Подобный поворот событий значительно повлиял на дальнейший ход сложного расследования. Гражданка Перова, всех меньше заинтересованная в краже, натолкнула лейтенанта Касаткина на эврику. Женатый милиционер благодаря внутренней картине «Детского мира» сделал свои выводы. Это произошло после пустой встречи с продавцом-поэтессой, которая продублировала показания подруги, как зазубренный текст. Чтение её бездарных стихов шокировало. Подлинный талант здесь даже близко не стоял. Вадим Васильевич, удивительно душевно исполняя песни, всё-таки имел самое непосредственное представление о природе ритмически-мелодичного и рифмованного стиха. А вот актёрское мастерство Натальи Михайловны, зиждущееся исключительно на лжи, произвело на него неизгладимое впечатление, ввиду которого следственные мероприятия чуть не потерпели полное фиаско.
Пребывая в мучительных сомнениях, Касаткин, преклоняясь перед ещё живым родоначальником этого эффективного метода, применил так называемое «Ухо правосудия», специально для которого в отделении милиции была выделена самая обычная камера, содержащая всего одну откидную кровать-нары, располагающуюся вдоль стены с тонкой перегородкой, позволяющей всё очень хорошо слышать. За ширмой шёл узкий ход, всего в ширину одного человека, с другой стороны обнажавший старинную каменную кладку, облагороженную для комфортного местонахождения прослушивающего электрическим светом, окрашенным кирпичом, прикрученными к полу стулом (без спинки) и миниатюрным столиком, предназначенным для совершения своевременных кратких записей всего услышанного. Особенностью хитроумного механизма являлось одновременное расположение сразу двух свидетелей, которым негде было сидеть, кроме как на прикрытых добротным матрасом досках-сороковках. В течение энного количества времени ожидающие якобы допроса обязательно начинали разговаривать, сначала на отвлечённые темы, а затем, если они как-то между собой взаимосвязаны, по истинной сути уголовного дела. Данное изобретение, давшее ход множеству судебных разбирательств, отпочковалось от знаменитого «Ока правосудия». Разница была разительная. В нём следователь тайно находился в запертом шкафу, установленном прямо в камере. Это не всегда оказывалось удобным и серьёзно угрожало срывом следственного эксперимента: ведь бесшумно размещаться в неудобном положении нужно было вытерпеть, при этом запоминая каждую немаловажную фразу, сказанную знающими друг друга сокамерниками. Да, «Око правосудия» тоже сыграло решающую роль в чудесном раскрытии многих запутанных преступлений. Но «Ухо», как гениальный ученик, превзошло своего древнего талантливого учителя. Тем более сама процедура никак не стесняла, была удобной и выносливой, несмотря на длительность во времени – порой до двух часов. За все годы эффективной эксплуатации так никому из преступников и не удалось раскрыть дивный секрет, искусно камуфлированный якобы чистосердечным признанием одного из подозреваемых, написанным чужой рукой с блестящей степенью подражательности. Для достижения столь высокой цели, как добывание улик, шли в использование иногда иррациональные средства, в конечном итоге доказывающие свою бесценную рациональность.
Когда гражданок Миронову и Старикову пригласили подождать в камере, Вадим Васильевич самолично уже сидел на своём рабочем месте. Что его всё-таки заставило пойти на эту, как считали некоторые непосвящённые люди, трату времени впустую? И весьма убедительные показания гражданки Перовой, и некоторые погрешности в подготовке самой кражи, и оригинальное описание внешности преступника, и повторение горе-поэтессой уже ранее озвученного почти точь-в-точь.
Продолжение следует...