Последний мирный день в Ленинграде летом 1941 года был обычным, как и все дни начавшегося года.
Следующий: 22 июня - выходной. Газеты анонсировали много интересного: Военизированный мотоциклетный кросс; Репетиция спортивного парада; Джаз обозрения “Музыкальный крокодил” и т.д.
Ни одно из этих событий не состоялось.
На момент начала блокады Надежде Васильевне было 20 лет.
-Я окончила 7 классов, и моя мама мне сказала: -Дальше содержать тебя я не могу. Ты хорошо учишься. Или иди работать, а если захочешь дальше учиться, будешь содержать себя сама.
Так я приехала в Ленинград. Первый год я не стала поступать, потому что нужно было хоть немного подзаработать и одеться. Я поступила в техникум и, окончив его, поступила в институт. Шел сороковой год. Это был один единственный год, когда вышел приказ, что за обучение в институтах нужно заплатить 200 рублей за год. Я жила на одну стипендию, и таких денег у меня не было. Хотела даже бросить обучение.
Но девушка, которая сидела со мной за одной партой, предложила свою помощь. “Я помогу тебе устроиться на подработку в одну школу. Там в декретный отпуск уходит секретарь. Ты пойдешь на ее место, пока она будет в декретном”.
Так я попала в школу. Через 30 дней вернулась секретарь. Декретный отпуск длился только месяц. И я опять осталась без работы. Но директор школы попросил оставить адрес, чтобы помочь мне, когда появится подходящее место.
И так получилось, что первого сентября учительница первого класса сломала ногу, а замещать было некому. Меня и позвали. Конечно, боялись. У меня не было опыта работы. Правда, когда училась в техникуме, я ходила подрабатывать в детский садик. Это был весь мой опыт работы с детьми.
Директор боялся, потому что первый класс в самом начале трудно организовать. А у меня все сразу как-то получилось. И я с первого раза дала без проблем все четыре урока. А учительница, которая сломала ногу, была уже пожилая. У нее очень долго не срасталась кость. Четыре месяца она не могла выйти на работу.
Так меня оставили в школе, а на следующий учебный год уже дали класс.
В сентябре 1941 года я должна была принять класс, но началась война.
Бомбоубежище
7 июля директора школы призвали в армию, а меня оставили вместо него. Согласно предписанию райвоенкомата, при школе нужно было организовать бомбоубежище. В подвальном помещении школы для уроков труда была организована слесарная мастерская. Ее переоборудовали и стали делать запасные детали для танков. Мастерскую закрыли через 4 месяца, потому что материалов не было, а новые не достать.
Мастерскую и переоборудовали под бомбоубежище. Из коллектива в школе нас осталось только три человека. Учитель физкультуры Аташевская Виктория Геннадьевна. В первое время с нами был Поспелов Сергей Васильевич, учитель русского языка, но его тоже призвали в армию. К нам из соседней 164 школы пришла секретарь Абрамова Анастасия Николаевна.
Это бомбоубежище мы втроем белили, мыли. Из военкомата пришли проверяющие, и наше бомбоубежище приняли очень хорошо. К нашему бомбоубежищу прикрепили шесть близлежащих домов по улице 5-я Советская. Это дома 19, 21, 23 на одной стороне и на другой стороне дома номер 24, 26 и 28 на углу Дегтярного.
Часть МПВО
В сентябре в нашу школу направили две группы: медико-санитарную и разведроту. Возле школы стало очень много машин с красными крестами. И в октябре вокруг нашего здания стало падать очень много бомб. Одна бомба упала на углу 6-й Советской и разбомбило наше РОНО. Эта бомба пробила водопроводную жилку, откуда стала бить вода. Эта вода спасла нас зимой.
Еще одна бомба упала в 28-й дом, что стоял напротив. Наше здание школы тоже пострадало: вылетели окна, рамы, двери.
В это время я держала на руках 4-летнего ребенка шофера медико-санитарной команды. Она уезжала и оставляла своего Сашеньку мне, чтобы я присматривала. Вместе с ребенком меня подхватила взрывная волна и через весь коридор школы. А какие коридоры в школе длинные, знаете. Нас приложило о противоположную стену.
На нас посыпалась штукатурка. Ребенок плачет. А бойцы решили, что в здание попала бомба, и командир уже докладывал в военкомат.
Я сказала, что это не в наше здание, наше здание стоит. Подбежала к нему, вырвала у него из рук телефон. Он на меня потом кричал. Много потом я от него пережила всего. Я-то перед ним девчонка сопливая, а он солидный дядечка.
