И было мне лет 16 примерно, примерно так и было когда-то.)
Из-за возрастных ограничений я уже был лишён привычного лета в пионерском лагере и скучал в пыльном городе.
Мои неразвитые отношения с однокурсницей были прерваны её отъездом на юг, куда её спешно отослала, о чём-то догадывающаяся, её же мать.
Пользуясь своей тоской, я уговорил своего лучшего друга Андрюху уйти в лес, в поход, в одно тихое место у тенистой речки, затонувшей между сосновым бором и болотами под Ленинградом.
Место это было известно только мне по лодочным походам в секции академической гребли прямо из моего пионерского детства, прошедшего совсем недавно от описываемых событий (даже заскорузлые мозоли от вёсел ещё оставались на моих ладонях)).
Лагерь «Юнга», в котором я провёл своё детство, был сказочно богат, потому что принадлежал народу и судостроительному заводу, на котором работал мастером цеха мой отчим.
Среди прочих он был знаком с председателем профкома. Благодаря такому совпадению каждый год я отдыхал бесплатно в «Юнге» всё лето и вырос там среди пионеров, от барабанщика отряда до председателя совета дружины лагеря. Эта должность была высшей в иерархии пионерской жизни, дальше только комсомол, потом только компартия.
Я просто взлетел там по партийной линии яркой пионерской жизни кометой, стремящейся в комсомол. В момент моего неизбежного присоединения комсомол распался и перестал существовать как организация.
Да почти всё из этого рассказа вскоре исчезнет из нашей жизни и больше в неё не вернётся никогда.
В моём лагерном детстве я многому научился от пионеров и их вожатых, ещё больше уже забыл, но вспоминаю, каждый раз вспоминаю о нём с удовольствием.
В изобилии «кружков» для детей и их летних развлечений я выбрал для себя прежде всего шахматы и греблю.
Шахматы — потому что люблю петь, очень люблю, но когда нас всех прослушивали на первом занятии вокалом, после моего пения преподавательница попросила меня уйти и больше не приходить.
И я забрёл от грусти в игротеку, где милая пожилая женщина, руководительница настольных игр, оказалась сама не своя до шахмат. Вот мы с ней и рубились там вместо пения.
А гребля, не помню почему, но мне нравилась, может, звучанием своим, но особенно походы по рекам и каналам, впадающим в озеро, на берегу которого и стоял наш пионерский лагерь в окружении таких же лагерей и корабельных сосен.
На одном из высоких берегов с откосом из песка к реке, бурой от торфяников, там и было то самое место, куда мы с Андрюхой собрались.
Перед этим мы тщательно готовились — он обещал взять из дома тайком от родителей палатку, а я съездил на Апраксин двор на рынок и купил у барыг с рук восемь литровых бутылок спирта «Рояль». Набирающего популярность напитка, изначально ввезённого на Апрашку из города Гамбурга, а потом не пойми откуда.
«Рояль» нахваливала все, он был непременным участником всех праздничных застолий, стоял разведённый водой в графинах на столах среди закусок и салатов, часто шёл в одной связке с «Инвайтом» или с «Юппи» (порошки концентрированных напитков разводились, как и «Рояль», водой и превращали воду в негазированный лимонад).
Позже нам всем зачем-то открыли глаза и сообщили, что этот спирт с красивой геральдической этикеткой на бутылке использовался у себя на родине как сантехническое средство. Что потом оказалось враньём, ну, скорее всего, так и было.
Но прежде всего, то был спирт!
В поход, когда несёшь всё в рюкзаке за спиной, брать спирт выгодно, он в два раза легче водки!!!
В общем, всё было готово, рюкзак собран. И вот в утро выхода звонит мне мой друг Андрей и сообщает, что никуда он не пойдёт.
— Ну не могу я, дядя приехал внезапно так! Давай через недельку.
— Через недельку не смогу. Я уже настроился. Один пойду.
— Как один?!?! У тебя даже платки нет.
— Я землянку себе вырою.
— Чем?!
— Ножом.
— Да погоди ты...
— Всё, пока, дядю целуй!)
Я повесил трубку, надел рюкзак и пошёл к остановке. Пока я ждал автобус, подъехал запыхавшийся Андрюха, сунул мне в руки палатку и умчался обратно к дяде.
Я сел в автобус, затем в метро, потом в электричку и ещё один раз в автобус, а дальше пешком. Сначала по шоссе, мимо лагеря моего детства («Салют, мальчишу!!!»), а потом лесом, вдоль берега, дальше моего места не уйдёшь, там топь и болота начинаются, пройти можно, но зачем?!
Пока я срезал и расстилал еловый лапник, стемнело, небо нахмурилось, и пошёл мелкий дождь. Под ним я и ставил палатку, он не ждал и усиливался. Когда я занырнул в своё брезентовое сооружение, вокруг уже вовсю шёл ливень, загрохотало громом. Это было летом, я, может, забыл это упомянуть?! Обычное питерское лето в Ленинграде!!!
Я сидел один в лесу, в палатке, шквалистый ветер стал достигать сколько-то метров в секунды своих порывов, он пытался сорвать моё сооружение вместе со мной с места. Хаотично засверкали молнии, видимые сквозь тряпичные стены палатки, их сопровождал гром, гремело.
Мне стало страшно, от страха пересохло в горле, я бегом спустился к реке и набрал воды во фляжку, вернувшись, тут же развёл её спиртом и, немедля, выпил.
Уже через каких-то полчаса я, захлёбываясь смехом, танцевал голым (чтобы не промокнуть) под дождём и с восторгом и упоением кружился на поляне перед палаткой среди молний!!! Они своими вспышками под грохот грозы отражались на моём лице необъяснимым восторгом от бушующей вокруг стихии. Гроза длилась долго, я изредка забегал в палатку согреться и перекурить, потом опять выбегал под ливень. Струи дождя на моём лице перемешивались со стихами, летящими из моего рта навстречу стихии, и разлетались дальше брызгами эха над глухой ко всему речкой.
И я запел, пел, перекрикивая раскаты грома у себя над головой, пел от полноты и безразмерности своих чувств перед этим всепоглощающим потоком, перед своими несбывшимися ещё ожиданиями, кричал о своём нерастраченном тогда очаровании жизнью, пытался докричаться до небес и обратить на себя их внимание.
Внимание на меня обратила пара немолодых туристов, вышедших вдруг ко мне на поляну из-за стены дождя.
Остановившись на расстоянии, они стали махать руками и что-то кричать за шумом ливня. Я не расслышал и решил подойти поближе. По пути к ним я поднял и сжал в руке нож, валяющийся у входа в палатку, ну так, для собственной безопасности.
Они побежали, побежали сквозь кусты в сторону болота, я не останавливал, так и стоял голый с ножом в руках и смотрел, как всё дальше и дальше от меня колыхались макушки деревьев, задетые ими при беге...
Оставшись один, без убежавших в болото туристов, я забрался в палатку и, закутавшись в ватник, заменяющий мне спальный мешок лишь до середины, спокойно заснул под шум затихающего дождя до утра.
Продолжение следует.