Продолжаем публикацию Провинциального романа. Начало здесь.
Георгина была права. Лина непростительно затянула с документами. Закончился набор учащихся даже в самые завалящие ПТУ. Пришлось идти по остаточному принципу туда, куда еще брали. Итак, профессия сама выбрала Лину. Быть ей парикмахером.
Полгода учебы плюс три месяца практики и добро пожаловать во взрослую жизнь. Что касаемо школьных предметов, аттестат предстоит получить в печально знаменитой ШРМ. То есть в школе рабочей молодежи.
Лина ходила в поликлинику, собирала справки, писала заявления, делала вид, что самостоятельная и ей это по душе. Что не нуждается в советах и поддержке.
Бабушкам действительно было не до внучкиных проблем, возрастные болячки одолевают. Это во-первых. А во-вторых, оба деда лежат пластом. Один при смерти, другой сломал неудачно ногу. Ноет и требует внимания больше, чем тихо отходящий на тот свет кум. И? Ухаживать за двумя страдальцами кто будет? Верно, законные супруги. Вот и закружились старушки, замучились. Может, при ином раскладе, Лина получила бы свою долю внимания. Не факт, но допускается.
Сестру лихорадило на работе, там разворачивалась какая-то жуткая интрига против нее. Мама и папа воевали между собой.
Гадкая и холодная мыслишка грызла сердце Попадьи. Неужели родные списали ее в отвал? Как пустую породу? Со всеми приводами в милицию, постановками на учет? С вечно пьяными, шумными друзьями по двору? С гитарой? Свистом? Пивом? Сигаретами?
Вдруг?
***
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Кто из вас, девочки, подстригал своих кукол, младших сестер или подружек в школе? Это не важно, что игры в парикмахерскую серьезной поркой заканчивались, или долгим стоянием в углу. Не стесняйтесь, дайте мне знать.
- Как?
- В школе, когда отвечать хотите, что предпринимаете? Или успели забыть, как это делается?
Руки тут же подняла добрая половина группы. Лина оглянулась, покрутила головой. Точно! Многие девчонки, хихикая друг перед дружкой, признавались, что баловались с ножницами в детстве. Слышались реплики про оболваненного спящего дедушку.
- Он проснулся. Встал. Бабушка его увидела и как заорет!
В другом углу кабинета рассказывали про подстриженную дядину любимицу, мальтийскую болонку.
- Дай, думаю, сооружу из нее пуделя. Лапы налысо. Шею тоже. Когда дядя заглянул в комнату…
- Что? Что было?
- Собачка у меня из рук выкрутилась и к нему подбежала.
- Ну и?
- У дяди приступ был, давление поднялось, вызвали «скорую». Как меня лупили!
Тетка, ведущая первое занятие, улыбнулась. Похлопала в ладоши, привлекая внимание.
- Молодцы! Молодцы! Это все очень интересно. Вы друг другу еще расскажете про детские проказы. Замечательно, что это с вами происходило.
- Почему?
- Значит, вы не ошиблись с выбором профессии, пришли по адресу. Будете учиться тому, к чему лежит душа.
Лина нахмурилась. Тишина в группе была восстановлена. Девчонки приосанились. Тетка продолжала ораторствовать.
- Хлеб у парикмахера нелегкий. Приходится много стоять на ногах. Хорошему мастеру присесть некогда. Отсюда что? Правильно, варикозная болезнь. Дальше? От постоянной нагрузки устают пальцы, немеют кисти рук. Плечи тоже дают о себе знать, напряжение и на них передается. Начинаются болячки. Плекситы и артриты среди парикмахеров очень распространены.
- Это вы так нас пугаете?
Крикнул кто-то с задней парты.
- Нет. Я вас честно информирую о предстоящих трудностях и профессиональной вредности. Но!
Тетка весело подхватила с преподавательского стола ножницы. Задорно крутанула их в пальцах, как американские шерифы в кино свой верный кольт. Произнесла с нажимом в голосе. Важно, эффектно.
- Если вы любите это дело, то оно вас будет намного больше радовать, чем огорчать. Проверенный факт.
- Точно?
- Абсолютно. Настоящие профессионалы неплохо подрабатывают. С голоду еще никто не умер. Волосы у людей растут себе и растут, сколько их не стриги. Так что поле деятельности жизнь вам обеспечит до самой пенсии и после нее!
Группа захихикала. Захлопала.
Лина скисла окончательно.