А я была очень активная и вся в работе. Заведующий РОНО всегда за меня заступался. И я одна жила, всегда могла помочь.
Из-за того, что бомбы сыпались кругом, МПВО решили из нашего здания убрать. Медико-санитарная группа уезжала как раз в тот момент, когда бомбили Бадаевские склады. Какие черные тучи мы тогда наблюдали.
Через день мы пошли туда, взяв ведра, чтобы собрать землю с сахаром. Горелый сахар мы заливали водой. Когда земля оседала, мы сливали воду и кипятили.
Потом бомба попала в огромное здание на Суворовском проспекте около Смольного. Там был госпиталь. Я своими глазами видела, как раненые в гипсах выпрыгивали из окон. Мы пошли туда в надежде, что чем-то поможем. Но место милиция быстро оцепила. Туда съехались медики. Там уже оказывали профессиональную помощь.
Голод
У меня открылись язвы цинготные в суставах. Особенно болел голеностопный сустав, из-за чего я не могла подниматься на третий этаж. Я была очень рада, когда на полках нашла клей и сварила восемь тарелок так называемого холодца.
Новый год
Перед Новым годом нам прислали пригласительные билеты на елку в 157 школу, которая находилась рядом со Смольным. От нашей школы пришли три ребеночка. Больше детей в школе не было, а троих родители оставляли, чтобы они были под присмотром.
Пришли на праздник. Там Дед Мороз ходит, Снегурочка ходит, и мы ходим, взявшись за руки. Но смотрели мы только на дверь, откуда так вкусно пахло. Нам обещали, что покормят. И когда дверь открыли, нам уже Дед Мороз не нужен был. Все ринулись в столовую. Нам дали сладкий-сладкий чай, бутерброд и печенье. От счастья мы были на десятом небе. Так мы встречали Новый 1942 год.
Детский дом
6 января я получила приказ из нашего РОНО, что в нашем здании будет организован детский дом. Нужно было оборудовать помещение, чтобы можно было принять детей. Я в ужасе. Какой из меня работник. Помощников нет. Это надо кровати, матрасы, посуда, на чем-то готовить.
Я пришла к заведующему РОНО Марку Ивановичу: -Не волнуйся, я к тебе директора пришлю, - сказал он.
И к нам прислали Строганова Александра Федоровича, который после войны стал моим мужем.
Директором он был сильнейшим. До этого он уже работал в школах Петроградского района. Перед тем, как прийти к нам директором, он командовал большим отрядом Петроградского района на строительстве оборонительных работ по Балтийской железной дороге.
Его тут же, 6 января, к нам прислали. Он очень быстро собрал коллектив. Прошелся по всем законсервированным школам, и на следующий день коллектив был собран. Он нашел места, где что достать из мебели. Посуду мы везли из разных школ на саночках.
Матрасы тащить сил не было, мы его по земле волокли, пачкалось все. Тогда Александр Федорович где-то раздобыл лошадку, которая тоже качалась и с трудом шла, но сани тащила. Так мы оборудовали детский дом. Кастрюли и котелки из дома приносили. Окна, где не было стекол, забили фанерой. Стены, где отвалилась штукатурка, тоже фанерой заделали. Наш завхоз Базанов Никита Петрович нам очень помогал. Его жена Ольга Михайловна была из сельской местности. Очень крепкая женщина.
19 января из распределителя мы приняли первую партию детей. В первый раз к нам привезли 219 детей. Потом тоже привозили, но понемногу. Приводили детей и из семей, где умерли родители.
Я помню, как сама принесла мальчика. Я думала, ему пять лет, а ему оказалось 10 лет. Без преувеличения говорю в прямом смысле слова. Волосы его шевелились от вшей, когда мы развернули одеяло. У нас была большая печь, где мы грели в кастрюле воду и купали там деток. Тут же стригли им волосы, а волосы бросали в печку. От вшей прямо хлопки шли. Но больше всех я запомнила этого мальчика Васю.
Всех я не запомнила, потому что движение по детскому домику было большое. Одних детей эвакуировали, других привозили.
Только одна треть детей самостоятельно со второго этажа могли спуститься в столовую покушать. Всех остальных мы кормили в кроватях. Всеми силами мы боролись за жизни ребят. Мы читали, рассказывали им сказки. Каждый день рассказывали о событиях на фронте.
22 февраля наша завуч Блок Мария Григорьевна попросила своего мужа, заведующего ДК Красной Армии, отправить к нам артистов.
