Не ходи к нему на встречу, не ходи,
У него гранитный камушек в груди.
Группа «Божья коровка»
Купаться бежали наперегонки, впереди всех Леха, а сразу за ним Женька. Она казалась себе стрелой, выпущенной из лука, неслась, не чувствуя под ногами ни тропинки, ни мелких камешков, ни выступающих узловатых корней. Женька была переполнена таким жгучим вибрирующим ликованием, что даже если бы захотела – не смогла бы замедлиться.
Дорога спускалась с холма, на котором был разбит палаточный лагерь, в речную низину, тянулась вдоль камышовых зарослей к хлипкому деревянному причалу. Женька видела, как мелькнули Лехины руки, когда он прыгнул с причала в реку. Она даже почувствовала, какая вода холодная, представила, как гребут в прозрачной воде его ладони. Сейчас прибегут все, намутят, и уже невозможно будет разглядеть, как подплывают под водой мальчишки. Женька не особо-то их боялась, она и сама ныряла хорошо, могла тоже сыграть с кем-нибудь шутку, например, с Лехой, пощекотать или дернуть за трусы, чтобы резинкой хлястнуло в поясницу. Он бы погнался за ней, и было бы так смешно убегать, брызгаясь, отпихиваясь руками и ногами от его загорелого, худого тела.
Женька сперва даже не почувствовала боли. Тропинка вдруг приблизилась, земля кувырнулась, и Женька уже лежит на спине, чувствуя, как боль пронзает горячей спицей ногу.
— Вааааа! — завыла она и села.
В глазах плыло. Пелена слез заволакивала и размывала лес, тропинку и даже ногу, но и так было видно, что ноготь на большом пальце сломан, от колена вниз расцарапана красными полосами кожа.
— Аааааа! — еще громче заныла Женька и подтянула ногу к себе. Размозженный ноготь показался ей отвратительным, она даже сморщилась, будто это была не ее нога, а чья-то чужая. Мимо пробежал, не останавливаясь, Адамов Димка, за ним Ушаков, Щербаков, остальные ребята. Только Славка Можайкин остановился.
— Что с тобой? – спросил он.
— Не видишь, придурок, упала! – заорала на него Женька.
— Че, сразу, придурок. Может, я помочь хотел.
— Вали отсюда!
— Ну ладно, — Славка неторопливо потрусил вслед остальным.
Женька осмотрелась. Позади тропинка почти заросла осокой. Она встала, проковыляла несколько шагов назад и увидела причину своей боли. Это был вросший в почву и спрятанный в траве камень. Женька плюхнулась рядом с ним, не думая об испачканной юбке, и долбанула кулаком по камню.
— Дурацкий булыжник!
Потом она ударила еще раз, и еще, била и била, забыв про боль в расцарапанной ноге, про сломанный ноготь и ссадины на костяшках пальцев. На нее нашло какое-то бесчувствие. Она вколачивала в камень свои ладони и кулаки, злясь все сильнее и окропляя камень своей кровью.
Послышались голоса девчонок. Женьке не хотелось, чтобы ее видели. «Растреплют всем», — думала она, ковыляя в камыши. Она хотела было прихватить с собой камень, но не смогла сдвинуть его с места.
— А давайте ночью пацанам выход из палатки нитками зашьем? – услышала она голос Наташки . «Вот коза, — подумала Женька. — Стырила мою идею!»
— Дура ты что ль? – возразила Ирка. — Тебе класснуха уши к затылку пришьет.
— Ну а что, пастой мазать? Это же детский сад.
— А выход нитками зашить – это по-взрослому!
— Зато не будет…
Женька не услышала, чего не будет. После завтрака она тоже придумывала способы мести. Прошлой ночью кто-то из пацанов сунул Наташке в спальник жабу. Она завизжала, Женька проснулась и увидела, как склоняется над ней в натянутой до подбородка шапке лицо. Это был Леха, Женька его узнала. Он хотел поцеловать ее через вязанную ткань, Женька его пихнула, и он чуть не повалил палатку. В лагере начался переполох. Пацаны кукарекали, девчонки визжали, класснуха орала: «Это что за бедлам!». Постепенно все успокоилось, но девчонки до утра обсуждали происшествие и горячо спорили о способах мести.
Еще несколько минут назад Женьку это тоже волновало, но теперь она сидела в камышах с разодранной ногой, сломанным ногтем и эти детские глупости казались ей ерундой. Она даже почувствовала раздражение к подругам.
Она вылезла из камышей на тропинку и страдальчески посмотрела на камень.
Что же делать? Купаться не хочется, да и куда, с окровавленной ногой. Вернуться в лагерь и ждать всех? А камень? Она не могла просто так его здесь оставить. Женька должна ему отомстить. Она бродила вокруг, отыскивая в траве палку, потом долго откапывала его из мха и болотистых суглинков.
Булыжник оказался тяжелым, килограмм под десять. Женька тащила его и ругалась: «Ублюдок! Мразь! Упырь! Сволочь! Зараза! Срака ушастая! Бармалюга! Плесень болотная! Выпиндыш!» Она и сама не знала, откуда брались эти смешные и страшные слова. Веселая злость подхлестывала Женьку.
