Двадцать шестого июля 1951 года в Великом Новгороде археологи обнаружили первую берестяную грамоту. С новыми находками в истории древнерусской письменности XI-XV веков открылось новое – древненовгородский диалект (диалект позднего праславянского языка, входящий в группу восточнославянских диалектов), который гениальный лингвист Андрей Анатольевич Зализняк назвал «самой древней из известных нам форм записанной живой славянской речи». Ведь большинство берестяных грамот – частные письма, где фигурирует бытовой, разговорный, язык. Перевести их на современный русский язык неспециалисту сложно, еще сложнее – придумать диалог между жителями Древнего Новгорода. Собственно, к чему это я? Недавно попалась мне пьеса «Гориславич» (1919 год), в которой писатель Алексей Павлович Чапыгин (1870–1937) попытался реконструировать живую речь людей конца XI века. Решила рассказать, что из этого вышло.
КНЯЗЬ ГОРИСЛАВИЧ
Князь Олег Святославич (ок. 1053–1115) – внук знаменитого Ярослава Мудрого, представитель черниговской линии Рюриковичей. И один из героев многолетних затейливых княжеских междоусобиц на Руси. Воевал он с дядями, двоюродным братом Владимиром Мономахом и его сыновьями (одного из них сам крестил по рождении, сам же и убил потом в битве) за Черниговское княжество, которого несправедливо лишился после смерти отца. Для достижения цели не гнушался ничем: например, заключил союз с половцами. Вот что говорит о князе автор «Слова о полку Игореве». «Были века Трояна, минули годы Ярослава, были и войны Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом раздоры ковал и стрелы по земле сеял...Тогда при Олеге Гориславиче сеялись и прорастали усобицы..., в княжеских распрях век людской сокращался. Тогда на Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по-своему говорили, собираясь лететь на поживу». В «Слове» князь именуется Гориславичем и есть три версии происхождения прозвища. Первая: за горе, что принесли русской земле его усобицы. Вторая: по тому горю, что он перенес сам. Ведь князя лишили наследных земель, он был изгнан с Руси. Третья, самая маловероятная, на мой взгляд: за воинскую удаль, от толкования имени Горислав как «горящий славой».
Скончался же князь тихо-мирно в Чернигове и был погребен там в древнем Спасо-Преображенском соборе.
ЧАПЫГИН И ПЬЕСА «ГОРИСЛАВИЧ».
Будущий писатель родился в 1870 году в бедной крестьянской семье, жившей в глухой прионежской деревне (современный Плесецкий район Архангельской области). Ко времени выхода первого рассказа (1904 год) в его багаже были два года учебы в начальном сельском училище, работа букворезом в мастерской, диплом подмастерья живописно-малярного ремесла, росписи храма на Шипке, и годы самообразования. Затем было знакомство с Ивановым, Ахматовой, Репиным, Куприным, Короленко, Блоком, Горьким; серии рассказов и роман о северной деревне, о деревенских выходцах, которые стали городскими ремесленниками.
На Олега Святославича-Гориславича Чапыгина «навел» Максим Горький. Правда потом писатель в мемуарах будет говорить о самостоятельном выборе героя. В конце 1918 года Чапыгин уехал из голодного Петербурга в более сытый Харьков, где «засел за летописи» (за Лаврентьевскую, Ипатьевскую, и Новгородскую Первую). В 1919 году работа над пьесой была завершена, а в начале 1920-x писатель вносит в рукопись правки. Так, вместе с выдающимся лингвистом-русистом Владимиром Викторовичем Виноградовым (1894-1969) он «вычищает» текст от «введенных им при изучении «Киевской летописи» болгарских слов, а также «от чтения новгородских летописей». Затем сверяет описания одежд и оружия по фундаментальным работам археолога, историка и археографа Павла Ивановича Савваитова (1815-1895) и филолога-слависта, палеографа, этнолога Измаила Ивановича Срезневского (1812-1880).
