— Удачи, Артур.
— Не скучай, Дик! — Капсула раскрылась, и я с гиканьем нырнул в тяжёлые облака чужой планеты. На меня сразу обрушились волны чудовищной жары, а по коже заскребла металлическая пыль.
Донельзя довольный, я отдался абразивным ураганам Тантала, способным освежевать бронированный корабль. Но не кожу, армированную карбонитридом гафния и прочими легирующими прелестями со сложными названиями.
Наконец-то я в строю!
— Поостерегись, приятель, — заметил Дик, благоразумно державший звездолёт на безопасном расстоянии, — бессмертием тебя ещё не наградили.
Я фыркнул и, распахнув крылья, спланировал поближе к раскалённой поверхности. Местные температуры для меня — что поход в сауну.
— И особым умом, похоже, тоже нет… — протянул мой ИИ-симбионт.
Я пропустил мимо ушей шпильку искина. Чувства обострились. Находясь в теле существа, биология которого столь удивительна и невероятна, я стал живым сенсором, изучающим невозможный мир. Первопроходцем в аду.
Освоившись, я приступил к сбору данных. Климат, аэродинамика и состав атмосферы, геология и картография угрюмых материков с лавовыми морями — это и многое другое я посылал Дику на обработку.
Никакие зонды и межпланетные станции не протянут в местных условиях и нескольких секунд. Я же создан здесь жить. На жуткой планете, угодившей в капкан приливного захвата солнцеподобной звезды. На бывшем газовом гиганте, с которого близкое светило содрало пышную шкуру. На оголённом и плотном ядре, которое, словно кость, обгладывала яростная звезда. Потоки плазмы доводили дневную сторону буквально до кипения, превращая мир в исполинскую комету.
Я оказался рядом с терминатором — на границе вечной ночи и пекла бесконечного дня. Каньоны и рубцы лавовых полей всё чаще пронизывали магматические жилки. Багровая линия горизонта раскалялась добела и сливалась с распухшим светилом. Всё отчётливее ощущался землисто-металлический привкус тяжёлых испарений. Вот остались позади потёкшие, словно свечи, скалы, и я разглядел…
— Артур! Давай-ка возвращайся, — заволновался искин, заметивший резкий скачок температуры.
Я же созерцал кипящий океан, раскинувшийся на полпланеты. Его поверхность сияла, как расплавленное золото. И, витая у края преисподней, испаряющей металл и камень, я испытал непреодолимое и глупое желание окунуться в стихию. Беснующийся ураган из паров руды подхватил меня и закрутил, как опавший лист. Тяжёлый ветер до боли стиснул тело. Хрустнули крылья. Невыносимый жар вышибал дух. Гибнущие рецепторы окатило спектральным неистовством.
Тантал поймал меня на самоуверенности и теперь сжигал заживо. Он ясно дал понять, что здесь не выжить никому и никогда.
Даже мне.
Приближался ослепительный океан. А затем пришла боль. Беспредельная, как муки Тантала.
Столь сильная, что подарила забвение.
***
— С возвращением, — голос Дика расколол обсидиановую тьму, и я вновь очнулся в биостагнационном саркофаге.
Как и всегда.
Всего лишь сон. Да, кошмарный, но такой яркий… И с потрясающим послевкусием. Уж лучше быть во лжи бессознательного, чем возвращаться в тело, парализованное прионом Маубру.
Ну, здравствуй, циничная реальность. Благодаря тебе моя безграничная вселенная опять сжалась до размера саркофага. Беспомощного ангела-хранителя, ушедшего в глухую оборону паллиативной медицины.
Скоро недуг парализует дыхание. Но сперва он лишит меня сна. Затем погрузит в хаос сумасшествия. За годы врачебной практики на странствующих ойкуменополисах Тульверианского Кластера я видел, как многолико безумие, вызываемое инфекционным белком. И поэтому я больше всего боялся рабства у деменции.
После соединения с квантовым перцептроном Дика безграничный мир искусственных снов стал для меня последним ужином смертника. А что мне ещё оставалось?
