«За ним всё стояли и горячо звали к себе — его три фигуры: его Вера, его Марфенька, бабушка. А за ними стояла и сильнее их влекла его к себе — ещё другая, исполинская фигура, другая великая "бабушка" — Россия». Последние строки романа помнят, наверное, все. А вот представление о «первой» бабушке как о великой складывается далеко не сразу.
Какая же она – Татьяна Марковна Бережкова?
«Высокая, не полная и не сухощавая, но живая старушка... даже не старушка, а лет около пятидесяти женщина, с чёрными живыми глазами и такой доброй и грациозной улыбкой, что когда и рассердится и засверкает гроза в глазах, так за этой грозой опять видно чистое небо».
Первое впечатление – типичная помещица, прекрасно понимающая, что для поддержания благополучия нужно проявлять некоторую заботу о крестьянах, но ни в коей мере не баловать их. «Различия между "людьми" и господами никогда и ничто не могло истребить. Она была в меру строга, в меру снисходительна, человеколюбива, но всё в размерах барских понятий».
Какие-то детали описания могут вызвать улыбку, к примеру вот это: «На поясе и в карманах висело и лежало множество ключей, так что бабушку, как гремучую змею, можно было слышать издали, когда она идёт по двору или по саду». И действует на людей перезвон ключей, как сигнал тревоги: «Кучера при этом звуке быстро прятали трубки за сапоги, потому что она больше всего на свете боялась пожара, и куренье табаку относила — по этой причине — к большим порокам. Повара и кухарки, тоже заслышав звон ключей, принимались — за нож, за уполовник или за метлу, а Кирюша быстро отскакивал от Матрёны к воротам, а Матрёна шла уже в хлев, будто через силу тащила корытцо, прежде нежели бабушка появилась».
Бабушка строго следит за порядком и на первый взгляд сама кажется воплощением спокойствия. Очень выразительна сцена, когда герои рассказывают о своих снах. Выслушав все рассказы (разумеется, позволю себе усомниться, что «сон» Викентьева действительно привиделся ему), она заметит: «Все вы мало Богу молитесь, ложась спать, вот что! А как погляжу, так всем надо горькой соли дать, чтоб чепуха не лезла в голову», - и наотрез откажется рассказывать, что видела сама («Стану я пустяки болтать!») И только после безудержных фантазий неугомонного Викентьева, ухитрившегося «мастерски подобрать» все её страхи и опасения («мужики отвезли хлеб на базар, продали и пропили деньги», «Яков, Егор, Прохор и Мотька, пьяные, забрались на сеновал, закурили трубки и наделали пожар», «все девки и бабы, в один вечер, съели всё варенье, яблоки, растаскали сахар, кофе», «Савелий до смерти убил Марину», «земская полиция в деревне велела делать мостовую и тротуары, а в доме поставили роту солдат»), сказав: «Это вам только лезет в голову такая бестолочь!» - удовлетворит любопытство молодёжи: «Поле видела, на нем будто лежит... снег. А на снегу щепка... Чего ж ещё? И слава Богу, кричать и метаться не нужно!»
Мы посмеиваемся, когда она будет заставлять Райского заниматься делами имения («Он зевнул широко, и, когда очнулся от задумчивости, перед ним бабушка стоил со счетами, с приходо-расходной тетрадью, с деловым выражением в лице»). Можно и посмеяться над её рассуждениями о жизненном благополучии: «Эх, ты! из офицеров вышел, вон теперь в короткохвостом сертучишке ходишь! Вместо того, чтобы четвёркой в дормезе прикатить, притащился на перекладной, один, без лакея, чуть не пешком пришёл! А еще Райский!» А вместе с тем её поучения о жизни не могут не привлечь внимания, когда в ответ на заявление Райского, что он «несчастнейший человеке», бабушка возразит: «Не говори этого никогда! судьба подслушает, да и накажет: будешь в самом деле несчастный! Всегда будь доволен или показывай, что доволен… Несчастный! а чем, позволь спросить? здоров, умён, имение есть, слава Богу, вон какое! Чего еще: рожна, что ли, надо?» И ясно объяснит, что такое «рожон»: «А то, что человек не чувствует счастья, коли нет рожна. Надо его ударить бревном по голове, тогда он и узнает, что счастье было, и какое оно плохонькое ни есть, а всё лучше бревна».
И согласишься с Борисом Павловичем, размышляющем о бабушке: «Сквозь обветшавшую и никогда никуда не пригодную мудрость у нее пробивалась живая струя здравого практического смысла, собственных идей, взглядов и понятий. Только когда она пускала в ход собственные силы, то сама будто пугалась немного и беспокойно искала подкрепить их каким-нибудь бывшим примером».
