До появления железных дорог люди путешествовали на лошадях. Животные тянули на себе повозки и самих ездоков, зачастую по ухабистым и неровным дорогам. Уставшим коням требовались отдых и корм, а иногда даже лечение травм.
Чтобы сократить время в пути и не мучиться уходом за животными, многие путешественники прибегали к услугам почты
В старину существовала особая система передвижений: через равное расстояние на дороге стояли почтовые станции со свежими лошадьми. Изначально эту сеть строили для государственных курьеров. Чтобы ездок мчал без промедлений, использовали принцип эстафеты: на каждой станции курьер пересаживался в новый экипаж и летел до следующей точки, где снова менял коней. Так путь не прерывался ни днем, ни ночью.
В Средние века станции и поселения рядом назывались «ямы», от тюркского слова jam — «почтовая станция». Отсюда же пошло и «ямщик» — возница.
С конца XVIII века станции возводили по типовым проектам. В Центральной России они располагались в 19−26 километрах друг от друга, а на каждой станции стояло определенное число лошадей. Доставив путника на точку, ямщик возвращал коней обратно.
Со временем почтовые лошади стали доступны и обычным людям. В первой главе «Евгения Онегина» герой отправился в путь именно этим способом:
Он собрался́, и, слава богу,
Июля третьего числа
Коляска легкая в дорогу
Его по почте понесла.
Такие путешествия в народе называли «по почте», «на переменных» или «на перекладных» — на конях, которых нужно было «перекладывать» — менять.
Пользуясь почтой, путешественник должен был решить, поедет он в собственной кибитке, меняя на станциях только лошадей, или каждый раз будет переносить вещи в казенные повозки. Музеевед Нина Грановская отмечала, что термин «перекладные» мог возникнуть от необходимости перекладывать багаж.
В отечественной литературе перекладными часто называли именно повозки:
«Метель стихла, но снег шел густо, и тройка лошадей у крыльца виднелась точно сквозь сетку. Ямщик только что взобрался на козлы. В открытой перекладной сидела какая-то темная фигура».
Владимир Короленко. «Черкес»
Ехать в своей кибитке на почтовых лошадях было удобнее: она была чище и, как правило, качественнее. Но при поломках приходилось самому искать детали и ждать починки. Кроме того, личная повозка совсем не экономила времени на перемену лошадей: на станциях их вечно не хватало, а если животные и были, смотрители придерживали их для срочных курьеров и высоких чинов.
Какой бы выбор ни делали путешественники — в пользу собственных упряжек или в пользу почты, часто они все равно ругали свое решение.
Например, Николай Карамзин в «Письмах русского путешественника» негодовал от поездки на перекладных:
«…я вздумал, к несчастью, ехать из Петербурга на перекладных и нигде не находил хороших кибиток. Все меня сердило. Везде, казалось, брали с меня лишнее; на каждой перемене держали слишком долго. <…> Кибитку дали мне негодную, лошадей скверных. Лишь только отъехали с полверсты, переломилась ось: кибитка упала в грязь, и я с нею».
Похожий опыт описал и Александр Пушкин. В одном из писем он сообщал:
«…выехал 5-6 дней тому назад из моей проклятой деревушки на перекладной из-за отвратительных дорог. Псковские ямщики не нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня; у меня помят бок, болит грудь, и я не могу дышать…»
Не лучшим образом писатель отзывался и о поездках на собственной повозке. В «Путешествии из Москвы в Петербург» он рассказывал:
«Не решившись скакать на перекладных, я купил тогда дешевую коляску и с одним слугою отправился в путь. <…> Проклятая коляска требовала поминутно починки».
А в «Евгении Онегине» Пушкин критиковал и скорость передвижений «на своих», когда люди совсем не прибегали к услугам почты:
…Ларина тащилась,
Боясь прогонов дорогих,
Не на почтовых, на своих
И наша дева насладилась.
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне.
Другой особенностью русских путешествий были прогоны. Главные дороги были размечены верстами (одна верста составляла 1067 метров), которые отмерялись столбиками с цифрами. За каждый отрезок пути пассажир платил ямщику «прогон» — фиксированную сумму.
Сэкономить можно было со специальной бумагой — «подорожной». Их выписывали в разных ведомствах. Так, подорожную «по казенной надобности» получали служащие в командировках. «Частную» брали те, кто странствовал по личным делам. В конце XVIII века на Сибирском тракте с казенной подорожной путник платил по полторы копейки с версты за лошадь. С частной отдавали ровно в два раза больше. Если же путешественник отправлялся вообще без бумаги, смотрители и ямщики брали с него заоблачную плату.
Александр Радищев писал:
«Кто езжал на почте, тот знает, что подорожная есть сберегательное письмо, без которого всякому кошельку… будет накладно. Вынув ее из кармана, я шел с нею, как ходят иногда для защиты своей со крестом».
Но даже наличие бумаг не гарантировало экономии. Станционные смотрители зарабатывали мало, поэтому старались выудить у каждого путника лишнюю копейку. Некоторые специально тянули с выдачей лошадей, намекая на взятку, — за что часто получали побои.
Вражда между смотрителями и путниками отразилась в повести Пушкина «Станционный смотритель». Начиная историю, автор восклицает: «Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался?» И совершенно обыденно упоминает, что приезжий хотел ударить служащего:
«Лошади все были в разгоне. При сем известии путешественник возвысил было голос и нагайку; но Дуня, привыкшая к таковым сценам, выбежала из-за перегородки и ласково обратилась к проезжему…»
Не желая ни связываться с почтой, ни ехать «на своих», путники могли нанимать свободных ямщиков. Такой способ поездок назывался «на вольных». Как правило, этот вариант был более быстрым, но совсем разорительным: свободные ямщики брали за прогоны двойную, а иногда и тройную плату.
Автор: Оксана Маякова