Анри Труайя, 1966 год. Перевод с французского Марии Соловьевой. Опубликовано в журнале "Наука и религия", 1991г
Никогда прежде я его не видел. Ничего не знал о его жизни. Представление о нем составил по его выступлениям в печати - этого было достаточно, чтобы им восхищаться. Постоянный читатель местной газеты, я нетерпеливо ожидал субботнего выпуска, где на первой полосе кратко и торжественно сообщалось: "Сегодня - Адриен Лакель". Думаю, что все читатели разделяли мое нетерпение.
Начал месье Лакель незаметно. Нельзя удержаться от улыбки при мысли, что человек, чья слава сегодня кажется неоспоримой, довольно долго занимался публикацией в провинциальной газете данных об изменениях в составе населения округа, происходящих за неделю. Я сохранил ради любопытства несколько старых выпусков, где, задвинутые в самый низ полосы, стиснутые рекламой, будто униженные, появлялись первые таблицы смертности за подписью Адриена Лакеля.
Украшенные скобками и звездочками, они размещались в несколько рядов. Виды смерти были помечены в столбце слева: самоубийства, убийства, смерть от старости, от болезней, прочее. Соседние столбцы были озаглавлены: пол, место жительства, национальность.
Однажды месье Лакелю пришло в голову присоединить с этому, очень краткому, списку столбец предсказаний на следующую неделю. Сноска внизу, тем не менее, гласила, что за достоверность сведений "редакция не ручается"
Народ был взбудоражен еженедельными пророчествами. Люди бились об заклад "за" и "против" Лакеля. Кое-кто пытался уличить его в неточности. Но месье Лакель никогда не ошибался. Его предсказания совпадали с официальной статистикой труп-в-труп. Как будто в начале каждой недели он отдавал строгий приказ судьбе. В скором времени он даже перестал предупреждать, что не берет на себя ответственность за предуведомление о смертях. Было на писано: "По моим расчетам - на первую неделю апреля - ..." И называл число.
Помню сенсационный выпуск, где количество покойников на неделю, обычно колебавшееся между 115 и 150, вдруг взяло и подскочило до 201. Ну и паника поднялась! После восьми вечера по улицам никто не смел прогуливаться. Родители не спускали глаз с детей. Муниципалитет на каждом перекрестке выставил полицейских. Каждый старался успокоить себя мыслью, что произошла ошибка в расчетах или в ворожбе.
Субботним утром усовершенствованные тотализаторы выдали обычную цифру - 125 покойников.
"Поверьте мне, такую брешь не покроешь за несколько часов!" - разглагольствовал месье Велур, служащий похоронного бюро.
Однако в ту же субботу, в 23 часа 45 минут, скорый поезд сошел с рельсов... 76 погибших!
Месье Лакель стал знаменитостью. Им восхищались, его опасались. Смутный инстинкт самосохранения подталкивал людей искать его милости. Когда его попытались переманить парижские газетенки и страховые агентства, месье Лакель ответил, что не уйдет из газеты, в которой начинал. Все пришли в восторг. В его честь устроили банкет, на котором я и увидел его наконец.
Он оказался узкоплечим и бледным, с предупредительными манерами. Высохшее, как из мацы, лицо говорило о долгих бдениях при свете лампы. Взгляд черных глаз витал в каком-то ином мире. От него исходило неясное, смутно-повелительное обаяние. На торжественную речь, произнесенную в его честь, он ответил предельно просто, спрятавшись за научными авторитетами, чьи имена нам ничего не говорят:
- Ни к какой ворожбе я не прибегаю. Я лишь использую правила... Делаю выводы... Любой на моем месте...
Рассказали ли ему о моей увлеченности его трудами? Заметил ли он, с каким почтительным интересом я внимал всему, что бы он ни произнес? Не знаю. Как бы то ни было, встав из-за стола, он подошел ко мне:
- Вы производите впечатление порядочного молодого человека!
- Стараюсь, - пробормотал я, почувствовал, что краснею.
- Само собой, вы увлекаетесь статистикой. Это великая наука. Слава богу, она уже миновала первобытную стадию эмпиризма. Она не занимается больше учетом - она предсказывает. Я и работаю сейчас над трудом по прогнозирующей статистике. Мы побеседуем подробнее, если тема не слишком неприятна для вас. Не хотели бы вы посетить меня вечером между половиной седьмого и восемью часами?
