На несколько последующих дней Дарьюшка будто выпала из жизни. Она ходила по дому, как привидение, выполняла домашнюю работу бездумно: кашу на завтрак не доварила, обеденный суп пересолила так, что его невозможно было есть, а ужин и вовсе сожгла в печи. На следующий день все повторилось.
— Хватит кочевряжиться, Дарьюшка! Вон исхудала вся! — строго сказал ей отец на третий день.
Читать с начала: "Снегурка. Глава 1."
Дарьюшка взглянула на него затуманенными глазами и покорно кивнула.
— Я завтра с ночевой в соседнее село еду, буду молодежь тамошнюю кузнечному делу учить. А ты тут давай бери себя в руки. Хватит слезами умываться. Устроила трагедию на ровном месте!
Дарьюшка ничего не ответила отцу, но в ее глазах, которые не высыхали от слез, мелькнул огонек надежды.
На следующее утро Степан запряг коня в сани и уехал, наказав матери следить за Дарьюшкой. Бабка Катерина пришла к ним в дом, по-хозяйски села за кухонный стол и стала взглядом коршуна следить за внучкой. Впервые в жизни у Дарьюшки встрепенулось внутри какое-то нехорошее чувство по отношению к бабке. Злость? Обида? Она пока сама не понимала, но точно знала, что отец взбесился из-за того, что бабка Катерина наговорила ему про нее неправду, что-то плохое и стыдное. И теперь, без вины виноватая, Дарьюшка для них обоих стала плохой, распутной девицей. А раз так…
Девушка вдруг согнулась пополам и зашлась сильным кашлем.
— Чего с тобой? Попростыла? Вечно бегаешь безо всего! — с тревогой спросила бабка Катерина.
— Угу. Вчера ещё начала кашлять, а сегодня как будто хуже стало. Как бы не заразить тебя, бабка Катерина, а то ты и так по ночам плохо дышишь!
Старуха сурово взглянула на внучку, встала и попятилась к двери. Взяв свой тулуп, она сказала:
— Подорожник себе завари, да грудь получше укутай. Со двора чтоб ни ногой! Я тебя проведывать буду.
Дарьюшка покорно кивнула и проговорила:
— Ступай, бабка Катерина. Я сейчас скотине корм задам, заварю себе подорожник и полежу, что-то совсем плохо мне.
Старуха ушла, а Дарьюшка тут же накинула фуфайку, повязала платок на голову, сунула ноги в валенки, но побежала вовсе не к скотине, а за ворота - по тропке к той улочке, где жил Алеша. Вот только дома она парня не застала. На ее громкий стук из двери высунул голову Захар. Он посмотрел на Дарьюшку пьяными глазами, и узнав ее, широко улыбнулся.
— Опа! А невеста-то сама к нам явилась, не запылилась!
— Дядька Захар, я к Алеше. Позови его, — взволнованно произнесла Дарьюшка.
Мужчина причмокнул губами и развел руки в стороны.
— А нету тут Алешки. Опоздала ты, красавица! — громко икнув, выговорил он заплетающимся языком.
— Где же он?
— По соседним селам ушел про работы узнавать, — Захар скорчил недовольную рожу, — Алешка мой, знаешь ли, жениться удумал. Да отец-то у невесты, черт рогатый, бедняком его обозвал. Ну да, такие мы! Бедняки!
Захар вызывающе посмотрел на Дарьюшку, выпятил вперед грудь, пытаясь приосаниться, но чуть не упал на крыльцо.
—Но Алешка, дурак мой, взял и обиделся. Я ему говорю - Алешка, девок-то в деревне полно! Любой песню споешь, и твоей будет. А он как баран уперся рогами, и все тут.
Дарьюшка покраснела, отвела глаза.
— Как вернется, скажите ему, чтобы пришел ко мне, — тихо проговорила она.
— Он поди поздно возвернется, куда на ночь-то глядя… — задумчиво произнес Захар.
Уже за калиткой Дарьюшка обернулась и крикнула мужчине, стоящему в дверях:
— Я буду его ждать.
