Известно, что нехитрый физический труд легче делается под музыкальное сопровождение. Я в качестве такого сопровождения чаще всего использую коллекцию мировых и отечественных рок хитов, одним из которых является витринная композиция группы «Черный кофе»: «Владимирская Русь».
Куплет:
Левитан оставался один,
Если кисть замиpала в застое,
И тогда сpеди многих каpтин
Вдpyг pождалось" Над вечным покоем"...
обратил на себя внимание.
Захотелось посмотреть на полотно, так поразившее автора текста, что воодушевило его на написание стихов, полотно, которое поэт выделил «среди многих картин».
А Вам не интересно?
Посмотрел.
Оказалось, что поэт сумел довольно точно описать картину в тексте песни.
На холсте небольшая деталь
Церковь старая на косогоре
И видна необъятная даль
На былинно-бескрайнем просторе
Сравните.
Но вот, что оказалось на самом деле.
«Над вечным покоем» родилось отнюдь не вдруг.
Во-первых: Левитан был учеником Саврасова, который в 1874 году под впечатлением личной трагедии (смерть дочери) написал «Могилы над Волгой».
«Над вечным покоем» перекликается с работой учителя и композиционно и по ее философскому наполнению.
Разве нет?
Но, для своей картины Левитан выбрал нестандартный ракурс, написав ее, как бы, с высоты птичьего полета.
А ведь Удомельский район Тверской области, где Левитан выполнил большую часть работы над картиной, не Кавказ, не Крым и не Урал - территория равнинная: холмы, поля, перелески, болота, пустоши, множество больших и малых речушек и озёр.
Найти точку, с которой откроется запечатленный на картине пейзаж, не удастся.
Такую попытку для нас с вами предприняла Людмила (спасибо ей за это).
«Я долго выбирала место на горке,
- пишет Людмила в статье «Удомля: в поисках левитановского пейзажа»
- откуда увижу всё в том самом, левитановском ракурсе — поближе, подальше, повыше. Увы, он просто не существует! Вернее, он существует лишь в воображении гениального художника».
Во-вторых: то ощущение, которое Левитан постарался передать на картине, родилось не на Тверской земле и задолго до начала работы над полотном.
Почти десятилетием ранее художник написал Чехову из Ялты.
«Дорогой Антон Павлович, чёрт возьми, как хорошо здесь! Представьте себе теперь яркую зелень, голубое небо, да ещё какое небо! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, — я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество! Да что значат слова, — это надо самому видеть, чтоб понять!».
На мой взгляд, очевидно, что именно это ощущение, пережитое Левитаном в Крыму, художник и постарался воспроизвести на картине «Над вечным покоем».
Почему художник не воплотил пережитый аффект прямо здесь же в Крыму, понятно из писем все тому же Чехову.
«…Ялта мне чрезвычайно надоела, общества нет, т. е. знакомых, да и природа здесь только вначале поражает, а после становится ужасно скучно и очень хочется на север»
- писал Левитан лишь немногим позже.
То, что к созданию этого полотна он шел долгие годы, подтверждают и представляемые вместе с основным полотном в «третьяковке» подготовительные эскизы, один из которых, кстати сказать, был последним прижизненным приобретением Павла Третьякова.
Тезис о том, что «Левитан оставался один», тоже не соответствует реалиям создания картины «Над вечным покоем».
Меланхолия была свойственна художнику. Это правда. В его письмах невероятно часто встречается слово «тоска». Он даже совершил неудачную попытку самоубийства. Но это будет немногим позже. А пока, на момент работы над полотном в нем преобладали другие черты.
Михаил Чехов, младший брат Антона Павловича, вспоминал:
«Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал. Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно. С первого же взгляда на заинтересовавшую его женщину он бросал все и мчался за ней в погоню, хотя она вовсе уезжала из Москвы. Ему ничего не стоило встать перед дамой на колени, где бы он ее ни встретил, будь то в аллее парка или в доме при людях. Одним женщинам это нравилось в нем, другие, боясь быть скомпрометированными, его остерегались, хотя втайне, сколько я знаю, питали к нему симпатию. Благодаря одному из его ухаживаний он был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте, и тут же в антракте с волнением просил меня быть его секундантом».