- Но, маэстро, вы же меня совсем не знаете!
- Я вас предвижу.
Радость, гордость, смятение помешали мне поблагодарить его как следует. Мы назначили встречу на следующий день.
Месье Лакель жил отшельником в скромной квартире на одной из самых малолюдных улиц. Он принял меня в своем кабинете, заваленном книгами и бумажным хламом. Стены заполняли чертежи, выполненные акварелью. Кривые смертности вились змеями по ровной решетке из цифр и имен. Синусоиды рождаемости колыхались по разноцветным столбикам годов. Зигзаги браков колебались, как температурные кривые, между двумя параллельными линиями. В глубине вырисовывалась путаная черная таблица сложений, вычитаний, умножений, делений, уравнений огромный степеней.
- Вы в лаборатории! - произнес месье Лакель, протягивая мне руку, запачканную мелом.
Я позавидовал ему: жить среди таких волнующих символов человеческой судьбы! Дав разгуляться воображению, я представил себе смерти, которые заставили приподняться вон ту чернильную линию... Давние эпидемии, увеличившие поверхность вон того желтого квадрата; пропавшие без вести, чужие и знакомые, теснились и напластовывались друг на друга.
- Присаживайтесь, друг мой, - пригласил месье Лакель. - Сейчас я приготовлю чай.
Уже не помню, о чем мы рассуждали в тот вечер. Но я его вижу как наяву, одетого в халат табачного цвета с широкими рукавами, указывающего на развешенные по стенам чертежи.
- Здесь - всё. Сводится к одному. Сморщенный японский цветок, чьи лепестки надо расправить, каждый, тщательно, аккуратно.
- Вы не боитесь подражателей?
- Если они ограничатся слизыванием с меня, то лишь проявят свое ничтожество. Если продвинутся дальше, то буду им признателен!
Спустя некоторое время другая газета открыла такую же рубрику предсказывающей статистики. Под таблицами стояла подпись - Фортиш. Я встречал этого тупицу с розовым, гладким лицом. Ни по облику, ни по складу характера он не годился для дела, за которое взялся. Тем не менее дуэль Лакель-Фортиш взбудоражила город. Жители разделились на два лагеря. Каждый соперник имел своих болельщиков. На стенах, даже в туалетах, появились мстительные надписи: "Лакель - свинья"; "Фортиша - на мыло!"
Очень скоро Фортишу пришлось признать себя побежденным. Предсказания месье Лакеля всегда подтверждались, тогда как цифры, названные конкурентом, неизменно оказывались ошибочными.
Как-то в кафе Фортиш воскликнул перед группой журналистов:
- Неудивительно, что он всегда предсказывает верно: он же доубивает!
Ужасное слово подхватили. Сначала оно сошло за шутку. Но мало-помалу фраза оказала свое действие. Даже в рассуждениях друзей месье Лакеля я ощущал замешательство, неуверенность:
- Вы же не хотите сказать, что верите этой клевете?
- Нет... нет... конечно... А все-таки, согласитесь, странно, что в предсказаниях месье Лакеля ни разу не вкралась ошибка, странно и тревожно. Если бы он ошибся хоть разочек! Но такая неслыханная точность наводит на подозрения... Само собой, действует он не своими руками. Некоторые уверяют, что есть организация злоумышленников, они берутся за такие дела - доубивают, выражаясь словами Фортиша!
Я был ошеломлен, чувствуя, как постепенно вокруг моего друга сгущалась тяжкая атмосфера недоверия, страха, затаенной ненависти, будто он был и в самом деле в ответе за каждую заранее объявленную смерть.
Однажды вечером, на площади Дерулед, я услышал, как женщина выговаривала плачущей девочке:
- Не будешь слушаться, месье Лакель занесет тебя в свой список!
Вот что такое известность! И двух месяцев не прошло, как почитаемый человек превратился в изгоя, которого чураются, как проказы! Вся семья, жившая в соседней с ним квартире, спешно переехала в новую. На двери его дома появлялись незамысловатые, накорябанные мелом слова: "Убийца", "Поставщик дьявола".
Это было уже слишком! Я не мог не посетить месье Лакеля. Когда я вошел, он разбирал письма.
- Они не ведают, что творят, - промолвил он.