Пришли два чечеточника, два жонглера и один ведущий. К их приходу Александр Федорович, наш директор, написал целую поэму о жизни нашего детского дома. Там были все фамилии и имена наших ребятишек, их достижения, проделки.
Всю поэму конферансье прочитал перед детьми. Они сидели с открытыми глазенками. Дети были так поражены, откуда этот дядька все про них знает. Когда артисты уходили, ребятишки обступили их и начали спрашивать, откуда он все про них знает. Дети засмеялись, заговорили, ожили.
Александр Федорович этот момент использовал. В этот же вечер собрал всех детей и создал дружину. Следующий день он провозгласил днем самообслуживания. Значит, директора нет, уборщиц нет, поваров нет, дворника нет. Дети сами должны были себя полностью в этот день обслужить.
Дети действительно ожили. Они на ноги встали и своего бригадира выбрали. Даже поваров своих выбрали. Конечно, повар на кухне была, а дети помогали.
А отопление у нас было печное. Нашему детскому домику дали старый деревянный рынок, который мы могли ломать на дрова. По ночам, когда дети спали, мы с воспитателями ходили туда ломать и пилить доски. Александр Федорович и тут нашел выход. Он договорился с армейской частью, откуда к нам отправляли каждый день 2-3 бойца, которые помогали нам с дровами.
После первого дня самообслуживания наши дети изменились до неузнаваемости. Потом мы такие дни стали периодически устраивать. Тех детей, которых мы ставили на ноги, эвакуировали по Дороге жизни.
С 19 января по 26 августа, пока работал детский дом, тремя партиями мы эвакуировали 625 ребятишек.
Я помню, как мы отправляли третью партию детей. С кладовых мы все подчистили и поставили тесто, чтобы детям в дорогу испечь пирожков. Тогда у нас такое тесто получилось! Мы испекли одну партию, а у нас тесто опять поднимается. Испекли, еще поднимается.
Наталья Петровна Блохина такой у нас повар, чудесная была, каждую крошку берегла. Говорит: -Детки наши очень хорошо устроятся в эвакуации. Смотрите, как все хорошо идет.
Всю ночь мы работали, всем кулечки приготовили. Утром мы всем детским домом поехали провожать детей. Прощаясь, все дети плакали. Мы плакали. Хоть и немного времени они с нами были, привыкли мы к ним. Очень дорогие они нам были.
Конечно, не всех детей мы смогли поднять. Многих пришлось отвести на Охтинское кладбище. Я не могла прощаться с детьми, не могла выносить такое. Мне в это время давали какое-нибудь поручение и отправляли по делам.
Кладовая
С кладовой была отдельная история. Когда мы только запускали детский дом, заведующий РОНО сказал, чтобы я взяла кладовую. Я сразу отказалась, потому что боялась.
Александр Федорович придумал, что кладовой будут по очереди заведовать несколько человек и он сам. Кладовая открывалась в присутствии двух человек.
Конечно, всех детей мы не могли спасти. Дети умирали. Если ребенок умирал после завтрака, положенные ему обед и ужин директор убирал отдельно. Таким образом собиралась кучка из продуктов, которые он отдельно в тетрадке записывал. Позже он по-очереди из этой кучи выдавал персоналу.
Когда пришла комиссия, он показал эту тетрадь. Потом комиссия приглашала за закрытые двери, например, завуча, воспитательницу, спрашивала, получала ли она по этой ведомости дополнительно 20 грамм хлеба? Все работники подтвердили, что получали.
Потом Александру Федоровичу за такую щепетильную аккуратность, честность и добросовестность по отношению к продуктам объявили благодарность и сказали, что таких людей еще надо поискать. Питались мы, конечно, скудно, но тогда везде так было.
Школа
26 августа мы отправили всех детей в эвакуацию, а 27 августа пришел приказ, чтобы к 1 сентября в нашем здании открылась школа-десятилетка. На подготовку нам оставалось 4 суток.
Все, что было приготовлено для детского домика, нужно было убрать, а взамен оборудовать классы. Наглядные пособия надо было собирать заново. Оборудование для кабинетов химии, физики, географии искали в других школах.
За эти 4 дня мы оборудовали все 10 классов. И первого сентября 1942 года в 9 часов утра в школе прозвенел первый звонок. Дети сели за парты, и в школе начались нормальные занятия во всех десяти классах. Наши все воспитатели были учителями, они и вели все уроки. А каких учителей не хватало, Александр Федорович укомплектовал из законсервированных школ.
