Мы закончили предыдущую часть на том, что Гончаров в романе не только предлагает свою версию национального русского характера, но и пытается найти ответ на вопрос: что сделало Илью Ильича таким? Ответ мы можем найти в главе "Сон Обломова".
К ней, мне кажется, хорошо бы подошла следующая цитата Л.Н.Толстого:
Еще думал: Надо бы написать книгу ЖРАНЬЁ. Валтасаров пир, архиереи, цари, трактиры. Свиданья, прощанья, юбилеи. Люди думают, что заняты разными важными делами, они заняты только жраньём.
Л.Н.Толстой. Дневник 1890г.
Герои русской литературы ещё со времён романтизма часто видят сны сны: метафорические, иногда пророческие видения разной степени запутанности. Читатели могут вспомнить сон пушкинской Татьяны или Гринёва из “Капитанской дочки”, позже - сны Раскольникова и Веры Павловны. Литературоведы любят играть в расшифровку, чему способствует наполненность этих картин разнообразными туманными символами.
Но сон Обломова немного другой. Он не предсказывает будущее, а наоборот, обращён в прошлое - своеобразный вариант мифического "Золотого века", где время циклично, как будто застыло, словно в сказке. Сменяются времена года, но реальных изменений не происходит. Жизнь подчинена вечному кругу сна, еды, болтовни и череды обрядов.
Они с бьющимся от волнения сердцем ожидали обряда, пира, церемонии, а потом, окрестив, женив или похоронив человека, забывали самого человека и его судьбу и погружались в обычную апатию, из которой выводил их новый такой же случай — именины, свадьба и т.п.
<...>
Они вели счет времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда ни на месяцы, ни на числа. Может быть, это происходило частью и оттого, что, кроме самого Обломова, прочие все путали и названия месяцев и порядок чисел.
Такое течение времени в литературоведении называется мифологическим (так как присуще мифам, как ни трудно догадаться) и противопоставляется линейному (историческому). Наш герой застывает в личном мифе о потерянном рае, из которого он был изгнан в суровую действительность. Многие сказки так и начинаются: первоначальное благополучие нарушается бедой, которая заставляет Иванушку-дурачка что-то делать.
А наш Обломов отказывается двигаться вперёд, вздыхает о Золотом веке и мечтает повернуть время вспять.
Неподвижность времени отражается и в пространстве сна. Здесь нет ни гор, ни моря, никаких крайностей даже в погоде. Известно, что где-то там есть города и даже другие страны, но в глаза их никто не видел. Вообще эта Обломовка мечты определяется через отрицание: там нет болезней, почти нет смертей, нет приезжих, новостей. И есть только необъятные горы еды.
Вся жизнь там крутится вокруг пожрать и поспать. Главная тема для разговоров и хлопот - что приготовить на обед. Идеал - бездействие. Даже пришедшее письмо лучше не читать, а то вдруг написанное там нарушит застывшее спокойствие, а потом ещё и ответ писать придётся. Рухнул балкон - когда-то починим, вроде уже и без него неплохо живётся.
На самом деле описание хода жизни в Обломовке - чтение довольно приятное, умиротворяющее. Как сказка. Я бы действительно посоветовала читать эту главу на ночь.
Сам же Гончаров проводит параллель между этой жизнью и народными сказками, на которых воспитан как Обломов, так и все предыдущие поколения:
Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка.
Он невольно мечтает о Милитрисе Кирбитьевне; его все тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остается расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанном платье и поесть на счет доброй волшебницы.
И старик Обломов и дед выслушивали в детстве те же сказки, прошедшие в стереотипном издании старины, в устах нянек и дядек, сквозь века и поколения.
Кто из нас не мечтал о волшебной палочке и скатерти-самобранке.
В этих сказках Гончаров видит первую причину неспособности героя к активной деятельности. Конечно, не последнюю роль здесь играет пример старших, прошедших ту же школу:
Может быть, Илюша уж давно замечает и понимает, что говорят и делают при нем: как батюшка его, в плисовых панталонах, в коричневой суконной ваточной куртке, день-деньской только и знает, что ходит из угла в угол, заложив руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к чаю, от чая к обеду; что родитель и не вздумает никогда поверить, сколько копен скошено или сжато, и взыскать за упущение, а подай-ка ему не скоро носовой платок, он накричит о беспорядках и поставит вверх дном весь дом.
Может быть, детский ум его давно решил, что так, а не иначе следует жить, как живут около него взрослые. Да и как иначе прикажете решить ему?
Есть и вторая причина. Активная, деятельная жизнь предполагает некоторую степень храбрости: начать новое дело, переехать в другой город, обучиться профессии с нуля. А тревожным фоном рассказа об идиллическом мире Обломовки у нас проступает страх.
Люди там боятся не то что незнакомцев (при их появлении собирается целый совет старейшин), а даже неизвестной собаки. Тем же страхом объясняется столь ревностное следование всевозможным обрядам и суевериям. Привычка к неподвижности приводит к паническому страху перед любыми изменениями.
А может быть, сон, вечная тишина вялой жизни и отсутствие движения и всяких действительных страхов, приключений и опасностей заставляли человека творить среди естественного мира другой, несбыточный, и в нем искать разгула и потехи праздному воображению или разгадки обыкновенных сцеплений обстоятельств и причин явления вне самого явления.
Ощупью жили бедные предки наши; не окрыляли и не сдерживали они своей воли, а потом наивно дивились или ужасались неудобству, злу и допрашивались причин у немых, неясных иероглифов природы.
Смерть у них приключалась от вынесенного перед тем из дома покойника головой, а не ногами из ворот; пожар — от того, что собака выла три ночи под окном; и они хлопотали, чтоб покойника выносили ногами из ворот, а ели все то же, по стольку же и спали по-прежнему на голой траве; воющую собаку били или сгоняли со двора, а искры от лучины все-таки сбрасывали в трещину гнилого пола.
И поныне русский человек среди окружающей его строгой, лишенной вымысла действительности любит верить соблазнительным сказаниям старины, и долго, может быть, еще не отрешиться ему от этой веры.
Мифологическое сознание живёт ритуалами: они создают иллюзию контроля над жизнью. Жители Обломовки пытаются защитить статичность, но не готовы ни к какому реальному труду. С детства перед ними есть идеал тихого и сытого существования. Им не может прийти в голову, что ради него когда-то придётся трудиться. По сути, они сами - вечные дети, верящие в скатерть-самобранку.
Илья Ильич всё-таки уже немного другой. Его родителям никогда бы не пришло в голову задумываться над смыслом жизни, но в Обломове эта коварная мысль уже прорастает. Вспомните, как часто он вздыхает: “А жить-то когда? На что тратится жизнь?”. Не такими были его родители: они ложились спать с ощущением счастливо прожитого дня и надеялись, что следующий будет таким же.
Идеал барина-бездельника на иждивении крепостных постепенно уходит в прошлое. Тихая и сытая жизнь уже недоступна без труда. Но яд вековых "традиций" слишком глубоко укоренился в сознании такого замечательного человека, как Илья Ильич.
Ему трудно принять тот факт, что не прилетит волшебник в голубом вертолёте, бесплатно кино не покажет, поместье мечты нужно строить, панические страхи перемен преодолевать.
В сцене прощания со Штольцем мы видим, что Обломов возлагает надежды на сына. Видимо, Гончаров надеялся, что будущим поколениям удастся преодолеть этот стереотип праздности. Мне кажется, он был большим оптимистом. Возможно, мы уже отличаемся от родителей Обломова, но лично я многое из его качеств всё ещё вижу в себе.
Ссылка на первую часть: