Алексей Петрович готовился делать обход, он надел халат и потянулся, хрустнув позвонками, двинулся к выходу. Первое апреля, день дурака, а он на работе, наверное, это его день. Утром было прохладно, и он немного поёжился, пациентам холод на пользу, а вот он бы не отказался от горячего душа.
Первыми шли «одиночки» как он их про себя называл, те то лежали одни и кого не навещали. Первым был Семён Степанович, пожилой мужчина без вредных привычек, всю жизнь он трудился на сталепрокатном заводе, и как следствие, заработал хроническую астму, недуг беспокоил его всенепременно по вечерам. Из-за приступов кашля он едва мог говорить и всегда очень из-за этого переживал. Ему крайне не хватало общения и уж совсем не хватало его любимых шахмат. Играть с ним у Алексея Петровича не было времени, а соседи не соглашались, уж больно их пугал его надрывный кашель.
Далее шла Алевтина Евгеньевна, женщина, перенёсшая три пневмонии, её лёгкие воистину стали примером стойкости и силы позитивного мышления. Она увлекалась всем, что несло свет и позитив. Изучала бесконечные методики релаксации, регуляции, самонастройки и самовостановления, она была просто справочником по симпатической нервной системе. Громким, радостным, почти кричащим, точнее хрипящим, позитивным справочником, который было легко открыть и крайне сложно закрыть.
Андрей Павлович располагался прямо за ней, врач-эндокринолог в третьем поколении, он был настолько надменен, что даже не позволял себе поздороваться, его внешний вид выражал сильнейшую неприязнь всем и всему, что его окружало, но больше всего, казалось, он ненавидел Алевтину, за её жизнелюбие и детский восторг от всего нового и интересного. Парадокс был в том, что ненависть эта была наиграна и скрывала болезненную влюблённость и томление не высказанных из-за боязливости, чувств. Он тайно писал про неё романтические и возвышенные стихи и иногда забывал убрать.
После него располагались Влагалины, два брата-близнеца были неразлучны с детства и стоило заболеть одному, второй тут же тоже заболевал. Они были настолько похожи, что даже жёны не могли их отличить и братья, пользуясь этим частенько менялись. Их внешность, тембр голоса, и мимика были идентичны, их неразрывная связь ставила в тупик, всех, кто их знал, стоило одному что-то узнать, как он передавал это второму, даже на расстоянии. Они были неразлучны и их феномен так и оставался неразгаданным.
Далее шли Ивановы, муж и жена, обладатели великой русской фамилии, которым, было сделано исключение, пребывать вместе. Их дуэт был просто образцовой семьи на людях, настоящая идиллия, семья образцового быта, брак от Бога или золушка и принц. Но как только зрители покидали из зал славы, начинался кошмар, бои шли за каждый сантиметр пространства и времени, они как два терминатора не способных друг друга уничтожить, но запрограммированных убить, сражались ради битвы.
Сектор замыкали Павел и Мария, молодые и очень грустные ребята, их жизнь сложилась совсем непросто, не успев начать жизнь, они понесли огромную потерю восполнить, которую в душе был не способен ни один человек. Молча и с грустью они частенько сидели, держась за руки и молча смотрели вдаль. Их мысли простирались над горизонтом, который, как известно, невозможно пересечь.
Алексей Петрович остановился и задумался, как же всё-таки несправедлива бывает судьба, казалось бы, только поженились и такая потеря, только пережили потерю и тут же страшная смерть в катастрофе, а могли бы жить, такая красивая пара. Или Влагалины, заболел один, а умерли двое, не справедливо! А Семён Степанович, неделя до пенсии, нет, чтобы доработать спокойно, поехал на шашлыки, выпил, полез купаться и утонул, а мог бы и не лезть и сейчас бы в садике был гроссмейстером среди местных шахматистов.
Андрей Павлович, всю жизнь спасал жизни, а для него хорошего врача так и не нашлось, умер от сепсиса из-за банального аппендицита. Алевтина Евгеньевна – вечный заряд позитива, радости и добра, прожила жизнь, так и не узнала, на что у неё аллергия, задохнулась на лавочке в саду. Одни Влагалины, наверное, сами придумали себе беду, застряли на переезде и пока ругались и выясняли, кто виноват, пришёл их последний экспресс.
Воистину судьба есть судьба, и повороты её, непредсказуемы и сложны, человек лишь может надеяться, а как будет ему неведомо и скрыто, наверное, и к лучшему.
На кладбище темнело, Андрей Павлович зажёг фонарь и двинулся обычным маршрутом вдоль могил, здороваясь с постояльцами и справляясь у них как дела.