В тот год приехали поляки. В нашем пионерлагере всегда был один какой-нибудь особенный отряд, детдомовский или отряд боксёров со спортшколы. Держались они обычно обособленно.
Поляки поступили так же, держались ото всех на расстоянии, но сразу всех заинтересовали, не то, что боксёры.
Я, как и мои подросшие со времени моего первого приезда в «Юнгу» друзья, в то время был уже матёрым пионером. Дружил с боксёрами и командовал первым отрядом. Водил его за собой строем на утренние «линейки», рапортуя председателю совета дружины о нашей готовности.
Немного замешкавшись со старшей пионервожатой после «линейки» (надо было отнести знамя на пост номер один и выставить к нему охрану из «часовых»), я пропустил в тот день заезд польской делегации. Приехали они не вместе с нами, не в первый день лагерной смены.
Дети, привезённые из Польши, были в основном девчонками, что и вызвало тогда мой интерес, возраст был подходящий.
Они заняли целый этаж нашего корпуса, и, когда мы поднялись с моим другом Костей к ним знакомиться, то были далеко не первыми на третьем этаже.
Двери палат стояли распахнутыми, возле них толпились. За дверьми бойко шла торговля. Польские дети привезли для обмена или продажи разную сувенирную продукцию, яркую, нами, пионерами, ещё невиданную.
Вскоре всё такое же заполонит ларьки в грядущем для нас кооперативном изобилии. И сменятся в стране кумачовые знамёна на блестящую мишуру, от надутого «Бубль-Гума» до, не менее наполненной, Саманты Фокс.
Мне всегда было сложно сосредоточиться на вещах, я и тогда больше рассматривал приезжих, но почему-то то мне запомнился брелок в руках одной из них.
В небольшой прозрачный кусочек пластика с колечком была запечатана цветная двусторонняя фотография. Фото было настолько неприличным с обеих сторон брелока, что он запомнился мне и занял почти целый абзац в моём рассказе об этом спустя 35 лет после увиденного.
После беглого осмотра третьего этажа я отметил для себя двух и некоторую общую развязность в поведении иностранных гостий. Правда, за пределами выделенного им пространства они держались уже настороженно, ходили группами по несколько человек, ужасно матерились прямо по-русски и тут же убегали, что довольно-таки затрудняло общение.
И я решил действовать в танце. На дискотеке, в тёмном зале клуба со сдвинутыми к стенкам скамейками, под грохот динамиков и мигающие лампочки, девчонки из Польши чувствовали себя свободнее и исполняли незнакомые нам танцы в причудливых движениях, чем ещё больше вызывали интерес. Среди них выделялась одна, постарше остальных, не помню как её звали, но в её танце были настолько замысловатые фигуры, что я невольно залюбовался. Это было потрясающе.
— Это ерунда, — сказал мой друг Костя, непревзойдённый танцор в моих глазах. — Хочешь, я тебя за неделю научу так же?! Не веришь?
Хочу ли я?! Да, конечно, хочу!!! К тому же я безоговорочно верил другу Косте, мы были вместе в лагерях лет с девяти, прошли путь от седьмого отряда до первого, кому, как не ему, мне было верить?
Хотя вот помню... Было нам лет по 10, тогда в конце третьей смены каждый из мальчишек нашего отряда всё-таки набрался за лето смелости и пригласил на медленный танец кого-нибудь из девчонок, я не смел. Несмотря на предварительные репетиции танца с Костей, на насмешки мальчишек, на, как я сейчас понимаю, заинтересованные взгляды девчонок, я держался.
Я оставался последним в девстве, как шутили мои возмужавшие на дискотеках друзья. Пару раз я решительно шёл через танцевальный зал к девочке Юле, которая мне нравилась, очень. Шел с намерением, но разворачивался по пути и возвращался на скамейку.
Робел, одним словом. Только смотрел на Юлю издалека, из темноты зала, и не решался.
