Странно, но она больше никогда не возвращалась к этому сну. Не входила в него. Она даже не знала, сколько денег отправилось тогда в жестяную и стеклянные банки. С собой она взяла всего две бумажки. Стодолларовые. И как вывела ее из поселка Евфалия, и как добралась она, Веля, до своего дома – не ведает. Ну, на то он и сон. Не все же разложено там по полочкам, как в жизни. И Славика она давно забыла – верно, потому, что и не знала его как следует. Так, случайное знакомство. И нечего искать во всем этом логику, как в реальности. Ей захотелось посмотреть просторы России… Прокатиться до Владивостока и обратно…. А Славик, который оказался с ней в одном купе, уговорил ее сойти на какой-то безвестной станции… А потом решил вернуться обратно и долго уговаривал проводницу посадить их в вагон – тоже купейный! Как будто что-то искал… Кого-то… Верно, тех, у кого были деньги… Теперь ей уже и не узнать… Славы нет… В том сне, который она смотрела как бы в несколько этапов, был настоящий эмоциональный взрыв – деньги, много денег! Сейчас у нее другая ночная эпопея… Поэма… Роман… Другой взрыв – любовь! Горячая, большая, всеобъемлющая любовь! Он прекрасен, и она чувствует это каждой своей клеткой! Он удивителен! И когда он ее обнимает, ее нет на земле! Она – высоко, она – над этим миром! Она еще никогда не влюблялась в мужчину. Школьные и студенческие увлечения – не в счет, да и не было у нее серьезных-то увлечений. Она много читала про любовь, однако никогда не примеривала на себя книжные ситуации – считала, что чувства, которые могут свести с ума – это вовсе не ее предназначение. Это – для других, горячих, сексуальных красавиц. А она… Но он увидел в ней то, чего она в себе и не подозревала. Она была горячо любимой женщиной. И любящей.
Но сейчас ей некогда возвращаться в ночь, анализировать увиденное – надо двигаться на работу, в родную школу, где она – не Веля, как зовут ее соседи и многие знакомые, и не Велика, как зовет ее он, самый нежный и любящий человек, и не Лика, как называет ее мама, а Великанида Харитоновна. Нарочно ведь не придумаешь! Но красиво как… И отчество тоже. Это отец ее так назвал. Рано ушел, болезнь его унесла. А мать живет недалеко от нее, в многоэтажном доме. Разменяла отцовскую квартиру на две однокомнатные, думала, что ее доченьке так легче будет наладить личную жизнь – не получилось. Веля продала свою и купила домик на окраине, где меньше любопытных глаз. Ее любят только во сне… А наяву ничего этого не существует… Ах, как страшно, обидно и как нестерпимо жаль себя, молодую ведь еще учительницу с отсутствием всяческих перспектив в жизни… Мама любит говорить – плюнь, мол! Руки-ноги целы? Целы! Вот и радуйся жизни, солнышку, дождю, благодари бога, что ты все это видишь и чувствуешь. Все правильно.
А сегодня он обнимал ее особенно бережно и нежно… Интересно, что же будет дальше?
И солнце сегодня было особенно тихим и ласковым, его лучи бежали с ней рядом в качестве провожатых. Вот один из них скользнул в ее сумочку, висевшую на руке, и она улыбнулась – солнце словно вело ее под ручку. Как хорошо-то! Как все удачно складывается!
Сегодня суббота и уроков не будет – пройдет сначала общее родительское собрание, потом – по классам. Учителя, у которых были семьи, возмущались – отобран выходной день. Но на этом настоял директор Михаил Ефремович Баринов. А коли Барин приказал… Многие считали, что ему бы не людьми – роботами командовать. И откуда он только взялся? Думали, из военных, но нет, вроде местный пединститут когда-то закончил. Ну, да бог с ним! А домик на окраине она купила не только и не столько потому, что здесь никто не пристает с вопросами типа – а когда, мол, замуж, да ведь пора уже, не в сорок же лет ребеночка заводить и так далее. Нет. Просто она, увидев этот домик и войдя в него, сразу почувствовала – тут ярче сны. Здесь нет бетонных блоков, которые губят все живое, не пускают иную материю, потому что представляют из себя мертвую застывшую массу, которая не умеет вибрировать, откликаться на внешние раздражители, чувствовать, меняться… То ли дело – дерево. Бревна. До них дотронешься – и словно чувствуешь пульс… Только чей? Земли? Планеты? Всего мироздания? Она любит трогать свои стены – и они отвечают ей теплом. И сны входят в этот дом спокойно, без опаски, и качают Велю словно в колыбели… И никто не знает, как ей хорошо и как она счастлива…
Да, но… Уже почти девять, а автобуса все нет и нет. У нее шестой класс, у нее сейчас Дубровский, и кроме собраний будет еще факультатив по литературе – чего стоит убедить современных девочек, что выйти за князя Верейского для Маши Троекуровой – трагедия, ибо любит она другого.
