Влияние личного опыта на ошибки мышления суициданта и стратегии оказания помощи
Начало серии публикаций - здесь:
https://www.b17.ru/article/513729/
Сегодня рассмотрим такие признаки суицидального поведения, как амбивалентность и агрессивность.
5. Амбивалентность
Клиент не может решить, к чему он стремится больше – к жизни, или к смерти. Эти желания могут и существовать вместе, и периодически внезапно сменять друг друга.
Это явление также можно объяснить через обращение к ранним слоям жизненного опыта. «Я – маленький и слабый! Я люблю жить, но сам не выживу! Если все окружающие не догадываются, как когда-то - мама, что мне плохо, мне срочно нужна помощь в жизни и полное слияние-симбиоз, то я не могу так жить, мне не нужна такая жизнь!» Нередко со стороны такие страдания выглядят как «злобное требование любви». Вынести такое нелегко, и эффект, как правило, получается строго противоположным желаемому: никто не спешит такого человека любить и утатакивать.
Помощь в этом случае можно оказать, если понимать глубинные причины этого страдания, и выразить своё понимание, сочувствие и веру в лучшее.
«Да, я понимаю, что тебе больно! В тебе проснулся плачущий малыш, который когда-то только гневным криком смог позвать маму на помощь. Этому малышу на самом деле было страшно, что он один не выживет. Опасность была вполне реальна, и маленький, но умный мозг это четко понимал. Поэтому воспоминание получилось таким четким, что теперь всплывает при любой неопределённости ситуации, которая как бы подтверждает то, детское опасение. Но сейчас, к счастью, это – далёкое прошлое. И у тебя есть знания и силы справляться с жизнью. Дело за малым – помаленьку набирать подтверждения версии, что ты – взрослый и сильный! Эти подтверждения у тебя уже есть, просто обрати на них внимание! И продолжай проводить эксперименты. С каждой новой попыткой ты будешь становиться все сильнее и увереннее!»
6. Агрессия
Желательно помнить, что в душе клиента с суицидальными намерениями кипит опасный вулкан гнева – и на других, и на себя; и в беседе учитывать этот фактор риска.
Важно понимать, что это – не результат избалованности и испорченности, или злых намерений, или манипуляций.
Гнев на окружающих может возникнуть из-за привычной, с младенческого возраста, фрустрации потребности в симбиотической привязанности, и из-за внезапного осознания, что во взрослом возрасте иметь её уже невозможно.
Вот это открытие, что взрослость – это самостоятельность, в сочетании с многолетней, устоявшейся привычкой чувствовать себя беспомощным перед жизнью, может порождать чувство отчаяния и желания срочно избежать этой угрозы – неизбежного взросления.
Гнев в данном случае, скорее – это гнев против судьбы.
Он может выглядеть, как злость, направленная в адрес близких. Но по факту, в глубине души, именно злая судьба, требующая взрослеть, порой предстает в виде нотаций взрослых, требующих брать на себя ответственность. А страдающий человек искренне не верит в то, что несение ответственности для него доступна. И он от неё яростно уклоняется. Существует такой термин: «активная пассивность». Звучит она примерно так: «Не говорите мне, что я – сильная и взрослая! Я – маленькая и слабая, разве это не очевидно?! Как вы можете не видеть то, что для меня так реально?! Мне плохо, и мне никто не помогает!!!»
Хотя в реальности люди могут предлагать помощь, но она страдающим человеком воспринимается как неподходящая. Он чувствует, что его не понимают, и требуют от него невозможного – быстро выйти на плато взрослости и самостоятельности. Он не верит в то, что это возможно. И может предпочесть бегство исполнению «неисполнимых» ожиданий окружающих.
Бывает, что этот монолог звучит вслух. В других случаях, когда человек стесняется своих мыслей, осознаёт их ирреалистичность и нерациональность, не хочет травмировать окружающих, - он может после долгих размышлений и попыток разрешения противоречий в своём внутреннем мире принять отчаянное решение, что не справляется и хочет из этой ситуации удалиться. И, к сожалению, порой принимает решение прекратить этот критичный в адрес мира и в собственный адрес поток разочарованного сознания путём самоустранения из мира. Это решение может выглядеть для его напряжённо суженного сознания, как логичное.
«Раз я понял, что мир нехорош, и у меня есть плохие мысли в адрес близких, следовательно – я сам нехорош, так какой смысл все это продолжать?!»
Методы когнитивно-поведенческой психотерапии эффективны для коррекции подобных рассуждений.
Попросив человека оценить в процентах «плохость» себя, мира и будущего, можно провести диагностику имеющихся предубеждений и организовать по итогам диагностики обсуждение этих мыслей.
В процессе обсуждения и сбора доказательств – за, и против версии, что мир и я плохие, а будущее ничего хорошего не сулит, - удаётся, вернув клиента к способности логически рассуждать, снизить градус его тревоги.
Уверенность в бессмысленности существования снижается. Появляется шанс настроить человека на позитивную оценку своей способности справляться с трудностями, а далее – на умение с радостью и любопытством ждать неожиданных подарков судьбы и переписывать сценарий будущего.
В момент отчаянного сужения сознания человеку трудно зримо увидеть, что может ждать его впереди. Для человека, всерьёз помышляющего об окончательном уходе из жизни, характерно в принципе "не видеть" грядущего, или видеть его в неприглядном, отвратительном виде - в виде грязи, ямы, непроглядной черноты.
Помогая справиться с этим чувством непроглядности и безнадёжности, мы можем использовать великолепные творческие возможности мозга для моделирования нового, взрослого и оптимистичного взгляда в будущее. Для этого очень эффективны методы арттерапии, сказкотерапии, эмоционально-образной терапии.
Эти методы, апеллируя к образному мышлению, дают возможность конструирования ярких и привлекательных картин возможного будущего. Такие образные, яркие картины имеют волшебное свойство восприниматься мозгом, как реальность, и, как магнит, притягивают к себе стремления личности, делают её активность в реальном мире осмысленной и радостной, что порождает у человека чувство счастья.