И тут, на одной из последних дискотек лета, случилось невозможное. Юля сама меня пригласила! Да-да, сама подошла ко мне! Я как раз сидел, склонившись, и завязывал шнурок на кедах. Я даже не видел, как она подходила.
Она дотронулась до моего плеча, взяла за руку и вытянула на медленный танец под изумлённые взгляды всех вокруг.
И все вокруг перестали для меня существовать, остались только мы вдвоём, её руки у меня на плечах, её хрупкая талия в моих и только музыка, в такт которой мы медленно кружились, одни во всём зале.
Вечером, когда мы вернулись в свою палату, я был неимоверно счастлив и горд собой. Сама! Она сама меня пригласила!
Я победоносно принимал поздравления от друзей, и ночью мне продолжал сниться наш танец с Юлей.
Только на следующий день ребята открыли мне глаза на происходящее и вообще на жизнь.
Оказалось, что они все скинулись на мешок конфет, ну, у кого сколько оставалось от родителей в конце смены, и за эти конфеты уговаривали девчонок пригласить меня на танец. Юля согласилась...
В тот день мир стал другим. На ребят я не обижался, и после, из года в год, продлевал с ними дружбу, из лета в лето.
С Костей особенно, с ним мы всегда попадали в один отряд. Однажды даже провели вдвоём целый месяц, в неподходящем для нас возрасте, в старшем отряде. То ещё было испытание, как двое новобранцев в роте старослужащих.
Но всему свой срок, приглашаю вернуться к танцам.
Костя легко перенял манеру исполнения полячки и неделю тренировал меня на задворках лагеря, где нас никто не мог увидеть. Там, где я разучивал с ним свой медленный танец пять лет назад.
И в этот раз я был старательным и усердным, мой учитель танцев был терпеливым и требовательным.
Уже к следующей дискотеке я был готов удивлять.
Мы сидели под музыку в тёмном зале клуба, ждали прихода поляков и подходящую по ритму музыку в динамиках, они должны были совпасть для моего эффектного выхода в танце.
Что вскоре и произошло.
Я вышел прямо напротив той девушки, с замысловатым танцем, и исполнил такой же, но не весь. Весь не успел, она почти сразу развернулась и ушла, показав мне на прощание вытянутый средний палец руки.
Что это означает, никто не знал. Да-да, вообще никто!!!
Мы с Костей отправились на улицу, и там мне удалось отловить одного поляка. После долгих разговоров, под угрозами, он объяснил, как мог, значение этого жеста. Мы рассмеялись и отпустили его.
Я понял, что я на верном пути.
Вечером танцующая полька, через свою подругу, пригласила меня к себе в палату. Для объяснений, как мне было предварительно передано.
Я пришёл, она ждала меня одна, и от неё-то я и узнал, что она состоит уже в отношениях, собирается по возвращению замуж и что, пусть я ей и симпатичен, но она ни в коей мере не хотела бы давать мне поводов для ухаживаний.
Всё это она произносила с таким милым акцентом, перемежая слова матерными, немного нервничала.
Я прикрыл дверь и сел с ней рядом на краешек кровати.
До отбоя оставался ещё целый час, и мы с ней его проболтали, поднимая поочерёдно разные темы, касаясь политической обстановки в мире, затрагивая острые проблемы, стоящие перед человечество.
В беседе друг с другом, мы, разгорячённые спорами, для убедительности, помогали себе руками...
А тот жест со средним пальцем, с которого у нас с ней всё началось, он удивительно быстро прижился в лагере. Уже через пару дней даже сопляки из младших отрядов уверенно показывали его друг другу.
Когда я осенью вернулся в школу и впервые показал кому-то средний палец, меня не поняли. После недолгих объяснений дело дошло до драки. Через неделю моим способом стали объясняться все.
А ещё через неделю я получил по почте письмо из Польши. Отвечать я на него не стал, но до сих пор храню среди старых фотографий.