В палящий полдень Серкано столкнулся с самым страшным для мужчины в расцвете сил. Ему надоело пить. Вино вызывает сильные спазмы желудка и непреодолимое желание избавиться от содержимого. Даже ощущение опьянения ушло, оставив лишь густую мглу похмелья.
Мечник, устроившийся в тени раскидистого дерева на берегу моря, озадаченно поднял бутылку. Посмотрел на просвет. Внутри плещется больше половины рубинового дара Господа. Нахмурившись, прислушался к себе, вдруг пройдёт. Но нет, хочется, о ужас, заняться делом! Вот это уже ни в какие ворота не лезет! Серкано поставил бутыль меж корней, старательно растёр лицо ладонями. С силой хлопнул по щекам, в тщетной попытке вернуться в норму.
Похоже, его прокляли! Совершенно точно, это дело рук поганых еретиков! Наняли ведьму и сглазили! Ну, кто ещё способен на такую подлость, как лишение мужчины тяги к вину и, как следствие, к женщинам?! Ведь трезвым, ни один не решит сунуть голову в пасть этого льва.
Волны лениво накатывают на песчаный берег, метрах в десяти от мыска, на котором расположился гвардеец. Пышная крона защищает от палящего солнца. Через широкие листья проникают лишь редкие лучи, окутывая мечника муаровыми тенями.. Рубаха расстёгнута до пупка и ветерок обдувает тело.
Прекрасное место, чтобы провести ещё один плодотворный день в ничегонеделании. Вот только без вина и сидеть не хочется. Хочется, свят — свят, работать!
Поднявшись, потянулся всем телом, словно кот на солнце. Мышцы рук и спины напряглись, заставляя рубашку на плечах жалобно трещать. Серкано хрустнул шеей, тоскливо взглянув на бутылку вина между корнями. Вздохнул, возможно, кто-то другой найдёт, а ему она больше не нужна.
Городская стена отделяет дома от бесконечных лугов и полей, заходит в море. Когда очередная волна обнажает фундамент, видно налипшие слои мидий и водорослей. Над сторожевой башней кружат чайки и крыша, некогда торжественно красная, бела как снег.
Выйдя на солнце Серкано страдальчески прикрыл глаза ладонью. Солнце обезумело и старается ослепить, сжечь и утопить в поту. Мир вокруг идёт волнами зыбкого марева. Вдали на дороге подрагивают призрачные пятна миражей, похожие на жидкие зеркала. Серкано пожалел, что не взял соломенной шляпы, так недолго получить солнечный удар.
У ворот, в тени козырька, сидят два стражника. Оба почти раздеты, копья приставлены к стене. Один обмахивается широкой дощечкой, а другой поливается из фляги. Обычно их работа осматривать прибывающие телеги и брать мзду, но в полдень дорога пуста. Поэтому на бредущего Серкано уставились, как на демона. Мечник приготовился ответить на дежурный вопрос, стремительно нарастающий стук копыт вынудил обернуться.
По дороге несётся открытая карета, запряжённая двумя белыми конями. Кучер натягивает поводья, и кони нехотя замедляются. Серкано попятился на обочину, с ленцой разглядывая карету. Возница одет хорошо, а значит, на постоянной службе. Кони крепкие и ухоженные, хозяева пекутся о них, а пассажир... Юная дева с волосами цвета спелой пшеницы, слегка растрепавшимися на ветру. Огромные голубые глаза отражают такое же голубое небо. Лицо исполнено аристократичного изящества, а шея тоньше хворостины.
Серкано, прежде чем сам осознал, поклонился, прижав правую руку к груди. Медленно со всей галантностью, что вбили учителя во дворце отца. Дева одарила мимолётным взглядом и, кажется, слегка качнула головой. Будто говоря, что заметила и оценила манеры. Карета пронеслась мимо, обдав мечника столбом дорожной пыли, затормозила у самых ворот, почти сшибя стражу. Проехала внутрь и скрылась на переплетении улочек, оставив Серкано с чувством острой потери. Даже большим, чем пропавшее желание пить.
На негнущихся ногах подошёл к воротам. Оборвал вышедшего навстречу стражника взмахом руки, продолжая смотреть вслед исчезнувшей карете.
— Кто это был?
— Леди Октавия, дочь герцога Веллиона. — С готовностью ответил стражник, расплывшись в дурацкой улыбке, говорить о прекрасных женщинах всегда приятно. — Говорят, она самое прекрасное, что есть на побережье, но...