- Ага, этого разбойника, который бегает по лесам с какой-то бандой и уж никак не сможет содержать семью, - замечает целая группа девчонок, причем говорят все разом, считая, что Маша поступила правильно.
Веля как могла защищала Владимира – он же боролся за справедливость, он, в конце концов, совершенствовал этот мир! То есть выполнял главное назначение человека!
- Ну и что? И Маша тоже будет совершенствовать мир. Вместе с князем. Помогать бедным, например, - не отступали девчонки.
- Князь видел, что творится у Троекурова. Но не восстал против зверств, против травли старого Дубровского… Заслуженного человека, патриота…
- Так ведь Троекуров-то тоже заслуженный человек… Гром победы, как говорится, раздавайся…
У Вели тогда опустились руки. Но надежда переубедить девчонок не погасла.
И где же этот автобус? Пожалуй, надо идти пешком. И уже – бегом. Должна успеть – ведь ее школа тоже находится на окраине города. А директор был бы рад, если бы они работали двадцать четыре часа в сутки. Он был бы просто счастлив. Ходил бы и улыбался в свои усы. Он весь очень правильный и всем своим видом показывает, что говорит только взвешенные, продуманные вещи. Однако в большинстве своем это - избитые фразы о необходимости повысить успеваемость, поднять дисциплину и так далее. Как будто успеваемость - это планка для прыгунов в высоту, а дисциплина – потерянная кем-то ценная вещь. Хотя ей иногда кажется, что мысли их директора гораздо глубже и значительней, просто он не умеет этого выразить. Веля считала, что вообще эти слова – поднять, повысить неприменимы к детям, чей мозг в большинстве случаев ленив, но и любопытен, чьи души трепещут от прикосновения к неизведанному – к первой любви, например. Она очень любит своих ребят. И умных, и тупых, и смелых, и трусливых – всяких. Они все и есть всякие. Веле всегда хорошо от их гула на переменах, от смешения их мыслей и чувств, в которых она купается, как фанатичный пловец в бассейне. Их энергия держит ее в этой жизни. А она отдает им себя. И чья отдача выше, она не знает. А надо сказать, что она – уникальный учитель. Ведет не только русский и литературу, но и… математику! Так уж получилось, что ей удалось закончить сразу два факультета – филологический и физмат. Больше таких «многостаночниц» среди учителей их города не было. Так что нагрузка у нее колоссальная и зарплата соответственно не самая маленькая. Вот почему каждое лето Веля позволяла себе уезжать в отпуск. Ездила она пока исключительно по России – побывала на Дальнем Востоке, в Уссурийской тайге, на Камчатке, на Урале, не раз ездила в Москву и в Питер. Однажды в компании, которые непременно создаются во время таких поездок, заговорили о том, почему иные женщины не могут выйти замуж. И вдруг она услышала в свой адрес слова, которые до сих пор не выходят из памяти:
- А вот вы, Великанида… Вы ведь ведете себя как замужняя женщина… Да не просто замужняя… Как женщина, которую очень любит муж и которая чрезвычайно довольна своим положением… И это очень любопытно… Вы ведь сказали, что не замужем…
Тогда она подумала – надо же… Вот куда завели ее сны… Все уже написано и на лице, и вообще в ее поведении… И что же делать? Не спать?
А ведь она понимала, что так нельзя. Сны заменили ей настоящую жизнь. Так и до психушки недалеко…
Автобус ее обогнал. По закону подлости. И, конечно же, она опоздала! Вошла, когда директор призывал учителей и родителей бороться единым фронтом! Понятно, за что. Ему похлопали. Потом начались нудные выступления представителей районо, администрации города – речь шла о деньгах, стройматериалах для предстоящего ремонта, об охране школы и о других делах. Веля незаметно прошла в свой класс, откуда было все слышно, и села за парту. Вновь говорил директор, и Веля слышала: попробовать… убедить… заинтересовать… наказать… Иногда в разговоре с директором ей казалось, что он прячет за этой своей оболочкой, за большим лбом и пшеничными усами, за холодным взглядом, резким голосом себя – совершенно другого, молодого, горячего, влюбчивого и очень красивого человека. Но ни одного раза он не дал ей поверить в это до конца. Ну, да ладно! Сегодня она особенно горячо хотела, чтобы день скорей пролетел, чтобы вновь наступила ночь, которая позволит ей узнать – как он там, ее любимый… Мысли ее иногда заходили далеко, слишком далеко – он ведь вот-вот сделает ей предложение… Там, во сне… Хотя в действительности для этого были препятствия. И что же делать? Как поступить? Разумеется, она согласится. И что дальше? А если она, например, родит ребенка и если сон – это действительно другая реальность, то как же она будет оставлять там своего малыша и уходить от него сюда, в эту действительность?.. При такой мысли Веля холодела – и от этой перспективы безысходности, неизвестности, и от того, что в такие минуты была убеждена – она сходит с ума… Наверное, надо кому-то сказать об этом… Чтобы ее убедили… Или переубедили… Только вот в чем?