В пьесе «Гориславич. Драматические картины XII века» (рассказ о князе автор завершает событиями 1096 года, искренне не понимаю, почему в названии пьесы и последующих рецензиях фигурирует XII век; видимо, по дате реальной смерти) Чапыгин осваивает исторический материал художественно. То есть делает князя героем социально-политической драмы, вовлеченного также в религиозно-нравственный и любовный конфликты. Ради этого писатель нарушает историческую хронологию событий, выводит несуществующих в реальности персонажей. По ходу пьесы в борьбе за черниговский стол, за отчину, он теряет брата, сжигает на костре как ведьму возлюбленную и погибает в битве.
Пьесу в итоге не поставили и не опубликовали.
ЯЗЫК ПЬЕСЫ: «РУССКИЙ ДУХ»?
Приведу оценки языка пьесы коллегами Чапыгина по писательскому цеху. Евгений Замятин: «Никому непонятный подлинный язык XI века». Максим Горький: «Написал, понимаете ли, пьесу «Гориславич», на языке XII века. Непосвященный даже не уразумеет. Поставить ее в театре нельзя. Да и прочитать – едва ли возможно. Но человек, как волшебник, перешагнул через тьму времени и заговорил языком XII века так, точно всосал его с материнским молоком. Для этого способностей мало, надо иметь нечто большее. Необыкновенные вещи надо ожидать от этого чудодея». Александр Блок назвал Чапыгина «предтечей спасителя русского языка» от «газеты, улицы, специальной иностранной терминологии, политических слов и обывательщины всех видов». «“Гореславич”(да, Блок писал не «Гориславич», а Гореславич») написан языком, который без словаря непонятен, но вместе с тем – это наш, родной язык, и это я чувствовал в каждой строчке – очень странное чувство, потому что из десяти картин я все-таки мог одолеть только три, а остальные проглядел кое-как и одолеть не мог», – писал Блок. Интересно, что речь одного из персонажей пьесы – половецкого хана Тугоркина, Блок называет «коверканьем старого русского языка XII века на татарский лад». Также он предлагал напечатать пьесу с приложением словаря и завершил свою рецензию так: «Кто захочет прочесть пьесу, тому русский дух, может быть, со слепу и от современности опротивевший, станет опять милее и роднее».
Между тем, с высоты современных лингвистических знаний, можно сказать: реконструкция живой речи людей XI века Чапыгину мало удалась. По сути, он внедрил в современный ему строй литературного языка древнерусские и церковнославянские слова, а также созданные на их основе окказионализмы. Напомню, Чапыгин изучал летописи, которые в той или иной пропорции совмещали два вида лексики: литературную церковнославянскую и собственно древнерусскую – живую, используемую при общении. Также, я полагаю, он использовал «Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» Срезневского. Я не зря упомянула в начале статьи новгородские берестяные грамоты: у них есть оригинал и перевод, который подразумевает не только толкование того или иного слова, но и понятные нам речевые конструкции. У Чапыгина же при «обратном переводе» получилась механическая замена современных слов древними.
«ТЫ КТО? ТЕКИ ВНУ!»
Приведу отрывок из второй картины пьесы.
«Простая курная изба. Потолок черный. Кругом избы – полки, ниже полок изба выбелена глиной. В глубине – печь с лежанкой; справа от зрителя, через избу поперек идет воронец, на нем – полати, на печи, сбоку, светец, в нем горят две лучины ярко и дымно. Окна избы узенькие, горизонтальные, лишь одно с левой стороны, где стоит стол, – большое с частым переплетом, слюдяное, называемое красным. Стол большой, покрытый домотканой пестрой скатертью. В глубине дверь, по избе идут лавки. Попадья сидит на лежанке, прядет, рядом с ней сидит на скамье монах, у двери ближе к столу сидит бродяга. Попадья в красных чулках. Под скамьей, где сидит монах, веник. В углу у печи – помело. ...Дверь быстро распахивается, в избу, слегка сгорбясь, оглядываясь по сторонам, пролезает человек роста выше среднего, с окладистой недлинной бородой, в собольей шапке с бархатным желтым верхом, в рыжем корзне, отороченном по подолу соболем, забрызганном грязью, в желтых сафьянных грязных сапогах, с обнаженным мечем в правой руке.)
Попадья (кланяется)
Здравлю ти, княже!
