюртук:
– О, прошу меня простить. Если не видали, то и не нужно то вам. Ещё и примите меня за какого-нибудь сумасшедшего. Я очень не хочу, чтобы меня опять за сумасшедшего принимали, – проговорил он обидчиво.
– Нет, что вы, я вас за здравого принимаю, – соврал я, между прочим, но продолжил. – Быть честным, видел одного господина. Странно это, но граф, к примеру, его совершенно не припоминает.
– Ох-ох, – вид его сделался очень понимающим. – И никто не припомнит, я вас уверяю. Вы поспрашивайте других ещё, но прошу вас без напора. Только без напора. Это, смею сказать, вам повезло его видеть. Или же, вернее, не повезло. Как поглядеть это.
– Но кто же он?
– Тише-тише, без лишнего. Он мог иначе выглядеть, но он всегда отчего-то приметен, так ведь?
Стал мой собеседник оглядываться, будто бы кто-то мог нас сейчас слушать и продолжил, снизив тон:
– Ничего вам ответить не смогу, вы уж меня простите. Но расскажу.
– Что же расскажете? – надо отметить зародилось во мне теперь неспокойствие, сей беседой подкреплённое.
– Я видел его только единожды. В Италии. То есть теперь это тоже что в Австрии. Недалеко от Венеции есть одна деревушка…
– В Италии? Что же вы делали там?
– Прошу вас, не перебивайте меня. Мне и так не всегда ясно даются слова. Уехав из Швейцарии, когда сдружились, мы с Талицким много путешествовали. Год тот был удивительно бедственный, погоды везде стояли ужасные, и лето тогда казалось осенью. Потому нам захотелось уехать, но таковое, к слову, было прямо везде. Вы, верно, должны были слышать. Может от того и повстречали мы его. Кто знает, что его притягивает. Может быть и бедствия.
Так вот, оказались, мы тогда около деревушки. Под Венецией, я говорил уже. Талицкий всенепременно искал приключений. Мне, знаете ли, наверное, легче бы было без приключений, но таково уж.
Ту деревушку беды будто стороной обходили. Всё так ладно было, что решились мы задержаться. Но и скоро прознали от жителей про странный обычай – они, слышите, никогда никак не играли в карты на шестые числа любых месяцев. Конечно, стали допытываться отчего же так. Рассказывали, что обитает в местах тех некий монах по виду, и вроде бы их оберегает издавна, а может и хозяйничает над ними. Повелось так, что кому станется браться за карты в шестое число, обязательно этого монаха встретит, и уж если начнёт играть с ним – а то, говорили, неизбежно так приключится – то не закончит прежде, чем не спустит всё и ещё более.
Талицкий то ли назло, то ли из упрямства непременно решил это проверить на ближайшее шестое число. Местные ему в игре отказывали, да и я, признаться, из опасливости, тоже потворствовать не спешил. Тогда решился он этого монаха сам отыскать. Приняли, его, конечно, сумасшедшим, а от того и меня. Но всё ж указали на часовенку почти разрушенную. Конечно, где монаху обитать, не под полом же. И Талицкий в преисполненном духе туда направился ближе к ночи с одним светильником и картами. Скажу по честности, очень я забоялся. Тогда наказал он мне ждать снаружи и ни за что не входить, только если он сам не выйдет или прежде не настанет рассвет.
Я и не входил. Точнее быть… Любопытство во мне кратко победило над боязливостью. Я только заглянул через окошко. И видел. Его. Неясно, но видел. Горел неровный свет и Талицкий метал с ним в карты.
К утру Талицкий вышел, и отчего-то был весел. Правда, приметил я у него седой локон, вот совсем как у вас, но от того он отмахнулся. Стал расспрашивать, и он отвечал, что обязательно теперь будет ему везти, так как он перехитрил самого… Его. Сказал, что выиграть надобно было хотя бы один раз и то ему ровно раз удалось, потому как смог меченной картой сыграть. Я, знаете ли, очень не приемлю шулерство, но, верно, так и надобно было тут, если уж принялся. После и правда стало ему везти, всегда при деньгах стал.
Только одно. Не надобно было играть в шестые числа. Иначе он может явиться взыскивать долг. Эх, бедный Талицкий. Так ведь и вышло, да ещё к прочему и месяцем также шестым.
– Отчего же Талицкий не сумел снова его перехитрить? – только и мог спросить я.
– О, нет-нет. Он всё неверно тогда понял, я полагаю. Его нельзя перехитрить, если он сам того не пожелает, – со значительностью проговорил мой собеседник и добавил. – Но не подумайте, что стал он наказывать только из того, что решили сводить счёты. Дело тут совсем в другом. Дело в уговоре-с.
В задумчивости от всей этой небылицы совершенно я не заметил исчезновения странного незнакомца. Улица была безлюдна, он точно сквозь землю провалился. Более я его никогда не видел...