Плеча Вели коснулась чья-то рука, и она вздрогнула. Паша… Павел Сергеевич, преподаватель физики. Вместе учились. Вместе пришли в эту школу. Возможно, Павел хотел, чтобы и дальше все было вместе, да только еще в студенческие годы он неудачно женился и теперь отбывал наказание за свою опрометчивость.
- Барин сегодня не в ударе. Вроде как заболел. Ты уже знаешь, да?
- Про что? Что случилось-то?
- Барин от жены ушел. Сам слышал, как он в учительской говорил. Я, говорит, как за дверь вышел, мне так легко стало, словно я растворился в тумане… Стал невесомым… Вот ведь Цицерона-то как пустил!
«Пустить Цицерона» - это было любимое выражение Паши. Он произносил эти слова с такой ухмылкой, что не смеяться было невозможно. Однако Веле стало любопытно.
- А почему он ушел-то? Так ведь любит говорить о морали…
- Так она у него из этих…
- Из каких - этих?
- Ну, из администрации, из тех, кого начальство мужского пола все время брало с собой в командировки… Как сумку с вещами, понимаешь? Сейчас вон специальная служба есть сопровождения больших персон, этим девицам платят хорошо, а раньше все так, на халяву было.
- А дети-то у них есть? – поинтересовалась Веля.
- Да какие там дети! Там детьми и не пахнет! Так что еще один жених в нашем коллективе появился.
- Почему – еще? А первый кто?
- Так я же! - чуть не закричал Паша. – Я ведь тебе на днях говорил – все, развелся!
Она извинилась. Надо же, он говорил, но это как-то не отложилось у нее в памяти… И опять ей стало страшно – неужели та, «сонная» жизнь перевешивает, становится для нее более значительной? Как бы ей в таком случае не впасть в летаргический сон, о котором сейчас так много пишут…
- Так что мы двое – для тебя одной! – подвел итог Паша. – А что? У нас ведь, кроме тебя, все, кажется, замужем. А я замечал, как Барин на тебя иногда посматривает… Да, да, видел, клянусь!
Ей хотелось расхохотаться, но она почему-то молчала. А Паша не молчал:
- Ну, а поскольку наш Михаил Ефремович больше похож на электрический столб, чем на человека, то я не ревную. Заметь – только поэтому… А так бы…
Что было бы, он не успел сказать, потому что собрание кончилось и родители стали растекаться по классам.
- Хочешь, твоим два слова скажу про физику? – предложил Паша. – Чтобы мотали на ус и покупали детям дополнительную литературу. И чтобы выбросили все решебники… И как только разрешили их издавать?
- Идет. Как освободишься, заходи.
Паша ушел в свой класс, а Веля стала встречать родителей, а также бабушек и дедушек. Они рассаживались за столы, как дети. И были удивительно похожи на своих ребят. Вот Алешина мама крутит шеей так же, как Алеша… Вот Лерин дедушка недовольно надувает губы – ну точно как его внучка. Вот походкой зэка – руки в карманах – идет неизвестный пока папа. Впрочем, так же ходит новый мальчик Гриша… Сейчас она будет разговаривать с копиями своих ребятишек, которые представляют из себя слепки предков…
Веля подошла к столу. Все затихли. Она уже открыла рот, но вместо слов сделала лишь глубокий вдох, ибо в это самое время открылась дверь и в нее стрельнул острый глаз Барина, и как-то требовательно прозвучал его вопрос:
- Великанида Харитоновна, у вас все в порядке? Я вам не нужен?
И вот эти-то слова – я вам не нужен – он произнес с такой удивительной нежностью, что она онемела.
- Да… Все в порядке, спасибо… И… в общем-то, вы нужны нам всем… И я была бы рада…
Михаил Ефремович мотнул головой, словно стряхивая с себя какое-то наваждение, и медленно произнес:
- Понятно…
Дверь захлопнулась. Ничего не произошло. Родители сидели молча и гадали, что она скажет про их дорогих и любимых. А у нее пересохло в горле. Неужели Пашка прав и Барин положил на нее глаз? Но почему этот его глаз так стреляет? Хотя… Что за этим «хотя», она боялась думать. Да и – зачем?
Продолжение следует.
На снимке - картина Петра Солдатова.
Приходите ко мне и по другому адресу, в VK https://vk.com/club224151564
Всё есть везде. "Звёзды", скандалы, мистика