В период работы над картиной, летом 1893 года, Левитан был не один, а со своей спутницей Софьей Кувшинниковой, замужней дамой, которая была старше художника на 12 лет. Для создания соответствующего настроения она «играла ему Бетховена, и чаще всего симфонию №3 «Эроика»».
Именно по ее наводке люди чаще всего и ищут запечатленный на картине пейзаж на берегах озера Удомля.
Здесь интересно то, что это довольно редкий случай, когда, несмотря на расстояние во времени, мы с вами можем довольно подробно представить себе и Софью Кувшинникову и их взаимоотношения с Левитаном.
Дело в том, что Антон Павлович Чехов описал их в рассказе «Попрыгунья».
Я, кстати сказать, в процессе подготовки этого поста посмотрел экранизацию этого рассказа, что и вам настоятельно рекомендую. Блистательный текст гениального русского писателя в исполнении выдающихся (на фоне новодельного кино – это совершенно очевидно) актеров: Целиковская, Бондарчук, Дружников и др.
Героиня рассказа Ольга Ивановна, чьим прототипом, по убежденности общественного мнения была Софья Кувшинникова, представлена писателем в качестве жертвы такого змея-искусителя – художника Рябовского.
В нем общество узнавало Левитана. Да и сам Левитан в Рябовском узнал себя тоже, коль скоро рассорился с Чеховым после публикации рассказа. Рассорился на довольно длительный период, поговаривали даже, что собирался вызвать писателя на дуэль.
Чехов Левитаном восхищался, что отчетливо иллюстрирует фрагмент одного из писем великого писателя:
«в природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать… Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан».
В 1891 году должность московского генерал-губернатора занял брат императора Александра III Сергей Александрович, который считал, что целью всей его жизни является ограждение Москвы от «семитов». В марте того же года Александр III подписал высочайшее повеление о выселении большей части евреев из города в срок до 14 января 1892 года.
Да, художнику-певцу природы русской средней полосы, которому принадлежат слова: «Нет лучше страны, чем Россия… Только в России может быть настоящий пейзажист», о котором великий русский писатель Антон Павлович Чехов сказал, что «еврей Левитан стоит пяти русских», отказали в праве проживать в Москве.
Тогда Левитану пришлось скрываться во Владимирской губернии, пока друзья и влиятельные доброжелатели не добились отмены высылки.
Интересно узнать реакцию по поводу «Над вечным покоем» рецензентов, которые, в отличие от нас с вами, еще не знали, что критикуют гениальное полотно гениального художника.
Картина была представлена не суд общественности на 22-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок. И суд состоялся.
Большинство рецензентов считали картину неудачной в художественном отношении. Одни находили, что на полотне Левитана «земля кажется словно вырезанной и наклеенной на воду, туча не имеет своего отражения в реке». Другие, что «тучи слишком чернильно писаны», что «дальний план тяжело написан кубовою краской», что вода написана «совершенно белой краской» и т. д.
Названием «кубовая краска» традиционно наделяют цвета индиго с примесью василькового.
Кто-то клеймил картину как «вызывающую недоумение в зрителях», кто-то посчитал, что название слишком претенциозное и обвинил Левитана в попытке «поднять значение» не очень удачного с точки зрения художественного воплощения полотна.
«Бездну претензий и отсутствие прав, широкие замыслы и плохое исполнение» обнаружил в картине автор статьи в газете «Московский листок». Он тоже считал, что «лучше бы как-нибудь поскромнее озаглавить картину», усмотрев в названии попытку следования модной «пессимистической традиции».
Автор другой статьи, теперь - в журнале «Наблюдатель», называя водное пространство «рекой», писал:
«Река бежит и бурлит, на горизонте накапливаются тяжеловато написанные тучи, земля цветёт, словом — «всюду жизнь»; но художником овладел пессимизм, и он спешит, хотя [бы] подписью, названием картины нагнать на зрителя тоску и напомнить о смертном часе».
Газета «Неделя», отдавая должное новизне замысла картины, указывала, тем не менее, что «в попытке нарисовать огромное пространство нельзя видеть совершенство» и оценивала работу Левитана как неудачную попытку поиска нового пути в пейзажной живописи.
По словам искусствоведа Алексея Фёдорова-Давыдова, «новый характер живописи картины с его чертами декоративности и стремлением решить таким путём монументальные задачи был принят за странное чудачество, за неоконченность, «неопределённую мазню», выдаваемую за особую «манеру», за прокладывание новых путей».