***
Но Алеша не пришел ни днем, ни вечером. Когда на деревню опустилась густая ночная тьма, Дарьюшка села у окошка, отогрела теплым дыханием небольшой кружок на замерзшем стекле и стала смотреть в темноту. Она хотела помолиться, но слова молитвы путались, она сбивалась, то и дело погружаясь в свои тяжелые думы, и наконец, просто стала шептать еле слышно:
— Приди ко мне любимый мой! Приди, Алешенька! Я так тебя жду, так жду…
Но и это ее заклинание не помогло. Алеша не пришел. Дарьюшка опустила голову на сложенные руки, тоскливо вздохнула и закрыла глаза. За последние дни она выплакала столько слез, что сейчас они как будто закончились. Она и сама была опустошена. Казалось, сна не было ни в одном глазу, но это было обманчивое ощущение. И вскоре Дарьюшка незаметно для себя уснула.
***
Стук в окно был еле слышен, но у Дарьюшки с детства был чуткий сон. Она могла проснуться от того, что мышь пробежала где-то под потолком. И теперь она тоже сразу встрепенулась от услышанного шума, подняла голову. Окно заледенело, она подышала на него и в маленький, оттаявший от ее дыхания, кружок, увидела в темноте Алешу. Сердце бешено заколотилось в груди. Она поправила растрепавшиеся волосы, пощипала щеки для румянца, прополоскала рот водой и выскочила в сени. Открыв дверь, она бросилась на шею любимому и принялась целовать его.
— Я уж не ждала, а ты пришел, Алешенка! Заходи скорее, милый мой! — прошептала она и потянула парня за собой в дом.
— Мне как отец про тебя сказал, я сразу к твоему дому помчался! — страстно проговорил Алеша, но потом его голос изменился, стал настороженным, глухим, — Но постой, Дарьюшка, а как же отец твой? Он давеча нас и на порог-то не пустил!
— Нет отца! Уехал и к утру только вернется, — прошептала Дарьюшка и улыбнулась, — одна я, Алешенька.
Они зашли в дом. Дарьюшка сняла с парня тулуп, валенки и повела за собой в девичью. Возле своей кровати она, не говоря ни слова, сняла с себя платье, нижнюю рубашку и встала перед Алешей нагая. Гармонист стоял напротив нее красный, как рак, но не мог глаз отвести от Дарьюшки - такая она была белая, мягкая, желанная.
— Знала бы ты, каково мне сейчас. Как будто лютый огонь внутри горит. Но это неправильно, — страстно проговорил Алеша, схватившись за голову, — Давай до свадьбы подождем, Дарьюшка. Может, еще получится у нас с тобой твоего батю уговорить. Поженимся и тогда…
Лицо девушки побледнело, в глазах мелькнул страх. Она покачала головой.
— Нехорошее у меня предчувствие на душе, Алешенька… — прошептала она, — Поди как не увидимся мы с тобой больше.
— Не говори так! — воскликнул юноша, — я от тебя так просто не откажусь!
Дарьюшка подошла к парню вплотную, просунула руку под рубашку и прикоснулась к его горячей груди холодной ладонью. От Дарьюшки сладко пахло печным дымом, хлебом и сушеной мятой. У Алеши закружилась голова от близости девушки. Он прильнул обветренными губами к ее шее, вдохнул девичий запах и понял, что никогда не сможет вдоволь надышаться ею, ему всегда будет мало. Кожа у Дарьюшки была мягкая и бархатистая, губы - теплые, как парное молоко, а глаза - ждущие и зовущие.
Распущенные волосы девушки мягкими русыми волнами спадали на плечи и на грудь. Алеша смотрел на нее и не мог насмотреться. Она стояла перед ним так близко в предрассветном зимнем сумраке, но при этом никогда прежде он не ощущал такой огромной пропасти между ними. После слов Дарьюшки в душе у него тяжелым камнем повисло ощущение, что скоро с ними случится что-то нехорошее, что им, и вправду, не суждено быть вместе.
— Я буду бороться за тебя, — сказал он ей и, прежде всего, самому себе.
Дарьюшка кивнула, поцеловала Алешу в губы и прошептала:
— Любимый мой! Давай все это сейчас забудем. Вот ты, а вот я. Больше ничего и никого нет.
— А что потом? — спросил Алеша, чувствуя, как огонь жжет тело, а страсть все сильнее затуманивает его разум.
— А что потом - плевать! — воскликнула Дарьюшка, — ты, главное, мне пообещай, что будешь любить меня всегда, несмотря ни на что.