Погружённый в невесёлые мысли, я не сразу заметил, как кто-то стучится во врата моего сознания. Тук-тук — и Дик услужливо создал образ резной двери.
Я с готовностью нырнул в виртуальный мир из фрагментов давнего прошлого, смешанных с фантазией, и потянул за ручку. Снаружи был пожилой мужчина. Одетый в пёструю рубашку и клетчатые шорты, он выглядел потешно. Гость стоял на световой тропинке, идущей из окутанного вуалью звёздного скопления, и держал свежий номер «Хроноса». Нисколько не пугаясь головокружительной бездны, посетитель снял широкополую шляпу.
— Вот где ты прячешься, дружище, — он с любопытством оглядел жилище, — я надеялся увидеть тебя на солнечном пляже Алмайгета.
Я отошёл в сторону, приглашая гостя зайти:
— Сегодня день воспоминаний, а не фантазий, доктор Изидум.
— Становишься сентиментальным.
— Вроде того, — ответил я и принялся растапливать печь.
Весело затрещали дрова, облизываемые языками пламени. Вскоре приятное тепло разлилось по кухне. Я закончил хлопоты и поставил на стол пару дымящихся кружек.
Изидум развалился на лавочке и смотрел в окно, где плясал свет от старой керосиновой лампы. По ту сторону уюта царила зимняя ночь. Вековые ели в роскошных снежных мантиях тянулись к звёздам, лениво мерцающим на чёрном бархате небосвода. Старик вздохнул.
— Суровая красота, — произнёс он, — это старая Земля?
Я кивнул. Память о холодных временах грела душу. Я застал Землю, покрытую ещё живыми лесами, а не оксигенными колоннами. Даже этот зимний пейзаж, маленькая деревянная избушка с дровяной печкой, — искусная реплика ушедших времён.
— Подумать только, — молвил Изидум, — я много читал о старой Земле. Когда это было?
— Века четыре назад.
— С ума сойти.
Жёлтый огонёк тихо потрескивал и немного коптил. Тусклые лучи от покачивающегося светильника вступили в игру с тенями, которые скакали по бревенчатым стенам и потолку. Я сел за стол и раскурил трубку. Забавно, но Изидум выглядел старше меня. Впрочем, тульверианцу, в отличие от меня, не было нужды бежать с умирающей планеты и погружаться в анабиоз почти на четыреста лет.
— Какие новости? — спросил я, кивая в сторону «Хроноса».
Перед ответом учёный отхлебнул из кружки. Одобрительно крякнув, он с удобством расположился на скамейке и раскрыл газету.
— Исследовательский штат консорциума «Эйфель» сообщил о разработке танбрионного коммутатора пятого поколения… Отлично! Полёты между звёздами станут ещё быстрее. Это получше глубокого сна, из которого ещё не факт, что выйдешь. Верно?
Я пожал плечами.
Он перелистнул страницу и ткнул пальцем в заголовок статьи:
— Кузница высшего разума: красивая сказка или дерзкая реальность?
Заинтересованно посмотрев на Изидума, который с явным удовольствием попивал ароматный напиток, я погрузился в чтение.
«Опубликован препринт работы об успешной реконструкции высшей нервной деятельности людей, страдающих нейродегенеративными заболеваниями. Сообщается, что научная группа под руководством д. м. н. профессора Изидума Хоупа добилась успеха в моделировании и воспроизведении межнейронных связей в многомерном виртуальном пространстве. Исследователи считают, что это не только восстановит все утерянные функции высшей психологической деятельности пациента, но и значительно их доработает…»
Я дочитал статью.
— Занимательно. Но есть проблемы, да?
— Угу — скривился Изидум, — многие боятся перепрошивать пострадавший разум и соединять его с ИИ-симбионтом. Риск огромный. Как и ответственность.
Я выпустил дымное кольцо:
— По шапке получить не боитесь?