Более того, картина Левитана стала поводом к откровенным издевкам в форме фельетонов и вот таких стихотворений:
«Намазал ты много… Себя не прославив.
Пастели, полотна — достойны улыбки.
«Над вечным покоем» случайно поставил
Ты скалы на небе, мой друг, по ошибке».
А вот мне интересно узнать. Что это? Поверхностное и ошибочное мнение рецензентов, в силу непонимания масштабности замысла и глубины его художественного воплощения? А может быть, это мы не способны к незашоренному критическому взгляду на картину, в силу общепризнанности ее гениальности? Увидели ли Вы ее гениальность, если бы она оказалась выставлена в художественном ряду какой-нибудь ярмарки в каком-нибудь районном центре?
За работу Левитана рублем проголосовал Павел Третьяков, приобретя полотно еще до его публичной демонстрации на выставке.
В письме к последнему от 18 мая 1894 года Левитан писал:
«Я так несказанно счастлив сознанием, что последняя моя работа снова попадёт к Вам, что со вчерашнего дня нахожусь в каком-то экстазе. И это, собственно, удивительно, так как моих вещей у Вас достаточно, — но что эта последняя попала к Вам, трогает меня потому так сильно, что в ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием, и мне до слёз больно было бы, есл[и бы] она миновала Ваше колоссальное собрание».
Рассматривая работы Левитана, готовя этот материал, я обратил внимание вот на что. Чем масштабней философский замысел картины, тем скуднее ее пейзаж. «Над вечным покоем» и «Владимирка» тому яркое подтверждение.
Самый авторитетный искусствовед - Александр Бенуа поставил Левитана на Олимп русской пейзажной живописи.
Самым замечательным и драгоценным среди русских художников, внесших в черствый реализм живительный дух поэзии, является безвременно умерший Левитан.
Разумеется, и Левитан - лицо, находящееся в связи, и в тесной связи с общей историей. И он не явился сразу, без предшественников, и корни его искусства уходят далеко в темные недра художественной преемственности. Лучше всего это доказывается его же собственными долгими годами развития. Несколько лет и он лепетал на вялом и скучном языке Шишкиных и Киселевых, теряясь в их монотонном хоре.
Левитан - настоящий поэт Божьей милостью.
Левитан - художник русский, но не в том Левитан русский, что он из каких-либо патриотических принципов писал русские мотивы, а в том, что он понимал тайную прелесть русской природы, тайный ее смысл, понимал только это, зато так, как никто.
Во всей русской живописи лишь 3-4 художника обладали этим даром. Левитан, Валентин Серов, Конст.Коровин и отчасти Нестеров - вот мастера, сумевшие передать истинную красоту русской природы; до них - одинокая картина Саврасова да некоторые «фоны» в картинах Венецианова.
Один из немногих среди русских художников, Левитан умел наслаждаться кистью и краской, умел не только правильно, но и красиво писать. Все его картины сами по себе явления чисто живописного характера. Поэтому так трудно о них говорить, но зато так легко ими любоваться, отдаваться их необъяснимому очарованию.
Замечательно, какой мастер был Левитан в упрощении форм (иначе говоря, в «рисовании»), как удивительно характерно схватывал он сущность их, какой благородной естественностью, убедительностью и непосредственностью отличается всегда его группировка, зачастую очень «придуманная», очень прилаженная.
В последней из указанных черт, в том, как Левитан «творил» свои пейзажи, пожалуй, лучше всего сказалось, какой это большой художник. Глядя на его картины, кажется, что все это именно так и видел в природе, но только более запутанно, менее определенно в известном смысле, с большим количеством совсем ненужных деталей.
Действительно, он не закруглял своих штрихов, не зализывал своей живописи, не выписывал листочков и травинок, камешков и сучочков. Он давал одно только общее, в котором вся эта мелкота тонула и терялась, но это общее так верно, так метко, так полно резюмировало решительно все составные части, входившие в него, что всякая новая подробность являлась бы уже лишней, нарушающей общий и единый смысл картины.
Как долго, иногда годами, бился он над иным простейшим мотивом, переиначивая все снова, недовольный тем или другим, еле заметным диссонансом, меняя иногда всю композицию, раз ему казалось, что его поэтичная или живописная мысль недостаточно «очищена».