И другое его размышление: «Я бьюсь, чтобы быть гуманным и добрым: бабушка не подумала об этом никогда, а гуманна и добра». И ярчайшее подтверждение его - её реакция на появление в гостях у внука «беспутного Маркушки». Сначала – недоумение и возмущение: «Марк! Не послать ли за полицией? Где ты взял его? Как ты с ним связался? По ночам с Марком пьёт пунш! Да что с тобой сделалось, Борис Павлович?» А затем переживания, что гостя не угостили как следует: «Всё холодное! Как же не разбудить меня! Дома есть мясо, цыплята... Ах, Борюшка, срамишь ты меня!.. Сыты! ужинали без горячего, без пирожного! Я сейчас пришлю варенья...» И даже жалость к нежданному гостю: «Бог с ним: пусть его спит! Да как он спит-то: свернулся, точно собачонка! Стыд, Борис Павлович, стыд: разве перин нет в доме?» И вполне логичный финал сцены, когда Марина принесёт банку варенья, пуховик и две подушки: «Барыня прислала: не покушаете ли варенья? А вот и перина: если Марк Иваныч проснутся, так вот легли бы на перине?»
Да, действительно, «любовь её, снисхождение, доброта покоятся на теплом доверии к добру и людям»!
Однако увидим мы и совсем другую Татьяну Марковну. Я имею в виду ту сцену, которая разыграется во время приёма гостей, съехавшихся «на пирог», когда «его превосходительство» Нил Андреич Тычков, которого Татьяна Марковна, хотя и не уважает в глубине души, но побаивается, а потому считает необходимым приглашать, переходя все границы приличий, оскорбляет Полину Карповну. Тычков и до этого позволял себе бестактности по отношению к окружающим, но теперь, что называется, «превзошёл себя», вынудив женщину «уехать в слезах, глубоко обиженную». Райский, и прежде не выказавший гостю того почтения, которое тот ожидал, теперь откровенно выступает против него, сначала признавшись в приятельстве с Марком, а позднее, к «общему ужасу и изумлению», обвинив в оскорблении женщины – «Кто вам дал право быть судьёй чужих пороков?» «Вы оскорбили женщину в моём доме, и если б я допустил это, то был бы жалкая дрянь. Вы этого не понимаете, тем хуже для вас!..»
Ещё страшнее для окружающих его следующее заявление («Сцена невообразимого ужаса между присутствующими!»): «Ну, ветреность, легкомыслие, кокетство ещё не важные преступления, а вот про вас тоже весь город знает, что вы взятками награбили кучу денег да обобрали и заперли в сумасшедший дом родную племянницу, — однако же и бабушка, и я пустили вас, а ведь это важнее кокетства! Вот за это пожурите нас!»
Но когда разгневанный Тычков перейдёт к угрозам («Сейчас еду к губернатору. Татьяна Марковна, или мы не знакомы с вами, или чтоб нога этого молодца у вас в доме никогда не была! Не то я упеку и его, и весь дом, и вас в двадцать четыре часа куда ворон костей не занашивал...»), мы увидим совсем другую бабушку.
«Райский с удивлением глядел на бабушку. Она, а не Нил Андреич, приковала его внимание к себе. Она вдруг выросла в фигуру, полную величия, так что даже и на него напала робость».
Открыто признав, что это она рассказала Райскому о его «деяниях» («Да я сказала, и сказала правду! Весь город это знает»), указав, что он «не по-дворянски поступает», она даёт зарвавшемуся гостю достойный отпор:
«— Ты кто? — сказала она, — ничтожный приказный, parvenu — и ты смеешь кричать на женщину, и ещё на столбовую дворянку! Зазнался: урока хочешь! Я дам тебе один раз навсегда: будешь помнить! Ты забыл, что, бывало, в молодости, когда ты приносил бумаги из палаты к моему отцу, ты при мне сесть не смел и по праздникам получал не раз из моих рук подарки. Да если б ты ещё был честен, так никто бы тебя и не корил этим, а ты наворовал денег… А ты не унимаешься, раздулся от гордости, а гордость — пьяный порок, наводит забвение. Отрезвись же, встань и поклонись: перед тобою стоит Татьяна Марковна Бережкова! Вот, видишь, здесь мой внук, Борис Павлыч Райский: не удержи я его, он сбросил бы тебя с крыльца, но я не хочу, чтоб он марал о тебя руки — с тебя довольно и лакеев! У меня есть защитник, а найди ты себе! — Люди! — крикнула она, хлопнув в ладони, выпрямившись во весь рост и сверкая глазами».
А потом мы ещё и узнаем, что весь город, встав на её сторону, от Тычкова отвернулся.
И вполне естественна реакция Райского: «Примите от меня этот поклон, не как бабушка от внука, а как женщина от мужчины. Я удивляюсь Татьяне Марковне, лучшей из женщин, и кланяюсь её женскому достоинству!»
И поймём мы, какой характер кроется за, казалось бы, вполне заурядной внешностью. Но нас ещё будут ждать новые открытия…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
"Оглавление" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь