Простой, казалось бы, вопрос, на который нет убедительного ответа!
Создателем русской школы называют Ушинского Константина Дмитриевича, а это середина девятнадцатого века. Так поздно?! А что же тогда у нас было раньше?
Россия – родина чудес, и в Петербурге Академия наук появилась раньше, чем Университет, а Университет раньше, чем гимназия. Вопрос, кто мог там учиться, если не было сети начальных школ?! Правомерный вопрос, ни в гимназию, ни в Университет не могли набрать учеников. В обычную начальную школу детей при Петре Великом поначалу водили… под ружьём!
Однако в Москве уже полвека работала Славяно-Греко-Латинская академия. Это ли не школа?! Это же целый ВУЗ! Одно смущает – количество студентов. Не могли набрать и пятидесяти. В Киево-Могилянской чуть больше.
А ещё раньше? Традиции обучения грамоте сложились у нас со времён Ярослава Мудрого, но СКОЛЬКО было учеников в монастырских школах? Если десять – уже хорошо, а как правило, дьячок занимался с двумя – тремя мальчишками.
Школы для девочек были диковиной, а создательница такой школы, Ефросинья Полоцкая, первая русская учительница, причислена к лику святых. Судя по всему, монастыри просто готовили себе смену: грамотные люди нужны церкви. Но неужели они не были нужны в миру?!
Представление о «тёмных веках» оказалось не совсем верным: новгородские берестяные грамоты написаны мирянами. Горожанами, ремесленниками, женщинами, детьми… Онфим, десятилетний мальчишка, вошёл в историю, потому что… потерял тетрадь. Восемьсот лет спустя её нашли археологи.
Всмотревшись в эти бересты, несложно сделать вывод: учился Онфим хорошо. Азбука переписана несколько раз без ошибок, а рисунки с подписями – это, конечно, никто не задавал. Сам рисовал и писал, просто потому что самому интересно. Жил в эпоху Александра Невского и, конечно же, видел себя воином!
Такой вот «автопортрет». Сбоку подписано: «Онфиме».
Но почему даже в Новгороде грамотность пришла в упадок, а русская школа как будто впала в анабиоз на несколько столетий? Традиция никогда окончательно не прерывалась, но грамотность оставалась на уровне «Аз-Буки-Веди»?! Факт, нелестный для национального самолюбия!
Объяснение может быть только одно: школа НЕ была социальным лифтом. Она ничего не могла добавить к благополучию «верхов», не могла изменить положения человека из «низов». Просто «верхушке», царскому окружению полагалось уметь читать-писать, а для всех остальных это было «барство». Безделье, по званию большинству не положенное.
Если уж даже для «попа» грамотность к семнадцатому веку считалась желательной, но необязательной?!
Всё изменилось волей Петра Великого. Не в один день, конечно, а на протяжении четверти века, но изменилось. Для этого императору понадобилось ввести Табель о рангах – чёткую социальную пирамиду, в которой подъём на каждую следующую ступеньку без грамоты невозможен. Чем выше образование, тем более высокое положение можно занять.
Винить сегодня Петра в том, что образованный человек при нём начинал одеваться и развлекаться по-иноземному, а порой и по-иноземному мыслить? Смешно. Ведь если тогда дворянская культура воспринималась большинством как инопланетная, то для нас сегодня она, пожалуй, даже более русская, чем культура старообрядцев, например.
А всё началось с петровских Цифирных школ, со школы Навигацкой, с поездок «за науками» в Европу.
И всё равно дворянство ещё долго не понимало, зачем? Роман Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы» написан двести лет спустя, а помните, за что там помещичьего сына Степана прозвали Балбесом? За то, что хотел УЧИТЬСЯ! Он всерьёз полагал, что диплом прокормит его надёжнее имения?! А мысль, что ему «просто интересно», есть у него умственные запросы, даже не приходила матери в голову.
Но за науки ухватилось «простонародье». Незнатные увидели для себя новые возможности. Крестьянин Ломоносов привёл «в науку» десятки крестьянских, солдатских, поповских сыновей.
Но должно было пройти ещё столетие, прежде чем школа станет действительно массовой. И не по некоей "внутренней потребности", а благодаря Земской реформе, когда в провинции были созданы тысячи рабочих мест для учителей - энтузиастов.
Интеллигенция впервые почувствовала себя нужной и народу, и государству.
А знаменем учительской общественности действительно стал Ушинский. Константин Дмитриевич.