Иногда Левитан потому только считал свою картину неоконченной что на ней было слишком много лишних подробностей, то есть именно за то, что нравилось бы публике.
В истории русской живописи, пожалуй, и не найти мастера, более независимого, более самобытного и самодовлеющего, нежели Левитан.
Восторг Бенуа по поводу творчества Левитана разделяет и Корней Чуковский.
Среди художников не раз появлялись мастера-чародеи, которые умели сказать каждой травке, каждому листику:
- Служи моему чувству, будь вещественным сгустком этого чувства, всецело перейди в него, прекратив самостоятельное свое существование, а я награжу тебя бессмертным отблеском вечной красоты...
Про его знаменитую картину "Над вечным покоем" даже и говорить страшно. Это какая-то пучина спокойствия, неземного, нечеловеческого спокойствия. Горизонт захватывает дух - так он необъятно велик. Безмятежное небо распростерлось над небольшим тускло-зеленым бугорком земли, над сельским кладбищем - таким крошечным, таким ничтожным перед лицом этой бесстрастно раскинувшейся природы, что сама смерть кажется здесь фальшивой и незначительной. Ее поглотила эта спокойная ширь. Здесь, перед молчаливым покоем вечной природы, - глуп, и ничтожен, и мал человек со всеми его страданиями, криками и проклятиями. И, несмотря на это, - эта природа послужила тому же человеку, чтобы рабски передать те страдания, крики и проклятия, которые теснятся в человеческой груди. Это двойное отношение Левитана к природе - отношение раба и господина - и являлось, по-моему, причиной того скорбного, бесконечно грустного безысходного покоя, которым проникнута каждая черточка его произведений. Вдумчивое очарование грусти - нежная мелодия сумеречных переживаний, робкая жажда счастья, вечности и жизни - вот в чем обаяние левитановской поэзии, вот в чем смысл ее могущества над современным русским человеком, только что пережившим все ужасы безнадежной чеховщины.
Пейзаж - это вода, деревья, небо, море. У прежних художников была одна задача: получше передать на полотне все эти вещи. Для Левитана же все они являются только предлогом, только формой, только оболочкой его чувств. Главное для него - эти чувства, а окружающий мир был только показателем их - не больше. И поэтому, отойдя от Левитановой картины, можно сейчас же забыть все, что изображено на ней, все: и деревья, и воду, и небо, и море - в душе сохранится только то чувство, которому они послужили, которое сумели они передать вам.
Левитан первый из русских пейзажистов (не считая Саврасова, с которым это происходило почти случайно) глянул внутрь, в самого себя, специализировался на изображении своей души.
Полюбуйтесь его "Владимиркой". Какая жадная даль, какое бешенство ее размаха! Вдохновенна, опьяняющая, манящая ширь... Манящая, но куда. Понятно, куда может заманить Владимирка, - и нельзя ли этой Владимиркой символизировать все творчество славного художника, с его спокойным и примеренным сознанием безысходности всех фаустовских порывов человеческого духа?
Царем таких чародеев и был у нас покойный Левитан. Он полновластно подчинил себе всю природу и заставил ее, молчаливую, рассказать нам обо всех скорбях и тревогах великого художника.
В соседнем имении Курово-Покровском проживало семейство Панафидиных (Лика была племянницей Н. П. Панафидина), очень приветливых и гостеприимных людей, с которыми у Левитана завязалась дружба. После отъезда в августе Лики и Софьи Левитан до поздней осени остался у Панафидиных. Гуляя по окрестностям, он посещал усадьбы Берново, Павловское, Мариничи, Малинники, ходил на охоту. Именно там, у Панафидиных, Левитан услышал старую легенду о берновском омуте у развалин мельницы, в котором из-за коварного помещика утопилась дочка мельника, и стал писать картину, которая потом стала известной под названием «У омута», со временем пополнившая коллекцию живописи Павла Третьякова.
Так что текст витринного хита группы "Черный кофе" "Владимирская Русь" абсолютно не соответствует обстоятельствам создания Левитаном его витринного полотна "Над вечным покоем", но иллюстрирует грандиозную гениальность вершинного произведения русской (а, возможно, и мировой) пейзажной живописи.