— Обещаю… Обещаю…
Больше Алеша не мог себя сдерживать. Он скинул с себя одежду, притянул к себе мягкую, податливую Дарьюшку и принялся осыпать жаркими поцелуями ее тело и волосы. Уложив ее на узкую постель, он лег рядом с ней и стал гладить дрожащими пальцами бархатистую, нежную кожу. Когда его пальцы добрались до самого заветного девичьего места, он весь напрягся и даже перестал дышать. Дарьюшка шумно вздохнула, откинувшись на подушку, закрыв глаза от томительного ожидания.
— Замужние подружки рассказывали, что это больно… — прошептала она, — но я ни капли не боюсь. Потому что люблю тебя! Я ради тебя готова любую боль стерпеть!
— Я постараюсь не навредить тебе, Дарьюшка! — ответил Алеша, тяжело дыша.
Он накрыл ее губы поцелуем и навис над ней, опираясь на руки. Дарьюшка обхватила парня за шею, чувствуя, как в живот упирается его твердая мужская плоть.
Но тут входная дверь со скрипом отворилась и, сквозь незадернутую занавеску, Дарьюшка увидела стоящую на пороге темную фигуру бабки Катерины. На несколько долгих мгновений все вокруг замерло, а потом пришло в неистовое движение. Алеша соскочил с кровати и второпях принялся натягивать штаны. Дарьюшка, одним движением надев сорочку, выскочила в кухню и резко задернула занавеску, давая парню одеться. Бабка Катерина, перешагнув порог, с шумом захлопнула дверь и только тогда закричала, страшно выпучив глаза:
— Ах ты, шалашовка распутная! Ах ты, бесстыдница непутевая! Не зря я на тебя, мерзавку, отцу пожаловалась, теперь вот своими глазами вижу, какая ты есть!
— Я вот все думаю, бабка, Катерина, — закричала в ответ Дарьюшка, — за что ты меня не любишь? Что я тебе такого плохого сделала?
Старуха сначала опешила от Дарьюшкиного крика. Спокойная, смирная внучка никогда на нее не повышала голоса. Топнув ногой, она подняла вверх кулак.
— Что сделала? Да ты всю жизнь моему сыну испоганила! Всю жизнь он не живет толком, все с тобой нянькается. Лучше бы ты подохла тогда, двадцать лет назад, вместе со своей матерью! — зло прошипела старуха.
— Так вот чего ты родной внучке желаешь? — изумленно воскликнула Дарьюшка.
— Какая же ты мне родная?
Лицо старухи скривилось до неузнаваемости, глаза налились кровью, вены на шее вздулись.
— Не родная ты мне! И никогда не была родной ни мне, ни Степану! Ты нагуляная твоей матерью, такой же шалавой, как ты сама! — не своим голосом взревела старуха, — Яблоко от яблони… Ведь знала же… Ведь говорила Степану…Не послушал меня мой сынок!
Дарьюшка стояла с таким видом, как будто ее стукнули обухом по голове, и у нее отшибло память. Она смотрела то на старуху, которая продолжала злобно шипеть свои проклятия, то на Алешу, который стоял, нахмурившись, и держал в руках тулуп и шапку.
— Ты все врешь, старая карга!
Голос Дарьюшки прозвучал тихо и зловеще. Она взглянула на старуху, и глаза ее сверкнули гневом.
— Меня батя любит! Стал бы он меня баловать, если бы я ему не родная была? Отдал бы кому-нибудь, и дело с концом.
— Он и хотел отдать! — горько усмехнулась старуха, — да что-то дурное взбрело ему в голову, пожалел тебя, выродка. Зачем, спрашивается, пожалел? Ты-то, смотрю, не больно его жалеешь! Перед парнями вовсю ноги раздвигаешь! Бесстыдница!
— Попридержи язык, бабка Катерина! Я Дарьюшку в жены возьму! — не выдержав, сказал Алеша.
— Кто б тебе ее отдал! — ехидно ответила старуха.
Перед глазами Дарьюшки замелькали картинки. Вот они с отцом пасут коров в поле, вот он учит ее стирать белье не речке, вот она сидит в углу жаркой кузницы и ждет, когда отец закончит работу, а вот они идут за руку зимой, и под их ногами скрипит блестящий снег. Он всегда был ее поддержкой и опорой, он всегда был рядом. Как он может быть ей не родным? Дарьюшка осела на пол и прижала руки к груди.
