Игошин сбрасывал очередной звонок своей бывшей, той, о ком не хотел НИЧЕГО слышать, той, которую вычеркнул из своей жизни РАЗ и НАВСЕГДА. «Психопатка, истеричка, двинутая, чокнутая», — самое скромное, что Илья о ней говорил, и список соответствующих эпитетов он мог продолжать до бесконечности. В основном же она вызывала у него шквал нецензурной, отборной ненормативной лексики. Он только-только начал приходить в себя после их больных во всех смыслах отношений, как она снова напомнила о себе. Даже, если бы Илья хотел ответить бывшей на звонок, ему было нельзя. Ибо плановое собрание в управлении по контролю за оборотом наркотиков — мероприятие ответственное, на котором специалистам не пристало отвлекаться на дела амурные да праздные. Игошин сбился со счету, в какой раз на экране его телефона, поставленного на беззвучный режим, всплыло уведомление о пропущенном звонке от Алины. «Вот неугомонная, никакого с ней ладу не было, нет и не будет», — чертыхнулся про себя мужчина и посмотрел оценивающе на начальника, прикидывая в уме, сколько тот намеревается пустословить дальше. По крайней мере в течение полутора часов Илья не услышал от начальника ничего путного и стоящего по его мнению. «Тоже неугомонный — неугомонный болтун. Да что за напасть сегодня такая? Или у психов осеннее обострение?», — возмущался мысленно мужчина, наблюдая с неприязнью, как бывшая таранит его номер телефона. Пока начальник — Глебов Родион Олегович — вещал, переливая из пустого в порожнее, пока параллельно трезвонила Алина, Илья безутешно перебирал в голове, что могло понадобиться этой «невротичке» от него спустя месяц после расставания. Вывод напрашивался гнусный — бывшая куда-то вляпалась...опять. Игошин удрученно вздохнул, ему порядком опостылело рыцарствовать. Наконец-то Глебов оповестил присутствующих об окончании собрания, и все стремглав пустились покидать кабинет, кроме Ильи, он дипломатично выждал, пока покои высокого начальства опустеют, и не ошибся в своей тактике. Впрочем, этого следовало ожидать, поскольку Родион Олегович любил сцепиться каждый раз после собрания языками с Игошиным. Илья Карпович был на хорошем счету в управлении по контролю за оборотом наркотиков и других ведомствах ФСБ, и побеседовать с ним о делах насущных Глебову было за милую душу. И Игошин не отказал начальнику в такой малости и проявил к нему благоговейную милость, не выдав своего внутреннего волнения и закипевшей бури эмоций, готовых вылиться далеко за края из-за Алины. «Чертовка, угораздило же с ней связаться!», — бесился Илья, оставаясь внешне безмятежным.
— Ступайте, голубчик, — довольно прохрипел начальник, — с вами, как всегда, приятно иметь дело. Вся надежда только на вас, ваше благоразумие и дальновидность.
— Моё почтение, Родион Олегович, — парировал Илья, — служу отечеству.
Игошин откланялся, набрал в лёгкие поглубже воздух, вышел из кабинета Глебова и тут же перезвонил Ерёминой.
— Только не злись, — услышал Илья елейный голос Алины и не поверил, что она звонит без подвоха или с благими намерениями. Ничего хорошего от бывшей ждать не приходилось...сплошные проблемы, неурядицы, злоключения и хождения по краю — в этом была вся Ерёмина.
— Я решу сам, злиться мне или нет, — мужчина перевёл дыхание и продолжил говорить максимально ровно. К своему сожалению, ему было прекрасно известно, что с Алиной нельзя говорить на эмоциях из медицинских соображений, иначе, каждое сказанное им слово и проявленная как-то не так эмоция, как у подсудимого в суде будут использованы против него или против неё же, и, неизвестно, что хуже в итоге, — смотря, зачем ты звонишь.
— Я не могу позвонить тебе без повода? — невинно пролепетала Алина, и Илья привычно усмехнулся, что-что, а прикинуться нормальной и миролюбивой та умела.
— Ты, — мужчина намеренно сделал паузу, привлекая внимание бывшей, как учил его когда-то психолог, к помощи которого Илье пришлось прибегнуть после тесного общения с Алиной, — не можешь.
— А, если я соскучилась по тебе? — пока что у Ерёминой сносно получалось отыгрывать роль тихони, но в любой момент она могла взорваться, что мало не покажется, и в радиусе ближайших сотен тысяч километров от неё ни у кого бы не было шансов на спасение. Злость, отчаяние, уныние, обида, разочарование Алины опасной уничтожающей лавой для окружающих выливались наружу. И Илья, не смотря на природную мужественность и профессиональную выдержку, побаивался бывшей с присущими ей метаморфозами и обострениями психики.
— Тоже исключено, — в голосе Ильи засквозила пренебрежительность, ему осточертело, что приходится как прежде подыгрывать Алине, подстраиваться под её тонкую натуру с разнузданной психикой и пошатнувшейся душевной организацией. Игошин поздно осознал, что Ерёмина — отменный манипулятор, которая виртуозно прикрывается своими диагнозами, поставленными психиатрами. И каждый раз, когда женщина давила на жалость, или истерила, театрально потом заламывая руки, якобы задыхаясь и теряя сознание, у Ильи было одно непреодолимое, непозволительное желание — стукнуть Алину, как следует, дабы не выделывалась больше и не выводила остальных из себя. Но ни разу так опрометчиво и не по-мужски Игошин не поступил, хотя руки нет-нет да и чесались — Ерёмина вполне заслужила приличную выволочку, если не хлёсткую порку. Казалось бы, что проще — взять и расстаться с надоевшей и безумной возлюбленной. Но долгое время расставание с Алиной было невозможным, поскольку её лечащий врач крайне не рекомендовал во время терапии усугублять состояние своей драгоценной пациентки. И лишь, когда Илья узнал, что пациентка в сговоре со своим психиатром, с которым они к тому же периодически прелюбодействовали, он порвал любые отношения и связи с Алиной, перво-наперво запретив ей после звонить или писать ему.
И вот Игошин стоял на крыльце здания ФСБ под накрапывающим осенним дождем, дабы как-то остудить себя, с силой сжимал до побелевших костяшек мобильный в руке и ждал неминуемой участи от разговора с Ерёминой.
— Я нашла её, — ликующе провозгласила бывшая, и в первую секунду Илья не понял, что она имеет ввиду.
— Кого ты нашла, Ерёмина?
— Эту тварь, — зло прошипела Алина, и на расстоянии Илья отчетливо увидел, как женщина приняла свой истинный демонический облик — обезумившей бестии, что одним взглядом каре-зелёных глаз может испепелить на своем пути всех неугодных ей, — и заметь, без твоей помощи.
Илья вышел из-под навеса крыльца, безнадежно шагнул в глубокую лужу с разноцветными осенними листьями, желая в ней утонуть и скрыться от напасти по имени Алина, и подставил лицо промозглому, обжигающему ливню. Его попытки некогда остановить зловещую Ерёмину в поисках той, которую она считала виновницей бед всех и вся, оказались тщетны. Равно как и попытки лечащего врача вытеснить из сознания Алины «эту тварь» по имени Нина.