Конечно, занятия часто прерывались сигналами воздушной тревоги. В первые дни Александр Федорович до автоматизма отработал с детьми правила, как быстро и правильно спускаться в бомбоубежище. Начали они учиться с пяти минут, а потом он всех научил так что через три месяца в бомбоубежище все спускались за 30 секунд. И там каждый класс в своем уголке продолжал урок.
16 апреля помню, как сегодня. Воздушная тревога затянулась надолго. В нашей школе часть детей питалась по обычным карточкам дома, а 232 ребенка получали карточки в школе и питались в школьной столовой. Что делать? Дети все голодные. Мы поговорили с детьми и решили так, что питание школьников поделим между всеми.
Ни один ребенок не отказался. И все, что было приготовлено для детей, питающихся в школе, поделили поровну между всеми.
А разрывы наших зениток уже стали слышны в нашем бомбоубежище. Это значило, что бомбардировщики приближаются к нам. С этим мы уже все были знакомы.
Когда разрывы стали слышней все больше и больше, директор созвал учителей и сказал: -Что делать? Все здания кругом разбомблены. Метят в наше здание по старой памяти, что здесь было МПВО. Если в здание будет прямое попадание, погибнут все дети. Мое мнение: надо выпускать детей понемножку. (Во время тревоги нельзя было ходить. С этим было строго). Дети маленькие, они юркнут через дорогу.
И мы по пять детей начали выпускать из школы. Их подбирали так, чтобы они шли в разные стороны. Без пятнадцати девять вечера мы выпустили последнюю пятерку детишек.
В школе был кабинет с кроватями, где во время воздушной тревоги на ночь оставались учителя, которые жили далеко от школы. В тот день в школе осталось пять человек. Их фамилии я очень хорошо помню: Дорофеева Евдокия Сергеевна - учитель истории. Пикалева Антонина Васильевна - учитель географии. Сарычева Ольга Иосифовна - учитель пения. Танечка, дочь Ольги Иосифовны, талантливая девочка, стихи писала, рисовала. Ее только что после института прислали работать в нашу школу. Еще учитель физики Бочков Александр, отчество не помню, пошел ночевать в учительскую.
Я ушла в 9 часов, благо жила рядом. Мне нужно было только дорогу перебежать через 5-ю Советскую. К себе ночевать я взяла Анну Сергеевну Вальсон и Софью Ивановну.
Только мы зашли ко мне домой, как прогремел страшный удар. Я только успела сесть в кресло, и меня в него вжало. Я приоткрыла окошко, смотрю, у нас возле подъезда зажигательная бомба загорается.
-Девочки! Побежали гасить!
Схватили мешки с песком и побежали тушить. Идет тетя Дуся, буфетчица наша школьная. Нас увидела и прислонилась к стене дома. -Тетя Дуся. Тетя Дуся. Что?!
Нашу школу из моего дома не было видно. Его загораживал 26 дом на Дегтярном. Тетя Дуся тоже оставалась в школе. Мы смотрим, у нее из лица идут тоненькие красные ручейки. Это ее поранило мелкими осколками от стекла.
Я говорю: -Софья Ивановна, веди ее скорее в аптеку! А мы побежали в школу. Значит, что-то в школе случилось.
Мы только свернули за угол, смотрим, а школы нет. На той стороне, где было бомбоубежище, только груды кирпичей. А с правой стороны здание как-будто полувисит.
Комната, где остались ночевать 4 преподавателя, была прямо над бомбоубежищем. Когда мы подбежали, вначале растерялись, а потом услышали стон и чей-то крик: -Помогите!
Я говорю: -Это же Бочков! Наверху, в учительской. Что делать?
Тут и помощь от МПВО подъехала с лестницами. Бочкова совершенно невредимого, вытащили через окно второго этажа. А четырех наших преподавателей мы похоронили в братской могиле.
________________________________
О том, какой души Человек Надежда Васильевна, можно понять по тому, как она говорит. Если вы, дорогие читатели, обратили на это внимание, думаю, все поняли. Вместо детский дом - детский домик; дети - детишки, ребятишки; ребенок - ребеночек; лошадь - лошадка; детский сад - детский садик. Все ее слова написаны так, как она их произносила.
Обо всем и обо всех она говорит с огромной любовью. А обратили внимание на то, что в свои 92 года она помнит по памяти всех, с кем ее сталкивала жизнь? Помнит все цифры. Это ведь поразительно.
Разве можно не сохранить ее историю? Разве можно быть не благодарной к ней и к таким ЛЮДЯМ, как она...
Вот Люди, которые рассказывают настоящую историю.