И вот спит он, малыш мой; сердце заячье — тук, тук... Нет, то не сердце, а маятник покачивается, отстукивает минуты.
Спит; хмурится, коричневая прядка среди подушек. Хороший мальчик, кровиночка — порою капризный, но это пройдет. Вот сейчас завозится, потом откроет глаза. Все хорошо, сынок, я, твоя мама, рядом, на дворе еще лето, скоро я поведу тебя в детский сад. Там пахнет сдобной выпечкой, гуляшом и тиной от маленького пруда — неглубокий прудик, ты не утонешь, никто не утонет, не бойся. Листья кувшинок смыкаются, как ладони, глаза рыб смотрят сквозь ряску...
Пока не просыпайся, сынок, спи, молчи, а я на тебя погляжу, как те рыбы.
**
Тиму вот-вот исполнится пять. Он ждет гостей, начал ждать еще за неделю до праздника. Знает, что принесут много подарков, но хочет только красный трехколесный велосипед — и новую дверь. Старая живая, нехорошая, за ней в темноте караулит чудовище. Поэтому вечерами в коридор Тим без мамы не выходит.
— Что тебе подарить, мое солнышко?
Мама самая лучшая, самая красивая, Тиму нравится ее звать, ночами особенно: вот так темно в комнате, пусто и страшно, а крикнешь — и свет заливает комнату, на пороге мама. Руки к груди прижимает зачем-то, и глаза красные.
А сейчас мама напротив сидит, спрашивает:
— Что тебе подарить?
— Велосипед, — шепчет Тим, улыбается. Про страхи не помнит. Мама рядом.
**
Боюсь, так и замирает в груди — совсем еще мал, всякое может случиться. Автомобиль вывернет из-за угла, ножка ли подвернется, головой о порог — и всё... А у соседей на даче сын утонул, десять лет ему было. Только через сутки из речки достали. И ведь плавать умел! А вот еще на кладбище у самого входа — могилка детская, глянцево-черный гранит, изображение высечено — милое личико, совсем как у моего. Волосы темные, гладкие, щечки округлые, тихий такой...
А тебе, мое солнышко, что угодно куплю, только радуйся. Денег бы только побольше, ну, да я заработаю, как-нибудь уж…
**
День рождения Тиму понравился, весело было. А еще мама сказала, завтра положит с собою конфет, раздать в детском саду. И велосипед подарила, можно ездить даже по коридору, только руль пока не слушается. Тим старался ехать осторожно, но врезался в этажерку, книги посыпались, и всякие мамины штуки, одна упала на столик у зеркала и разбилась. Тим боялся — будут ругать, но мама смеялась и повторяла гостям — вот он у меня какой, растет, скоро станет совсем большой!
Вырасти и вправду хотелось — тогда чудовище за дверью не будет страшным. Надеялся, сразу после дня рождения оставит его в покое, большой ведь уже; но чудовище снова пришло. И он снова звал в темноте.
**
— Вот, смотри, светильник тебе купила, над кроваткой вешаю: всю ночь пусть горит, если боишься… Эх, электричества сожжем! Ну, пусть уж, главное спи, спи… То глаз не смыкала, готовила к празднику, то страхи твои ночные. Дай уж и мне отдохнуть!
**
Ночник был красивый, в виде медведя, светил уютно, только чудище все равно стояло за дверью, скребло по косяку узловатыми пальцами: Тим их видеть не мог, но отчетливо представлял. Лежал, накрывшись одеялом с головой, подсматривал в узкую щелку и не решался пошевелиться. Вот она, дверь, напротив, всего в нескольких шагах. А чудовищу — на один прыжок.
Тим напряженно смотрел на дверь; сейчас даже позвать маму боялся. Вдруг его крик придаст чудовищу сил? Собравшись с духом, позвал, громко, пронзительно. Чудовище притихло, обескураженное. По коридору прошуршали торопливые шаги — мама.
— Что, сыночек? Все равно боишься двери? Ну что же, поставим новую, самую дорогую, тяжелую такую, с защелкой... ах, боишься, что тогда не услышу, если позовешь ночью? А зачем ты меня будешь звать, если надежная дверь? Вдруг? Ну, что за вдруг? Ну, что сразу слезы, приду, сынок, прибегу, среди ночи, когда угодно, спать не буду, и так не сплю почитай никогда... Все для тебя, не сплю, не ем, кино не смотрю, тебя, кровиночку, караулю, так что не бойся, солнышко, мама все сделает...
**
Через новую дверь чудовищу было не проникнуть. Оно копошилось вяло, почти признав себя побежденным. Тим повеселел. Сидя на кровати, показывал язык тому, что таилось по другую сторону — и не сомневался, что оно прекрасно все видит. Ну и пусть злится, думал мальчик. Здесь комнату заливал желто-оранжевый свет, а в спальне по соседству была мама, сильная, прогоняющая любые страхи — а пока мама работала или спала, дверь надежно сдерживала чудовищ.
Но время от времени он все равно звал, чтобы убедиться — мама его по-прежнему любит, и сразу откликнется, стоит только произнести волшебное слово, самое лучшее слово на свете.
**
Как же мне тебя успокоить, чтобы не дрожал, не боялся глупых своих придумок? Чтобы не кричал по ночам, а я ведь не высыпаюсь, золотко, а маме надо работать, чтобы ты кушать мог. А маме самой кушать не обязательно, и одеваться не обязательно, и в жизни только — сокровище, кровиночка, а остальное забыть, не было остального, не нужно, не хочется...
Да что ж ты снова кричишь — или послышалось, или собака под окном завыла?
Да все равно идти проверять, иду я, иду...
**
Чудовище сдалось, оно еще сидело в коридоре, но уже не у самой двери, грустное и безвредное. Тим уже не боялся его… ну, почти не боялся. Пора окончательно прогнать его из квартиры. И мама еще не спала, так что Тим решился; мама обрадуется, узнав, что страх ушел навсегда.
Подождал для верности, чтобы чудовище решило: он спит, подбежал к двери, приоткрыл ее и громко крикнул волшебное слово. С колотящимся сердцем отскочил назад. Ничего…
Снова приоткрыл дверь, крикнул, и хлопнул дверной створкой для верности.
**
Да что же такое, солнышко, отчет у меня горит, если ж я утром не сдам, меня ж выгонят. И так одни пятна перед глазами вместо букв. И деньги все на дверь потратила, чтоб тебя. Иду я, иду, да не верещи ты, солнышко…
**
Вот уже стремительный, родной шорох шагов; чудовище осознало, что ему приходит конец, и рванулось. Тим скорее ощутил, нежели увидел движение.
Приоткрыв рот, мальчик смотрел, как дверь втягивается сама в себя, одновременно с этим выпячивается — и то, что стояло по другую сторону, приняло облик самого близкого человека, оказалось в комнате, пересекло ее одним плавным прыжком. Крикнуть Тим не успел.
**
Вот и середина лета настала, жарко, как никогда. Сарафан новый, не привыкла — плечи обгорели совсем. Сегодня кофту накину легкую, ничего, не изжарюсь — а сынок порадуется, в этой обновке он меня не видел еще.
Хорошо ему здесь, мальчику моему — птички чирикают, солнышко пригревает, и, главное, забот никаких ни ему, ни мне. Вчера навещала, цветы купила — искусственные, дорогие, алые чашечки. Долго будут стоять. И тому, у входа, поставила тоже — наверняка подружатся детки, небось, уже в гости ходят один к другому. Так чтобы никого не обидеть, обоим цветы. Мне не жаль. И спокойней — пусть дружат, дело хорошее.
Автор: Светлана Дильдина
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