— Мы из кожи вон лезем, чтобы остаться в правовом поле. Это большая удача, что статью издал крупный научный еженедельник. И академики из Ассамблеи клюнули.
Он достал из кармана бриджей мнемопланшет:
— Цензоры Ассамблеи, как известно, абы что не пропускают. Здесь все материалы. Я предлагаю тебе быть не просто пациентом с непонятным прогнозом, а… — Изидум замялся, подбирая слова. — Возможность стать совсем другим… человеком. Полностью свободным от болезни. Обновлённым.
Я вытряхнул пепел.
— Воюя с прионом на Тульверии, я чего только не перепробовал. Когда перестали помогать стандартные протоколы, я обратился к нестандартным. Но даже экспериментальные разработки техно- и фармгигантов, ворочающих бюджетами нескольких государств, оказались беспомощными. А что предложите вы? Ещё одну отсрочку? Поймите меня правильно, доктор, я очень хотел бы верить… Но я слишком устал.
Я запнулся. Ещё будучи врачом, я с каждой новой смертью хлестал свою решимость бороться дальше, стремясь заглушить растущее отчаяние. Но когда слёг я сам, не в силах сражаться за жизнь больных, то понял, как именно болезнь убивает человека. Выкорчёвывает из него всё человеческое. И, став развалиной, я по-настоящему испугался.
И сломался. А как ещё назвать побег из объективной реальности в мир фантазий, где боль на мгновение сбивается с твоего следа?
Изидум молча смотрел на меня. Печально, но без унизительного для меня сочувствия.
— Возможно, ты станешь человеком, с которого начнётся переломный момент.
— Почему я, когда есть другие больные?
— Я работаю со многими. Но когда ты попал ко мне в госпиталь, меня поразила твоя сопротивляемость недугу. И я думаю, мы его победим.
— Как?
Профессор улыбнулся.
— Расскажу. Но сперва спрошу: что скажешь о своих сновидениях?
— Мои сны как сериал. Декорации разные, но всё одно и то же. Сегодня был на очередной планете в теле странного существа. Отдам должное, это захватывает.
— А разве сны не отголоски бессознательного, где правда сплетается с вымыслом?
Изидум указал на мнемопланшет.
— Все эти сновидения — явь. Друг мой, ты был на той планете. По-настоящему. В теле удивительного создания.
Повисло молчание. Я выпил и в глубокой задумчивости набил трубку заново. Обманчивая мягкость напитка и наждачная жёсткость махорки слегка уняли моё смятение. Но не скепсис.
— Сомнительно.
— До Тантала ты побывал на Талии, Лютере-15, Геродоте, Кетайгее и так далее, — продолжил учёный. — Не веришь? Вот результаты.
Я включил устройство. Данные хлынули в мою память. Я наблюдал за каждым своим путешествием на иные миры. Невероятно, но Изидум действительно сумел!
Я был потрясён. Нет — шокирован.
— Это непросто принять, соглашусь, — учёный постукивал пальцами по столу, — отныне ты можешь принимать любую биологическую форму, не ограничиваясь рамками какой-то одной генетической и морфологической модели. Раньше бы такое топорно назвали «переносом сознания», но поверь, это нечто гораздо сложнее, шире и глубже. Ты не просто перемещаешься в новое тело. Твоё сознание едино на два когерентных тела. А в будущем даже на три. Или ещё больше.
— Это довольно… контринтуитивно.
— Такова новая жизнь, которую ты можешь выбрать. Хотел стать астробиологом? Исследователем экзопланет? Пожалуйста! Только представь, что ты, предположим, ведёшь врачебный приём. А одновременно исследуешь новый мир, удалённый на десятки парсек. И эти два события прекрасно уживаются, не вредя рассудку! А возможно, ты даже перешагнёшь биологическую грань и станешь первой ласточкой среди энергетических форм жизни!
— Мощно. А если прион меня таки одолеет? — спросил я.
Изидум посмотрел на меня со странным выражением.
— Мы так просто ему не уступим.
— Что ж, тогда поспешите.