— Помню, мне было три или четыре, когда я в первый раз спросила у отца, где мама, почему ее нету. Он мне тогда ответил, что мамка наша упорхнула, как лесная птичка, на небо. И теперь у него вместо мамки только я осталась. Ты, говорит, Дарьюшка, на мамку сильно похожа, поэтому я тебя любить буду еще крепче, чем ее.
Из глаз девушки потекли слезы - одна за другой, маленькие прозрачные капельки оставляли мокрые следы на щеках . На улице уже стало совсем светло, внутрь заглядывали солнечные лучи, играя отблесками на ледяных узорах окон. Нужно было топить печь, кормить скотину, а Дарьюшка сидела на полу и не могла пошевелиться. Алеша стоял рядом с ней, изо всех сил сжимая кулаки.
Старуха молча посмотрела на них, а потом протяжно завыла, всплеснув руками.
— Да за что моему Степушке такое наказание? Я ж его одна растила-поднимала. Муж мой помер рано. Уж как я работала, себя не жалела, чтоб только сына прокормить, на ноги поставить. Я счастья для него хотела! А он взял и дрянь подзаборную в жены взял, еще и беременную от другого!
Лицо бабки Катерины вдруг стало серым, глаза остекленели.
— Убью! — задыхаясь, прохрипела она,— в младенчестве пожалела тебя, так сейчас убью!
Схватив у печи березовое полено, старуха подошла к Дарьюшке и замахнулась на нее, но не удержала такую тяжесть в слабых пальцах. Полено с грохотом упало на пол. И тут же, следом за ним, сама старуха повалилась замертво. Алеша подскочил к ней, перевернул на спину, похлопал по щекам ладонями.
— Бабка Катерина! — протяжно завыла Дарьюшка и склонилась к лицу старухи.
И тут дверь снова заскрипела, и в дом, отряхивая снег с шапки, вошел Степан. Усы и борода его были покрыты инеем, щеки раскраснелись от мороза.
— Дарьюшка! Я дома! Чего печь не топишь? Давно уж пора затопить! Холодно! Дарьюшка? — густым басом позвал дочку Степан и, сняв тулуп, прошел в кухню.
Увидев перед собой лежащую на полу мать, а рядом с ней Дарьюшку и мальчишку-гармониста, Степан явно опешил.
— Чего тут такое? — спросил он, склонившись к матери.
Лицо мужчины потемнело, сильные, натруженные руки затряслись. Старуха лежала, точно мертвая.
— Батя, бабка Катерина, похоже, померла! — сквозь слезы пробормотала Дарьюшка.
— Как так померла? — растерянно спросил Степан.
Он взял мать за руку и поднес ее к губам. Из глаз его потекли слезы. Даже самый сильный человек робеет и теряется перед лицом смерти. И тут старуха дернулась и застонала. Это было так неожиданно, что все трое вздрогнули. Степан быстро вытер кулаком слезы и сказал, обернувшись к дочери:
— Живая!
Дарьюшка перекрестилась и вздохнула с облегчением. Все-таки она не желала ей смерти. Девушка не представляла, как вообще можно кому-либо желать смерти.
— А этот что здесь забыл с утра пораньше? — гневно спросил Степан, покосившись на Алешу.
— Не гневайся отец, он всего лишь объясниться приходил, — торопливо ответила Дарьюшка.
— Ладно, некогда мне тут с вами разбираться. Ты, гармонист, ступай подобру-поздорову из моего дома, а ты, Дарьюшка, беги скорее за Марфой-лекаркой. Со всех ног беги. Скажи, бабке Катерине совсем худо.
Дарьюшка выразительно посмотрела на Алешу и едва заметно кивнула ему, указывая на дверь. Тот яростно нахлобучил на голову шапку и молча вышел. Дарьюшка быстро оделась и тоже выбежала из дома. Она видела, как отец уложил бабку Катерину на ее кровать и сел рядом с ней, держа старуху за руку.
***
К вечеру бабке Катерине полегчало. Она все еще спала, но дышала во сне ровно и спокойно. С утра Марфа-лекарка напоила ее своими снадобьями, и они вернули старухе силы. Но Степан решил оставить мать у себя. Отужинав, он сказал Дарьюшке:
— На полу поспишь, чай, не царевна. Все равно скоро к мужу переедешь. Пускай старуха рядом со мной свой век доживает. И ей лучше, и мне спокойнее.