***
Учеба ничем не напоминала каторгу, но Лина ходила в Центр подготовки будущих парикмахеров без энтузиазма. Рисовала в тетрадках символические человеческие головы с порядковыми номерами. Схема такой-то стрижки. Пункт первый. Пункт второй. И так до бесконечности. Записывала лекции.
- Подготовка раствора для холодной завивки. Девочки на задней парте! Заканчиваем шуметь.
- Извините.
- Продолжаем. Для выполнения работы вам понадобятся…
Лина зевала с риском вывихнуть челюсть. Училась держать в руках инструменты. Записалась на дополнительные лекции по искусству маникюра. На всякий случай. За собой ухаживать, например, и то пригодится.
Георгина любопытствовала, скоро ли сестра освоит разные премудрости вроде укладки волос феном.
- Хотя бы на это я могу рассчитывать, киска? Или нет?
- Конечно.
- Вот и славно, вот и дивно. Мне пора. Вернусь завтра.
Лина убиралась, готовила, бегала по магазинам, через раз посещала вечерние занятия в Школе рабочей молодежи. Впрочем, чаще, чем она туда никто не ходил.
В классе по списку имелось двадцать пять человек. На уроках же, в лучшем случае, можно было обнаружить около десятка страдальцев. Плюс несколько вечных курильщиков. Вроде они присутствуют, а вроде их и нет. Сидят на лестнице, на широких подоконниках, болтают о разной ерунде, между делом крутят короткие романы.
Маникюру Лина научилась быстро. Держать руки в порядке ей понравилось. Георгина подбросила денег на ножнички, щипчики, пилочки. Не без выгоды для себя, разумеется. И что с того? Лина начала обслуживать, весьма этим фактом довольную, сестру. Та немножко вредничала, что не слишком хорошо выходит. Ругалась, если Лина делала ей больно. Вдруг, однажды принесла в подарок флакон приличного лака.
- Держи, киска. Заслужила.
- Спасибо.
- Нравится цвет? Или хочешь другой?
- Нет.
- Отлично. А то поменять уже не получится. Хорошо, что ты не забраковала. Я купила себе и промахнулась. На ногтях слишком ярко смотрится.
- Ясно.
- Я убегаю, киска. Увидимся завтра.
А вот с парикмахерским искусством дела пока шли не очень.
Лина безнадежно изуродовала парочку пенсионеров. Многие старики ходили в «Радугу» (так назывался центр подготовки) потому, что там стригли вовсе бесплатно, или за чисто символические копейки.
Пришлось обрить голубчиков, пострадавших от действий Лины практически под ноль. Крику было!
Попова сбежала на лестничную площадку. Хотела закурить, но лапы тряслись. Было очень обидно, за собственную неумелость. Что она здесь делает? Зачем ей это нужно? Ведь не получается ни фига.
Зашмыгала носом, захныкала самым позорным образом. Поднимающаяся наверх мастер Ольга Сергеевна, остановилась, спросила в чем дело, тут же успокоила расклеившуюся девчонку.
- Выходит, это твои пенсионеры там буянили?
- Мои.
- И что с того? Сильно ругаются? Их право.
- Да?
Ольга Сергеевна сказала примирительно.
- Что еще они могут? Сама пойми? Только спустить пар. Так? Ну и пусть себе орут. Им ведь от тебя досталось, верно?
- Ну.
- И не дрейфь особенно. Вон, руки дрожат. Нельзя так нервничать. Разве это горе? Подумаешь, обкорнала пару дедушек, ну и что? Обрастут. Со всеми вначале бывает.
Тут Ольга Сергеевна понизила голос. Произнесла доверительно.
- Я в свое время тоже отличилась.
- Честно?
- Еще как. В холодном поту просыпалась неделю после того скандала, который мне бабка закатила. Я ее оприходовала похлеще, чем ты своих ветеранов.
Попова поняла, что верит. И может дышать нормально. Преподаватель скомандовала.
- Заканчивай шмыгать носом. Возвращайся в зал. Там еще один дед сидит, тебя дожидается.
- Нет.
Заартачилась Лина.
- Он только-только вошел. Ничего не слышал, не волнуйся.
- Не могу.
- Как в армии говорят, знаешь? Не можешь – научим. Не хочешь – заставим.
Мастер скроила сердитую гримасу, но не всерьез. Тут же расплылась в блестящей золотозубой улыбке.
- Не трясись. Пошли. Постою рядом, в случае чего, выручу.
Мастера в «Радуге» заметно отличались от школьных учителей. Курсантов, даже таких юных как Лина, считали взрослыми людьми. Относились соответственно.