Изидум кивнул и подошёл к двери. Открыв её, учёный вдохнул морозный воздух полной грудью:
— Благодарю за гостеприимство. Ещё увидимся. И когда выздоровеешь, я выведаю у тебя рецепт напитка.
— Это глинтвейн. Надеюсь, вы не позволите мне забыть, как его готовить.
Изидум махнул рукой на прощание. Надвинув на голову сомбреро, он шагнул в звёздную бесконечность, оставляя на световой тропинке радужные следы.
***
Наконец-то я мог чувствовать! Но иначе. Более полно. Более сложно.
Я расправил эфемерные крылья и поймал потоки звёздного ветра. Провалившись в танбрионный каньон, связывающий всё во Вселенной, я разделился. Одна моя часть нырнула в бездны водной планеты-гикеана. А другая, став бесплотным «инфотелом», устремилась в странное и страшное место. Недосягаемое ни для каких приборов, оно было крошечной, но смертоносной жемчужиной космоса.
Пока Я-Первый медузой плавал в раскалённой и вязкой, как сироп, воде, Я-Второй приблизился к загадочной цели. Настоящему чудовищу, перед которым бледнеет страшное давление в недрах гикеана.
Магнетару. Молодой нейтронной звезде, тяготение и магнитное поле которой сотрясают пространство, испытывая на прочность фундамент Мироздания.
Я осторожно кружил вокруг звезды управляемым энергетическим сгустком. Крошечная, совсем малышка. Тяжёлая, как два Солнца. Невероятно плотная.
Лавируя сквозь обломочное поле, оставшееся от уничтоженных планет, я одновременно выстраивал инфракрасную карту ледяной мантии гикеана. С одной стороны страшное давление воды, а с другой — содрогающийся вакуум, рождающий легионы виртуальных частиц. Место, где Вселенная показывает свою изнанку.
Реки данных затопили разум. Потрясающе… И шокирующе, как нахлынувшее озарение. Было ли это инсайтом, открывшимся мне в бешеной круговерти времени-пространства у магнетара, где сошлись все решения уравнений Теории Всего?
Я похолодел. Это невозможно!
Ожил Дик:
— Держись подальше от звезды. Индукция её магнитосферы уже достигла десяти триллионов гаусс и теперь угрожает стабильности танбрионного канала. Ещё ближе, и ты потеряешь связь с телом.
С телом…
— Дик. Можно вопрос?
— Задавай.
— Когда я умер?
Молчание.
Я ждал ответа. Флуктуации Мироздания вокруг двадцатикилометровой звёздочки, поженившей квантовую механику и теорию относительности на сверхмалых длинах, показали мне кучу странностей о прошлом, настоящем и вероятном будущем Вселенной.
Вселенных…
Обо мне.
— Ну? — поторопил я.
— Ещё на Тантале. Прион убил твой разум, когда ты приближался к лавовому океану. То, что для тебя было нерациональным порывом, для нас в Центре стало сущим кошмаром. Мы ничего не смогли сделать. Ну а после… Организм не выдержал идеального шторма, охватившего ЦНС.
Воистину смерть наступает неожиданно. Сам того не осознавая, я стал трупом. Даже думать об этом…
— Дик. Кто… что я теперь?
— Не уверен, что знаю. Изидум неспроста послал тебя к магнетару, мощь которого меняет представления о физике. О сути Вселенной. О гранях и формах жизни. О чём сможешь рассказать, когда вернёшься. Если захочешь вернуться.
Сближаясь с магнетаром, я ощущал, как слабел танбрионный канал связи. Когда мне приоткрылись некоторые тайны Вселенной — самые смелые гипотезы, вплоть до голографического принципа, оказались скромной частью Правды. Мне уже незачем возвращаться. Только вперёд.
Сто квадриллионов гаусс. Немыслимая величина.
Беспокойно зашевелилась медуза на далёком гикеане. Рухнул танбрионный канал. И перед тем, как раствориться в океане чистой энергии, я увид…
Автор: Death Continuum
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