- Ведают или нет, дальше так продолжаться не может! Необходимо пресечь молву, вернуть вам доброе имя, выбить почву из-под ног ваших врагов!
Он с достоинством пожал плечами:
- Не представляю, каким образом!
- Но это же проще простого: вам достаточно один раз ошибиться в предсказании! Ваша разительная осведомленность - она-то и беспокоит читателей. Одна ошибка восстановила бы вашу репутацию.
Месье Лакель поднял глаза к потолку и развел руками:
- Я не могу ошибиться!
- Что вы имеете в виду? Вместо того, чтобы сделать точный прогноз на следующую неделю, вы объявите первую попавшуюся цифру...
- Стольких людей и настигнет рок.
Я остолбенело посмотрел на месье Лакеля. Глаза его сверкали, губы дрожали от волнения:
- Неужели вы думаете, что я не пытался ошибиться? - проговорил он замогильным голосом. - Но выходило только так! Всегда выходило только так! Любое мало-мальски правдоподобное число тотчас же сбудется на деле. Удача меня преследует неумолимо. Теперь я уже не могу отделаться от своих способностей, от своего везения. Я - пленник собственного могущества! Я не предсказываю, я отдаю приказ. Теперь до вас дошел весь ужас моего положения?
Он рухнул на стул, обхватил тонкими, как у скелета, руками свое исказившееся лицо.
- Увы, - простонал он, - я бы хотел быть слабым и несведущим, как любой из вас. Хотел бы избавиться от этого своего злополучного ясновидения. Хотел бы снова стать обычным человеком!
Смеркалось. Графики на стенах стали напоминать чудовищные лица, изборожденные фиолетовыми полосами цифр. На черной доске крестики сложений образовывали кладбище в миниатюре. Во мне пробудилась страшная тревога.
- Послушайте, - пробормотал я, - надо найти какой-то выход. Не хотели бы вы... не хотели бы вы обнародовать на следующей неделе число, которое назову вам я? Дьявольское заклятие, наложенное на вас, на меня не распространяется. Я-то непременно ошибусь!
- Кто знает?
- Что вам стоит попробовать!
Он улыбнулся:
- Называйте число.
- Сто восемнадцать, допустим.
Он вынул записную книжку. Выводя цифры, грустно покачал головой...
Срок истекал в следующую субботу в полночь. В тот день с восьми часов вечера я находился в редакции, где тотализатор каждый час выдавал последние сведения о смертях: "114... 115..." Я сидел перед непреклонным прибором, и сердце щемила тревога. Доброе имя, будущее месье Лакеля были ставкой на этих покойницких бегах... Я представлял, как он у себя в комнате наблюдает за результатами и так же, как и я, надеется на ошибку, как и я, вымаливает ее.
К 11 часам ночи количество смертей составило 116. Рядом со мной переговаривались журналисты:
- Неужели, умрут два человека на один час?
- По-моему, Лакель угодил пальцем в небо!
- Старая обезьяна так хитра, что ты себе и представить не можешь!
Слушать дальше оказалось выше моих сил. Я встал, собрался уйти, но тут кто-то крикнул:
- Сто семнадцать!
На подкосившихся ногах, прерывисто дыша, я прислонился к стене и закрыл глаза. "Лишь бы только никто не умер до двенадцати!" - повторял я про себя.
Никто не умер! Без пяти двенадцать тотализатор по-прежнему указывал цифру 117. Вне себя от радости, я схватил шляпу, трость и бросился у дому месье Лакеля. Перед самыми дверями я натолкнулся на Фортиша, который тоже собирался туда войти.
- Видели? Он ошибся! - ухмыльнулся негодяй.
- Да, - согласился я.
Поднялись по лестнице. Квартира оказалась открытой. Вошли в рабочий кабинет. Часы на камине показывали полночь. Тотализатор в углу остановился на цифре 117.
В тишине, казалось, затаилось что-то угрожающее. Вдруг до наших ушей донесся звук выстрела. Мы ринулись в спальню. Месье Лакель лежал распростертый поперек кровати. Пистолет валялся на полу.
- Бегите за полицией! - вскричал я. - Приведите доктора!
Фортиш почесал затылок.
- Сто восемнадцать!.. - выдавил он.
______________________________
* Ошибка (лат.)