Скоро она устала. Камень будто еще потяжелел. Женьке казалось, что иногда он будто начинал вибрировать и нагревался откуда-то изнутри, отчего рукам становилось горячо. Женька тащила несколько шагов, бросала и садилась рядом, чтобы отдышаться. Она представляла, как дробит булыжник кувалдой, потом каждый кусочек растирает в пыль, рассеивает по ветру, чтобы камня не существовало. Потом Женька мысленно бросала его в костер, и он сгорал, рассыпаясь искрами, как бенгальские огни, или скидывала вниз с оврага в болото, он тонул в трясине и лежал в вонючей воде до скончания времен.
В палатке булыжник будто стал еще больше и сожрал все пространство. Чужеродный, состоящий из грубой материи, он так не вязался с красно-шелковым стенами, зеленым спальником и синим походным рюкзаком. Булыжник был из другого мира, грубого и природного. Но он находился внутри палатки, отливая розовым из-за красных, пропускающих солнечный свет брезентовых стен.
— Булыжник! – Женька стукнула кулаком по остро-выпуклой поверхности: — Булыжник — забулдыжник!
Но смешно уже не было. Рана на ноге пульсировала, нестерпимо ныл ноготь. Вместе с болью на Женьку накатывало тошнотворное чувство собственной ненадежности и брошенности. Казалось, она так и умрет здесь одна, в своей красной палатке, рядом с этим мерзким камнем.
Ей стало страшно, она опять заплакала, только теперь беспомощно и тихо, вытирая пальцами слезы так, будто выбирала из глаз щепотки соли. Нужно было пойти за помощью, но ей не хотелось. Она чувствовала, что осталась совсем одна в холодном бездушном мире булыжников. Вот бы пришел Леха и спас ее, сказал, как тогда, во время дежурства: «Я трактор Леха, работаю на борще и котлетах», и отнес ее на руках в медпункт.
Женька положила утомленные руки на камень, облокотилась на них лбом и закрыла глаза. Незаметно для себя она провалилась в сон, где они вместе с Лехой перетаскивали красные тяжелые коробки из класса в актовый зал и укладывали на сцене в скульптуру. Женьке хотелось выложить из коробок сердце, но он говорил, что из коробок надо сделать танк, а из швабры — дуло. «С ним всегда так, — думала Женька, — кажется, что нравишься ему, но танк и дуло из швабры ему нравятся больше». А потом оказалось, что Женька спрятана в одной из коробок. Леха переносит ее с места на место, и ей сначала смешно, а потом становится страшно, потому что Женька не может выбраться, ведь она внутри никакой не коробки, а каменного ящика, монолитно-глухого, однородного и равнодушного. Она теперь заперта в нем навсегда».
— Вот она! В палатке дрыхнет!
— Эй, дурында, проснись! Тебя там весь лагерь ищет, — Наташка трясла ее за локоть. Женька открыла глаза и села, потерянно озираясь.
— Че это? Камень? Нахрена ты его в палатку притащила?
Одергивая футболку, Женька отстранённо посмотрела на камень.
— Выкинь его, — брезгливо растягивая губы, приказала она.
— Возьми да выкинь. Что я тебе, слуга?
— А кто ты?
— Вообще-то твоя подруга. И мы должны решить, что будем делать ночью: зашивать пацанам вход в палатку или мазать их пастой.
— Пошла вон!
— Что?
— Уйди.
— Совсем офонарела? Это и моя палатка.
В брезентовый проем палаточного полога всунулось веснушчатое лицо Лехи.
— Тут она? Фуф! Напугала всех. Таня Петровна уже за сердце хватается, думает, что ты утонула. Иди, покажись ей.
— Зачем?
— Чтобы она не волновалась.
— Это не мое дело?
— Как не твое?
— Может, ты заболела? Или перегрелась в палатке? — Наташка озабоченно положила Жене руку на лоб. У той нечеловечески раздулись ноздри, исказился лоб, брови сдвинулись, и из открытого круглого рта с узкими, жесткими губами раздался пронзительный, чем-то похожий на птичий клекот, крик:
— Ооооооо—ооооооо—ооооооо!
Лешка исчез, вслед за ним выскочила из палатки перепуганная Наташка. Женя перестала орать и быстрым, немигающим взглядом посмотрела на камень. Он лежал недалеко от выхода. Женя развернулась так, чтобы достать его ногами, и стала пихать в сторону выхода поочередно то правой, то левой ногой. Обе голени были целы, без разодранных на коже царапин. Не было и сломанного ногтя, а все пальцы были белыми, с розоватыми лепестками ногтей, и казались мраморными, неживыми.
Камень двигался нехотя, он будто цеплялся за тонкую ткань спальника, тянул его за собой. Женя еще чуть подвинулась и пнула сильней. Камень, который, казалось, стал легким, откатился к загнутому брезентовому бортику и укоризненно замер. Женя нашла в куче вещей полотенце, через него взяла камень двумя руками и выкинула из палатки. «Вот и все, — подумала она. — Теперь причесаться, привести одежду в порядок, и к людям».
13/12/15
***
Дорогие читатели! Если хотите поддержать меня, можно лайкнуть мой текст или оставить комментарий — это помогает развитию канала.
Также можно купить мои уже опубликованные книги на Ridero:
Сборник коротких и смешных рассказов «Люба, исполняющая желания»
Спасибо, что читаете и поддерживаете меня!