К н я з ь (выйдя на середину избы и тыча мечем в пол)
Хто зде хозяин?
П о п а д ь я (продолжая кланяться)
Попа нету! Я попадья, подружие попово.
К н я з ь (тыча мечем в пол)
Не люблю подполья, у тя, попадья, долу под мостом есть подполье?
Попадья
Простой мост, княже! Не иму подполья, прости рабу – не вышла тя приветить!
Князь
Тиуна приветь, али посадника, князя Олега привечать не мни!
Попадья (испуганно)
Спаси Господь от Олега! Эко язык блудит. Ладила речи: бывай начасте, а вышло не ладно – так ты не Давыд-князь?
Олег
То брат ми, не единочадный, единоколенный! (Тыча мечем в шкап). Зде, попадья, што угнетено?
Попадья
Да ту, княже, хоронятся поповы порты и мно, что потребно храмине.
Олег
Волшвением не займуешься ли? Не замечен ли ту некий див ужастен, на потребу волшбе клещения ради души? Не мечешь ли кобью и зернью, чтоб пытать люди? Страшись, ежли имашь сие!
Попадья
Ой, княже, отче-батюшка! Что ты... Священна одрина попова – я бью поклоны на Спасов лик, едва лишь денница, и по вечери бью...
(Олег ходит по избе и оглядывает всякий угол подозрительно, подходит, замечает бродягу на полатях.)
Олег
Ты хто?... Теки вну!..
Б р о д я г а (быстро соскакивает и, сорвав с головы шапку, кланяется).
Аз калика, княже! Калика, убог на десну стопу...
Олег
Теки! Смерду без нужи с князем не добре в храмине быти...
(Бродяга пятится к двери)
Олег
Чуй, рабе! (Олег подходит к бродяге). Ты разумен ли?
Бродяга (кланяется)
Чую, княже! Тщусь быти веглас.
О л е г (давая ему серебра)
Иди на Суждаль борзо и славь на вече Олега-князя – рци еси, князь Олег доблий кметь – да потягнете за князя!
Б р о д я г а (кланяясь низко)
Теку, княже, чую! Теку! (Исчезает в дверях.)
Олег (монаху)
Ты, мних, отколе?
Монах (вставая)
О, скорбен ушима! Не чую...
Олег (громко)
Отколь притек семо?
Монах
Аз мних монастыря Печерского!»
Еще отрывок из той же картины пьесы.
«Олег
Не сие недобро, а то неладно, попадья, что в храмине твоей черно, яко у слепца в зенице. Аз мню веселитися и тек не в церкву. (Кричит). Гой, отроки, семо, семо! (Откидывает корзно и вкладывает меч, входят три воина). Светочи сюду!
(Воины уходят и возвращаются с фонарями из слюды на коротких подставках. Встают двое у стола, один у дверей.)
Олег (сбрасывая на стол шапку, воинам)
Али не ведаете князя, холопи? Князь Олег – бражник, пошто праздна его трапеза?..
(Воины и попадья спешно уходят, попадья возвращается с работницей девкой, они ставят на стол медную яндовую и медяные ковши, братины с вином и деревянную тарелку с коврижками.)
Олег (ходит по избе, говорит про себя, оглядывая избу).
Древний сруб, знать, сия храмина давно не зрела смаги?
Попадья (с поклоном, Олегу)
Не полоши, княже, глупую бабу! Пей вино да яждь, что Бог дал – бывай начасте нас скудных полюбишь, а тугу кинь.
Олег (подходя к столу)
Туга до черна угрызла сердце – то правда! Ты мнишь, попадья, изгою как псу пристало лакать из олова? (Сталкивает на пол яндовую и ковши).
Попадья (разводя руками)
Да ежли б не попа, брадатого бражника, ждала, а сокола князя, то себя в закуп дала бы, да уготовала ины судна! Ковши не мечи на мост, не поганы пили из них – хрестьяне (подбирает и уносит посуду)»
Пьеса цитируется по источнику: «“Гориславич”. Исторические картины XII века» А. П. Чапыгина (Вступительная статья, подготовка текста и комментарии Т. В. Игошевой). Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 2018-2019 годы.