Разговаривали с группой без крика, без чтения нотаций. Объясняли хитрости ремесла доходчиво. На тех, кто валял ваньку и не думали давить. Двоечник, так двоечник. Это исключительно твоя личная забота. Не получишь бумажку, не сможешь работать. Выбирай сам, чего хочешь.
После школы такой подход казался удивительным. Никто не стоит над душой, не орет, не запугивает. Странно.
Девчонки (мальчишек в группах почти не было, так затесалась парочка тощих придурковатого вида юнцов) много курили на лестнице, обсуждали женихов и родителей. Лина держалась в стороне. Сама по себе.
Ей дома хватало общения, с избытком. То отец кричит на мать, то мать на отца, то оба вместе на младшую дочь. Просто труба.
Хорошо, когда есть возможность помолчать, подумать, и никто не дергает, не требует немедленно ответить. Девчонки в группе решили, что Попова выделывается. Строит из себя гордую одинокую птицу. Ну и пусть.
Мастер Ольга Сергеевна на Лину посматривала задумчиво, но в душу не лезла. Подходила поправить руку. Кивала, если все и так было в норме. Шла дальше, помогала тем, кто в этом нуждался. Спасала, если успевала, очередного пенсионера из лап шустрой и неумелой девчонки с машинкой.
- Подожди! Не гони лошадей. Дай, подправлю немного. Следи за мной. Поняла?
- Ага.
- Продолжай.
Одним словом, коллектив преподавателей в «Радуге» подобрался прекрасный.
Но Лину это не слишком радовало.
***
Странно теплым октябрьским субботним днем, после домашнего скандала, едва не завершившегося смертоубийственной баталией, Лина подло удрала из гнезда: поражаясь себе. Обыкновенно она не решалась на исчезновения, подобно Георгине, а терпела до последнего, с риском быть жестоко обруганной ни за что, ни про что.
Шаг за шагом отступила в коридор, вбила ноги в ботинки, подхватила с вешалки куртку, и была такова. Переодеваться, то есть идти в зал, попадаясь на глаза участникам вооруженного конфликта было бы опрометчиво. Могли и вцепиться, с двух сторон сразу.
Папа просто завопит, смотри, мол, доча, мать наша, дура такая, совсем спятила.
За что, немедленно, родительница набросится с рычанием. Ага! Слышит и не заступается за мать! Вот она, доченька, воспитали змею подколодную, и все в таком духе и в более обидных выражениях.
Так что Попадья ссыпалась по лестнице в затертых джинсиках, тех самых, в которых убиралась по выходным. Бухнула подъездной дверью. Жадно глотнула уличного, пахнущего дымом от сожженной листвы, воздуха.
В голове понемногу затихали остатки проклятий, вываленных родителями друг на друга. Оставались обрывки воплей. И те таяли, улетучивались.
Оседлала сломанную скамейку в соседнем дворе. С удовольствием закурила. Поправила спадающий на глаза капюшон.
Было ясно, что заметив бегство дочери, мама рассвирепеет еще больше. Имело смысл переждать часиков несколько прежде чем преклонять колени в позе блудной дочери, вернувшейся домой.
Мимоходом Попадья подумала, что каша стоит на плите. Так что пожрать предкам удастся без хлопот. Глядишь, на сытый желудок подобреют. Жаль, что выходной и любимые мамины сериалы не крутят.
Тьфу ты!
В горле явственно ощущалось препятствие, будто разбух и мешает комок вязкой не проглоченной слюны. Так казалось Попадье. Уже дважды по этому поводу показывалась Ольге Иване, лору из маминой поликлиники.
Врач заявила, что по ее профилю у Полины никаких отклонений нет. Ни тебе там миндалин воспаленных или покраснения банального. Тишь гладь и прочее благолепие. Посоветовала озадаченной девушке попить валерианки, сиречь подлечить нервишки. Сказала, что комок ей мерещится. Предложила телефон знакомого психолога.
Полина поблагодарила за такую заботу и отказалась. Вываливать чужому человеку, тем более мужчине, все, что поднакопилось в душе? Бред собачий. Она этого никогда не понимала. Знала, что девчонки друг дружке в подробностях живописуют все, что с ними приключается. Порою и нечаянно, не сбегать же – выслушивала такие исповеди, что просто ох и ах. Но сама никогда язык не распускала.
Пожалуй, это было тем немногим, что связывало ее со старшей сестрой. Давным-давно, когда Попадья ходила в первый или второй класс, а сумрачная, сдержанная Георгина заехала домой на недельку из своей консы (так неромантично студенты называли консерваторию), она внезапно взяла малышку прогуляться. Сводила в парк.