Дарьюшка побледнела, взглянула на спящую бабку Катерину и прошептала тихо, чтоб не разбудить ее:
— Батя, милый, не отдавай ты меня за Игната Ильича. Прошу тебя, умоляю! Не губи мою жизнь! Разреши нам с Алешей свадьбу сыграть.
Степан резко развернулся и взглянул на Дарьюшку, да так сурово, что ей показалось, что у отца из глаз вот-вот посыплются искры.
— Нет. Все решено. Разговор окончен! — рявкнул он.
Дарьюшка всхлипнула, но проглотила слезы, застрявшие в горле.
— Это все потому что я тебе не родная? Поэтому ты ко мне так строг? — медленно выговорила девушка, глядя в суровое лицо отца.
Он словно окаменел от услышанного.
— Ты… — задохнувшись, проговорил он, — Родная ты мне! Что ты мелешь-то? С ума, что ль, сошла?
— Мне бабка Катерина всю правду про мою маму рассказала, — грустно сказала Дарьюшка, — мне от этого теперь больно внутри, будто что-то там раскололось надвое.
На миг в доме кузнеца Степана повисла гнетущая тишина. Отец и дочь смотрели друг на друга. В глазах обоих застыло непонимание.
— Ох, Дарьюшка, и кто же бабку за язык-то тянул?
Степан тяжело вздохнул и отвел глаза. Лицо его стало мрачным, брови нахмурились, губы сжались.
— Я мамку твою, Анфису, больше жизни любил. И тебя, как родную, люблю. Ты моя дочь, и все тут.
Дарьюшка опустилась перед отцом на колени, положила свою голову на его руки.
— Батя… — всхлипнула она.
— Нежишь ее, по головке гладишь! А эта гадина только что под парнем-гармонистом лежала, ноги раздвинув. Тьфу на нее, потаскуху!
Голос бабки Катерины прозвучал тихо, хрипло, но слова ее оглушили Степана и Дарьюшку. Девушка тут же вскочила на ноги, попятилась к окну, вытирая слезы. Степан покраснел от ярости, сжал кулаки.
— Что ты такое говоришь, мама? Может, привиделось тебе это? — спросил он.
— Привиделось? Ага, как же! Я старая, но не слепая. Пришла ее проверять, а она тут…
Старуха была так слаба, что, казалось, еще немного, и жизнь выйдет из нее вся, останутся лежать на узкой Дарьюшкиной постели лишь сухая кожа да кости. Но глаза бабки горели так яростно и зло, что нелепо было надеяться на то, что она в ближайшее время покинет этот мир.
— Вот как? — повернувшись к дочери, спросил Степан, — так ты отца слушаешься и почитаешь?
Дарьюшка затряслась от страха, прижалась спиной к стене, в поисках хоть какой-то опоры.
— Я люблю Алешу. Я не пойду за Игната Ильича, — медленно проговорила она, пытаясь сдержать слезы, булькающие в горле, — я это сделала, чтоб ты меня за этого старика не выдал!
Степан подошел к ней, сжал кулак и изо всех сил стукнул стену. Стена затряслась, глиняная посуда с глухим стуком попадала из кухонного шкафа на пол.
— Ты ее бей, сынок, бей. Она заслужила. Избей ее до полусмерти, тогда, авось, исправится.
— Ты-то откуда знаешь, мама? — взревел Степан, обхватив голову руками.
— Знаю. Я тоже баба. Бабы должны чуять силу: сначала отца, а потом мужа. Без силы баба портится. Сестру мою в свое время так исправили. Тоже заупрямилась замуж идти за парня, с которым они с детства были сосватаны. Ее отец побил так, что матушка гроб заказала, думала, не выживет. Ничего, выжила! С тех пор, как шелковая была, во всем мужа слушалась… Так что, Степушка, не жалей кулаков. Это на пользу ей будет.
Степан замахнулся на зареванную Дарьюшку, но ударить не смог. Она у него такая тощая, хрупкая, у него один кулак был с ее голову. Как ее бить? Засучив рукава, кузнец выбежал на улицу и побежал прочь со двора.
