Познакомившись с разными школами и направлениями в буддизме, я, сравнительно недавно, осознал, что как философ Цонкапа, с моей точки зрения, является непревзойдённым в Тибете. Но это моё личное мнение, конечно, могут быть и другие мнения. И сейчас я расскажу о нём немножко вот с этой стороны — как о философе, потому что биографию его мы все более-менее знаем. Знаем, что родился он в 1357 году и прожил до 1419-го.
Цонкапа как философ мне интересен знаете чем? У него был настоящий философский подход, он не был начётчиком, никому не верил на слово — всё проверял сам, добирался до первоисточников везде. Это принципы, которыми должен руководствоваться каждый, кто ищет истину, я думаю. Потому что, скажем, вот совсем недавно мы работали над «Ламримом» с монахами из Гоманг-дацана. Они замечательные знатоки и прекрасно знают материал, с их помощью много ошибок в «Ламриме» удалось исправить. Но для них, например, «так сказал Чандракирти» или «так сказал Цонкапа» — это критерий истины. А для Цонкапы такого критерия не было. Что бы кто ни сказал — он добивался собственного понимания, и настоящий буддийский подход состоит именно в этом.
У всех великих буддийских Учителей, с которыми я сталкивался, я это качество постоянно находил. И не только в Махаяне. Както в Сарнатхе один индийский профессор привёл меня в тайский храм. Настоятель там был старенький, темнокожий — родом из Южной Индии, ходил в одной набедренной повязке, весь традиционный до невозможности. С ним можно было немножко поговорить, поскольку они с этим профессором были старыми друзьями, и я задал ему вопрос. В то время я интересовался образом Будды, и часто в буддийских книгах, в том же самом «Ламриме», мы можем встретить в описаниях, что у него были синие глаза, — это один из его тридцати двух признаков. А геше Чжамьян Кьенц, который нас в Петербурге учил, говорил, что «синий» — это образное выражение, означающее просто тёмный цвет глаз. Ну и я у настоятеля тайского храма спрашиваю: «А Вы не знаете, какого цвета глаза были у Будды — действительно синие или тёмные?» Он посмотрел на меня и говорит: «А я не видел Будду». Я говорю: «Я понимаю, что не видели, но в каноне-то как говорится?» Он говорит: «Ты знаешь, кто писал этот канон? Писали его разные люди, и очень осторожно надо относиться к тем словам, что там есть».
Это меня поразило, потому что уж святая святых, казалось бы, — буддийский канон, Слово Будды! Но настоящие буддисты ничего на веру не принимают, они всё «проверяют на вкус», выясняют на личной практике.
Когда-то к нам приезжал геше Ньингма из Нью-Йорка, и он мне процитировал шлоку: «Я признаю это не потому, что так сказал Будда, и не потому, что это слова моего великого Учителя, и непотому, что так написано в шастрах. Я признаю это потому, что это имеет смысл». То есть постижение смысла должно быть всегда личным. И Цонкапа являлся тому примером. Как и другие великие буддийские Учители, он был одним из самых образованных людей своего времени. Он не только постигал Дхарму — например, с юности начал осваивать медицину и уже в девятнадцать лет был, как говорят, неплохим врачом. Он изучал всё, что было доступно в то время. И как вы думаете, к какой школе принадлежал сам Цонкапа? Он был ньингмапинец, из ньингмапинской семьи. Но это ничуть не мешало ему ходить из школы в школу и получать образование во всех направлениях тибетского буддизма, какие только были в его время. Он и у последователей кагью учился, и в ньингма, и в сакья, но больше других чувствовал близость к школе кадам, которая в тот период уже сошла на нет и не существовала в Тибете. Когда у Цонкапы появилось много учеников, он хотел, чтобы их сообщество считалось новой школой кадам, потому что линия кадам была самая серьёзная, и принципиально серьёзная.
Видите ли, в Тибете в то время, когда развивалось множество разных направлений буддизма, уже было примерно, как… как у нас в девяностых годах. Много учителей: этот учит тому, тот этому, здесь богу Джамбале мы молимся, тут Зелёной Таре, там ещё кому-то. И в чём суть буддизма, понять было не так просто. И когда Атиша принёс учение, позднее названное кадам, в Тибет, он обобщил в нём всё, что было самым главным в Учении Будды, — сложилась целостная система практики воззрения. Цонкапа занимался тем же самым. Идеей, которая насквозь пронизывала его деятельность, была идея понимания Слова Будды как непротиворечивого. То есть в буддийских текстах мы встречаем зачастую высказывания то в одну сторону, то в другую сторону: в одном месте говорится, например, что душа есть, в другом — что души нет.
Цонкапа дотошно исследовал все эти вещи и пытался доказать — и доказал! — что противоречия при чтении такого рода текстов возникают потому, что мы не учитываем контекста, в котором Будда изрекал каждое конкретное высказывание. Буддийское учение всегда контекстуально. Одного человека нужно «вправо» подвинуть, чтобы он на путь встал, другого «влево», поэтому одному говорится одно, другому — другое. Всё индивидуально. Цонкапа в полной мере это учитывал.
И его ничто не останавливало на пути образования, никакие, как я уже говорил, преграды — ни разность в воззрениях школ, ни социальный статус Учителей. Помню, мне мой первый Учитель, Жимба-Жамсо Цыбенов из Бурятии, рассказывал: «Ты представляешь, Цонкапа, уже будучи прославленным учёным, учился у пастухов!» Понятно, что пастух для скотоводческих народов Бурятии относится к наименее образованному пласту населения. Но только у них сохранилась передача Чёрного Манджушри при жизни Цонкапы. И он ходил к пастухам и получил эту передачу, а затем практиковал и развил свои способности так, что позже, с помощью Ламы Умапы, достиг непосредственного контакта с Манджушри, благодаря чему смог лучше понимать буддийскую философию.
С этим у него тоже были проблемы. Когда, как рассказывает легенда, он уже смог через Умапу общаться с самим Манджушри, то спросил у него: «Моё понимание пустоты ближе к сватантрике или к прасангике?» Я тут условно говорю, конечно, потому что никаких «сватантрик» и «прасангик» не было в то время, это всё тибетцы потом придумали. Манджушри отвечает: «У тебя ни то, ни другое. Для понимания пустоты тебе не хватает добродетели». Цонкапа был человеком умным и понимающим, и вместе со своими восемью учениками он отправился в отдалённое место (по-моему, месяцев на восемь или, может быть, на три года даже), где делал практики собирания заслуг: подношение мандалы, цаца, простирания и прочее.
Мы этого часто не понимаем. Нам кажется: сиди, читай больше книжек — и поумнеешь. А оказывается, есть и другие факторы, которые надо учитывать. И если ты изменишь своё сознание на более благое, творя добрые дела или собирая заслуги таким путём, как прописано в традиции, то в какой-то момент почувствуешь, что твоё понимание воззрения становится глубже. Это примерно как в спорте с общефизической подготовкой: не можешь перепрыгнуть планку, взять определённую высоту — не прыгай, а пойди позанимайся, покачай мышцы и так далее. Потом будет легче и перепрыгнешь. … Так Цонкапа постиг пустоту и другим это объяснил.
— Андрей Терентьев. «Чже Цонкапа как философ: тибетский спор о двух истинах и концепция Эверетта-Менского».