Дом у Мартьяна Федуловича пятистенный, срубленный «в чашу» из толстых стволов сосны, крытый шифером. Бросились в глаза красивые наличники с замысловатыми узорами, которые были окрашены голубой краской.
(Рассказ "Выводной", часть 8 - начало здесь)
Под окнами цвели георгины, хризантемы и величественные мальвы. Массивные ворота, которые он открыл, крепились на двух толстенных смолёвых столбах. Над воротами на почерневшей от времени доске были едва видимые цифры «1905», дата постройки дома.
- Сто лет уже вашему дому? – удивился я.
- Да деревне-то нашей боле трёхсот лет, это мой дом стоит сто лет. Старый-то мы с батей на дрова испилили; такой был - что ты!.., брёвна в два обхвата!.. Но зауголки сгнили, - крыша была крыта соломой… Годы были, сам знаешь, то мор, то война… Мои предки были пришлыми староверами. А когда раскулачивать стали, так полдеревни в Сибирь уехали. Ой, что было! Не приведи Господь нам испытать то, что испытали наши деды и отцы.
На крылечко вышла супруга Мартьяна Федуловича, среднего телосложения, на вид лет шестидесяти. Одета она была по-домашнему: деревенский сарафан, на ногах чёрные лакированные галоши. Она ласково, по-матерински, поглядела на меня.
Я первым сказал: - Здравствуйте!
- Доброжаловать! Айдате в избу! – сказала она обыденно.
Мартьян Федулович заехал во двор и остановился против крыльца. Выйдя из машины, он закрыл ворота на засов.
- Ну, вот мы и дома, «конь» на месте. Заходи, Аверьян, будь, как дома! Ну, Фелисата Иподистовна, сбылась наша мечта, замену себе мы нашли! Серьёзный человек из города к нам с ответным визитом.
Такими яблочными пирогами Аверьян Никонорович меня с Кристиной… отчества не знаю… «Аркадьевна!» – вставил я. - Так вот, Кристина Аркадьевна такой кулинар, - пальчики оближешь!
- Да что…, - я растерялся. – Сейчас… вот, угощайтесь – и я вытащил из рюкзака пакет с пирогами и положил на стол.
- Попробуем, обязательно попробуем! – ответила Фелисата Иподистовна. – А я вам сейчас свои деликатесы приготовлю, паужнать будем… Ты, Аверьян, будь попроще, разболокайся. Скидывай свои джинсы, одевай вот спортивный костюм сына моего; новый, не одёваный. С дороги-то устал? На печи полежи, а я баньку сварганю: ох, и попаримся с тобой!
Фелисата Иподистовна принялась за приготовление ужина, громыхая посудой:
- А что жену свою не взял с собою?
- Так дети у нас, девочка и мальчик, в школу ходят. Сами знаете, от них не уедешь, кто-то должен быть с ними.
- А у нас тоже двое детей, оба в Москве проживают. Раз в году навещают нас, с внуками приезжают и с внучками. Больше недели не гостят, тяжело тишину переносят. Где уж родился – к тому и привык. Всяк кулик своё болото хвалит. Я в городе только ночку порой у сестры ночую, так вся уже не могу, задыхаюсь; скорей бы до дому, - дома и стены помогают.
Странное чувство овладело мною.
- Я первый раз у вас, Фелисата Иподистовна, но у меня такое чувство, словно я бывал у вас.
- Да бывало и со мною: зайду, порой, к незнакомым людям, вот кажется тебе всё у них знакомым. И к людям тем относишься, будто к родне близкой зашёл, и хорошо тебе с ними.
Мне на ум вдруг пришло то, что я увидел через дорогу в окне - взгляд красивой женщины, её глаза, её удивительные глаза; и мне стало в душе стыдно, что я вспомнил этот мимолётный эпизод. Мой ум, проказник мой ум! И тут же подумал: «Случайностей в этом мире не бывает! Красивая женщина, кто она?» Пока я думал, Фелисата Иподистовна что-то говорила мне, но я не слышал её.
- Простите меня, немного задумался. Я прослушал, что вы сказали?
- Дело молодое, бывает – улыбнулась по-матерински тепло она. – О жене, небось, задумался? Я, когда молодая-то была, так у меня мысли только о Мартьянушке и были, сильно сохла по нему.
- Стыдно мне, Фелисата Иподистовна … не знаю, как и сказать… Редко со мной такое бывает, а думал я не о жене… Так будет честнее: как на духу, скажу вам: думал я сейчас о женщине, что живёт напротив вас.
- Охо-хо! – вздохнув глубоко, сказала хозяйка дома. – Не ты первый, не ты первый… Столько её парней сватали, столько сохло по ней! – продолжала она.
– Как схоронила она своего Инурия, тяжело ей было, сколько слёз по нему выревела, дала зарок не говорить и стала жить затворницей.
Годы в те пор голодные, послевоенные были… А жила тем, что помогала всем, а за работу ей кто картошину даст, кто жменьку мучицы. Даром-то она хлеб не ела. Угостишь её порой, так она все полы тебе голиком с дресвой добела выдравит… Все стены и потолок… а иконы - так слезами все вымоет: поглядит-поглядит на них, ко груди прижмёт, и опять слёзы ручейком ведь бегут!
И так - у всех она, в каждом доме… У некоторых тут иконы в серебряных окладах да в золотых были шибко стародавние... Из города хулиганы приезжали под видом электриков: мол, надо счётчик посмотреть. Шибкой грех! Шибкой грех – запричитала хозяйка.
– Никто её здесь не обижает, мы ей и дрова всей деревней, вернее сказать, всем хутором, заготовляем. Случай одинова был… Пьяные робята из соседней деревни потешаться над ней удумали; среди ночи приехали на мотоциклах и давай в её двери батить.
Старик мой вышел заступиться, вроде, как за неё, так таких ему синяков наставили - всего чисто исхропали! Ногами пинали… Я от страха-то растерялась…
До сих пор себя виноватю: надо было сразу к Богородице обратиться, да страх-то память отнял. Вижу, старика уж совсем одолели… Запинают, думаю… Токо тогда, будто в забытьи, схватила я с алтаря икону и не помню, как из избы выбежала.
Бегу, со слезами молю: «Пресвятая Богородица, защити и оборони». Как только они меня, вернее, икону-то, увидели - свет от неё пошёл! Так они побросали свои мотоциклы кто куда.
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить продолжение рассказа и новые истории 👌
Спасибо за ваши лайки, репосты и комментарии 💖