Бабка моя, преподаватель литературы и русского, не умела увлечь учеников своими предметами. Чем иначе объяснить то, что оставляла на второй год то одного, то другого, о чём через много лет рассказывала мне с безапелляционным чувством собственной правоты? И меня, пока я училась, часто пугала этим вторым годом. А мне казалось, что когда учитель так поступает с учеником, он расписывается в собственной профнепригодности. Иди ты куда хочешь, но не порть крови детишкам!
И вот, стали мы проходить Максима Горького...
Кем был Горький во времена молодости моей бабки? Идолом! Бронзовым советским божком! Никого не смущало, что божок этот имел крайне мало общего с реальным Алексеем Максимовичем Пешковым.
Задолго до того, как я стала школьницей, бабка рассказывала мне о Горьком. О его восприимчивости к чужой боли. Бьют женщину, а рубцы вспухают на его теле. Обжёгся мужчина, а ожог проступает на руке Горького. Своей боли писатель почти не ощущал. Кто-то со всей дури наступил ему на ногу, когда спешил на трамвай; раздробил кость пальца - ему хоть бы что, никуда не обратился, сам потихоньку вытаскивал куски кости. Случись такое с любым другим, сколько было бы шуму и стенаний?
Я - соплюшка - не воспринимала этого, если вообще понимала. Какой Горький? Кто он такой? Зачем он мне? Вон в углу лежит большая, почти с меня ростом, тряпичная кукла, я хочу скорее взять её в руки. Она близкà и понятна.
...Средние классы. "Детство". Читаю лишь потому, что это входит в программу, почти ничего не воспринимая. Пишу сочинение из разряда "на отвали", забываю мгновенно.
Старшие классы, последний учебный год. "На дне". Ещё живая и очень даже активная бабка требует, чтобы я завела отдельную тетрадь по Горькому. Кручу фиги в карманах, пишу втихаря пьесу, где бабка и Горький предстают в крайне неприглядном и смешном виде. Зовут его там - товарищ Кислый.
Наша училка - добрая, увлечённая, без малейших признаков стервозности и тупой упёртости, присущей бабке. Сама уже в немалых годах, она искренне пытается увлечь Горьким и нас. Мы, стоит ей отлучиться из класса, похабно переправляем название темы на доске - "Прекрасная дама Горького. "На дне" становится "Прекрасной дамой Горького на нём"; мерзко шутим о тех частях тел писателей, которые всегда скрыты под брюками.
"Как он мне надоел!",- делаю я запись в тайном дневнике.
...Две тысячи двадцать первый год. Март. Я едва очухалась от несколькодневного недомогания, вызванного рядом не всем интересных причин. Листаю видео на Ютубе. Попадается что-то о Марии Андреевой, той самой, которой очень доверял Ленин. А где Андреева, там и Горький, ведь два этих имени - взаимосвязанны. И случилось со мной то, что не раз уже бывало в детстве и юности: яркая внезапная вспышка, не знаю уж, в мозгу или в сердце - начало периода зацикливания, что ли, на каком- либо имени. На сей раз это был он, Алексей Максимович, живший во мне с малых лет, не привлекая внимания и ни на что не претендуя. Поняла вдруг: он мне интересен, хочу знать о нём всё! Как-то мгновенно будто присохла к нему намертво.
Стала искать любую информацию в интернете, удивила сотрудниц поселковой библиотеки, где могла не появляться годами. Просто пришла и сгребла все произведения Горького, пылившиеся на старых стеллажах десятилетиями.
Давно осталась позади школа, схоронили бабку, за которой мне пришлось ухаживать в последние её годы. Никто теперь ничего мне не навязывал, не гундел над ухом, не требовал "завести отдельную тетрадь". Этой "тетрадью" стало моё сердце, мои мысли.
Когда-то у бабки было много материалов о Горьком: различные фото, произведения как его, так и о нём. Но, поскольку я никакого интереса не проявила, куда-то это всё делось, причём ещё при её жизни.
Пришлось мне самой приобретать книги, какие-то открытки - попадались даже дореволюционные, где он молодой и красивый, а не тот, старый, высохший, раннесталинских времён.
"Несвоевременные мысли" стали для меня тем же, чем библия для верующих родственниц. Мне хотелось бы даже, чтобы, когда меня не станет, книгу эту ("Несвоевременные мысли") положили в мой гроб.
Когда-то у нас дома был сборник, куда, словно нарочно, поместили самые мрачные произведения Алексея Максимовича. Лишь много позже открыла я для себя удивительно светлые "Сказки об Италии" (первые в жизни слёзы восхищения пришли, когда читала о Тамерлане, к которому пришла мать, искавшая сына), совершенно невероятную поэму "Человек" - это была бомба, взорвавшая моё сознание.
Но лучшее произведение Горького - это его жизнь. Многого мы не знаем о нём, какие-то эпизоды становятся известны лишь сейчас, и встаёт перед нами живой Алексей Максимович - не тот бесполый и хмурый "борец за коммунизм", каким показывали нам его когда-то.
Помянем же с "горьковатой" лимонной газводой, с "горьким" шоколадом, с бесконечной благодарностью за то, что однажды пришёл в наш мир.