***
Дарьюшка не заметила, как прошел тот злополучный день. Когда отец ушел, она затопила печь, поменяла простыни под бабкой Катериной, помыла и накормила ее. Задав корм скоту и вычистив хлев, Дарьюшка села у окна и стала поджидать отца. На душе у нее было тяжело и неспокойно. Погруженная в свои мысли, девушка просидела так весь день. И вот уже ночь накрыла ее плечи темной шалью.
Когда скрипнула входная дверь, Дарьюшка вздрогнула. По ногам пошел холод - дверь приоткрылась, но в нее никто не вошел. Девушка встала, бесшумно подкралась к двери и выглянула в темные сени. У стены, держась за нее, стоял отец. Его полушубок был весь в снегу, шапки и рукавиц не было, наверное, потерял по дороге. В нос Дарьюшке ударил острый запах самогона и чеснока.
— Заходи в дом, батя, — нарочито ласково позвала Дарьюшка.
Она взяла отца под руку и помогла ему войти внутрь. Он сделал несколько шагов и с грохотом повалился на пол.
— Завтра свадьбу сыграем вам с Игнатом, Дарьюшка. Готовь платье, — заплетающимся языком выговорил Степан, и тут же громко захрапел, уткнувшись лицом в половицу.
— Как завтра? — ахнула девушка и села на пол рядом с пьяным отцом.
Из ее девичьей послышался скрипучий смех старухи.
— То-то же! Отец кулаком уму-разуму тебя не научил, ну ничего, муж научит! Игнат - мужик злой. С ним такие шутки не пройдут. Говорят, он первую свою женку до смерти забил.
Бабка Катерина все смеялась и смеялась. Дарьюшке стало жутко от этого смеха, а потом все ее нутро заполнила горькая тоска. Она накинула на голову платок, надела полушубок, сунула ноги в валенки и, под жуткий смех старухи, выбежала на улицу. Добежав до Алешиного дома, она принялась яростно стучаться в дверь. Вскоре дверь открылась, и на нее строго взглянул Захар.
— Мне нужен Алеша! — воскликнула Дарьюшка.
Но мужчина не сдвинулся с места, он смотрел на девушку, и с каждой секундой его взгляд все больше темнел. Когда глаза Захара наполнились непроглядной тьмой, он прошептал:
— Плох Алеша. Поди помрет. И все ты, девка, виновата. Шла бы ты отсюда!
— Что случилось? — едва дыша, спросила Дарьюшка.
Захар тяжело вздохнул, окатив ее запахом перегара:
— Отец твой его до полусмерти побил. Я думал, богу душу сынок мой отдаст. Но пока еще дышит.
— Да как же так?
Дарьюшка оттолкнула Захара в сторону и забежала в дом. Упав на колени возле постели любимого, лицо которого было больше похоже на кровавое месиво, она ахнула и разрыдалась.
— Дарьюшка… — прохрипел Алеша, пытаясь повернуть к ней голову.
Она взяла его руку и принялась целовать ее.
— Я думала, мы с тобой вместе убежим отсюда, но… придется мне одной бежать!
— Куда ж ты побежишь, девка? Мороз на улице! Да и ночь на дворе. Иди-ка ты домой, пока отец тебя не хватился, — сказал Захар.
Дарьюшка поднялась на ноги, прижала пальцы к своим губам, а потом осторожно коснулась ими разбитых губ Алеши.
— Я домой все равно не вернусь. Лучше уж погибнуть, чем за Игната Ильича замуж идти. Прощай, мой любимый! Прощай, Алешенька! Если не свидимся больше, знай, я тебя всегда буду любить! Всегда, даже после смерти! — горестно всхлипнула она.
Алеша застонал, то ли от боли, то ли от страдания, лицо его искривилось, из глаз выкатились две прозрачные слезинки. Дарьюшка громко всхлипнула, выбежала из дома и побежала в сторону леса.
С тех пор ее никто не видел…
_________________________
Дорогие читатели! ВНИМАНИЕ! Повесть "Снегурка" была опубликована ЦЕЛИКОМ в свободном доступе на Дзен временно.
На данный момент здесь представлены лишь первые 3 главы в качестве ознакомительного фрагмента.
прочитать повесть целиком можно на ЛИТРЕС!
Присоединяйтесь к моей творческой группе VK, там бывают розыгрыши бумажных книг и много всего интересного!
ВСЕМ ДОБРА!