Ветер носит запахи прокалённой солнцем пыли и тончайший аромат роз, бросает их в лицо Серкано. Гвардеец чувствует, что может следовать по запаху цветов, словно гончая, до самой кареты и Октавии. Рассеянно посмотрел на стражника и спросил:
— Но?
Тот замялся, вдруг осознав, что обсуждает благородную даму с бродягой пропахшим вином и сыром. Опустил взгляд на эфес шпаги, судорожно сглотнул, наконец заметив фамильный герб Креспо.
— Герцог Веллион, больно печётся о родословной. — Вздохнул стражник. — Ни одного жениха не подпускает, а к ней сватались и короли.
— Вот как...
— Да, она цветок в его саду, герцог не хочет, чтобы кровь славного Алариха разбавилась... менее ценной.
Серкано непроизвольно улыбнулся, моргнул и уже осмысленно посмотрел на стражника. Хотя перед глазами всё ещё стоит прекрасный лик, а вот этот уродливый мужской, хочется смести ударом.
— Забавно, потомок человека, захватившего Рим, носит римское имя.
— Ну, за то красивое. — Стражник пожал плечами и торопливо отступил.
Напарник что-то спросил, но тот лишь шикнул, страшно пуча глаза. Серкано прошёл в ворота, как во сне, поймал себя на том, что идёт по запаху роз. Действительно, как пёс. Мотнул головой, фыркнул и сделал шаг на другую улицу. Ноги отказались подчиниться, понесли за каретой и Серкано только рад подчиниться. Однако разум встал на дыбы, упёрся и в последний момент направил на соседнюю улочку.
Пусть она и ангел во плоти, но перед его именем трепещут короли! Стоит шелохнуть пальцем и все знатные дамы окрестных королевств, женатые или нет, прыгнут к нему в постель! А их мужья, ха-ха, что они сделают? Вызовут на дуэль? Трижды «ха»! Спасибо ещё скажут и кланяться будут!
Серкано прикусил губу, замотал головой, сбитый с толку бурей эмоций. Холодный и острый разум твердит, что не стоит поддаваться. Вернётся в Рим и уговорит отца направить письмо герцогу. Тот будет идиотом, если откажется породниться с домом Креспо и войти во двор Папы Римского. Вот только согласится ли сам Гаспар ди Креспо? Древний хрыч не меньше озабочен родословной, только с другого конца. Он даже мать Серкано отбирал по характеристикам, далёким от благородных и даже красивых. Рост, сила, реакция и длина рук. А что он сделал со старшими братьями останется тайной.
Серкано их никогда не видел и не знает имён. Известно лишь одно: он — седьмой.
Погруженный в мысли не заметил, как вышел на главную улицу. Остановился лишь осознав, что снова взял след Октавии. Действительно, как обезумевший от весны пёс. Даже зарычал и, дёрнув головой, побежал прочь.
В пекло! Запрётся в комнате на постоялом дворе, залезет в бадью с горячей водой и будет там сидеть, пока наваждение не пройдёт!
***
Постоялый двор чист, нет и следа от ночной пьянки и, к великому облегчению Серкано, её участников. Ну, кроме него самого. Заспанный тавернщик радостно приветствовал и замах конвертом над головой.
— Сеньор, сеньор! Вам письмо! От мэра!
— А? Спасибо...
Конверт запечатан золотистым сургучом с личным гербом управителя. Серкано небрежно сорвал и достал письмо. Пробежал взглядом по витиеватому почерку, раздражаясь обилию пустых слов. Где больше половины, это перечисление его титулов и заслуг, а также пустые хвалы семье Креспо.
«Приглашаю вас на бал в честь дня рождения герцога Веллиона. Великолепное торжество пройдет в особом зале, возведенном к этому важному событию. Сегодня вечером мы будем рады вашему присутствию и приятному общению.»
Серкано смял письмо и страдальчески застонал.
— Что-то не так, господин? — Осторожно спросил тавернщик, глядя на комок бумаги, выпавший из пальцев.
— Нет. Нагрей воды для умывания и... Скворци знаешь?
— Да, кто не знает этого хитреца? Но...
— Пусть сбегает и приведёт ко мне лучших портных, и пусть они возьмут подходящие моему статусу одежды.