Вместе покатались с горки. Во всех видах, хотя санок у них не было. И на картонке, и на попе, и стоя, и падая. Лицо у Георгины понемножку изменилось, стало из хмурого сначала спокойным, а потом и вовсе веселым.
Совершенно счастливая Лина визжала и обмирала от радости. С ней рядом чудесная старшая сестра. Они играют. И это так волшебно! А позже дома, когда легли спать и обнаглевшая младшая, подлезла к старшей под руку, прижалась, почти мурлыча от неземного блаженства, Георгина сказала неожиданно.
- Вот что, мелочь. Запомни, раз и навсегда. Никогда!!! Никому!!! Не рассказывай своих секретов! Ни за что! Поняла?
- А почему?
- А потому, что этого делать нельзя. Ясно?
- Нет.
- Если ты скажешь кому-то секрет, его обязательно разболтают. Людишки несовершенны. Не умеют тайны беречь. И тебе будет больно, а все будут смеяться, и называть тебя дурой. Так что лучше молчать. Поверь мне на слово.
- Никому-никому нельзя говорить?
- Да. Никогда и никому. Ну, все. Спим.
Эта история была причиной, или еще что, но Полина держалась партизан партизаном все школьные годы. И убедилась, к счастью на чужих примерах, что Георгина была права. Скелеты кучами вываливались из-под парт. Любовные письма читались всем классом. Над доверчивыми ржали, но только для того, чтобы самим поскользнуться и шлепнуться в ту же лужу малое время спустя.
Права Георгина. Человечки-огуречки овощи весьма и весьма далекие от духовной зрелости.
***
Отбросив бычок, Лина закурила еще одну сигарету.
Небо синее-синее, как в мультике, последние листья на ветвях алыми, желтыми и прочими яркими пятнами – лепота.
Тишина запредельно нереальная.
Вокруг сломанные заборы либо кривые пьяные ограждения. Торчат из земли ржавеющие железяки невнятного назначения. Брошена неподалеку пара громадных камазовских шин.
Темнеет перевернутая пустая урна. Единственные уцелевшие качели воспринимаются странно. С чего бы это?
Будто она на зоне сталкеровской. В гордом одиночестве. Ни мамаш с детьми, ни бабушек всласть сплетничающих возле подъезда.
И вдруг, это случилось именно вдруг, во двор влетела компания подростков. Ровесников. Шумных, веселых. Пара пацанов, пяток девчонок. Остановились возле качелей. С гомоном и прибаутками взялись решать, хотят они вспомнить детство или нет. А ежели да, то кто полезет первым наслаждаться. Ухи и ахи заполнили двор.
Ни одной морды даже смутно знакомой. Выходит, чужаки забрели. Случайно, или были тут в гостях, например.
На сломанную скамью, рядом с Попадьей побросали-повесили сумки. Темноволосая коротко стриженная симпотная девчонка пристроилась рядом, жестом спросив у Лины, не против она?
Нет, конечно. Скамейка то, верней ее остатки, место общественное. Чего делить, спорить?
Полина подвинулась, насколько было возможно, то есть сантиметров на десять. Темноволосая ровесница хмыкнула благодарно. Вытянула ноги, плотно упираясь ими в землю, поерзала секунду-другую, а попробуй угнездись на таком насесте! Полина обратила внимание на мощные мышцы, обозначившиеся под черными брючками. Будто и не девчонка, а футболист какой.
Вдвоем они смотрели на остальную банду. Щебетала о чем-то пара блондинок, дожидающихся своей очереди. Пацаны, выделываясь друг перед другом, весело раскачивали двух хохочущих подружек. А темноволосая с одной из них – огнегривой, глаз не сводила.
Лина поняла, что случайно коснулась краешка чужой тайны. От нее ничего не скрывали. Или случайно вышло? Темноволосая следила, вроде как со стороны, а ладонью поглаживала сумку: Лина не могла ошибиться, сумку той самой девчонки, что бросила ее первой и первой же влезла на качели!
Она была явным лидером в группе, после каждой ее шутки раздавались смешки, на каждую реплику тут же отвечали.
Вот ведь Лине подвезло, не напрашивалась, а не хуже исповедника знает теперь про чужое чувство.
Хотела отвести взгляд и не смогла.
...
В "Провинциальных романах" теперь всё заканчивается или хорошо, или прекрасно!
(Продолжение в пятницу)
#шумак #наталяшумак #провинциальныйроман #попадья #роман
.
Автор: Наталя Шумак
.
За обложку серии и романа горячо благодарю Сергея Пронина.