Кладбище было старым. Сразу бросилось в глаза, что за многими могилами давным-давно нет никакого ухода.
Облетали последние листья. «Последний приют…» - подумалось мне, а потом пришло на ум, что так называется кладбище животных в Москве. Для человека не должно быть последнего приюта на земле, только на Небе.
Я шел среди могил, поглядывая то налево, то направо. «В поко́ищи Твое́м Го́споди, иде́же вси́ святи́и Твои́ упокоева́ются…» - пелось в душе.
Я зашел на это кладбище, потому что меня позвала изумительная деревянная часовня девятнадцатого века.
Часовня оказалась внутри очень домашней, благоустроенной, по-душевному теплой. И захотелось посмотреть места вокруг нее. Это было кладбище. Здесь два столетия воздыхались молитвы и разносились колокольные звоны.
Я шел в молчании и покое. И тут около одной из более современных могил я увидел движение. Женщина лет шестидесяти, раскрасневшаяся, в сбитым набок платке, тяжело пыхтела, освобождая захоронение от бурьяна.
- Бог в помощь! - сказал я.
Женщина замерла, а потом поправила платок и ответила, словно извиняясь:
- Спасибо. Вот, полю траву. Давно не была.
Я кивнул головой и хотел пройти вперед, но женщина окликнула меня:
- А Вы не батюшка?
- Батюшка, - согласился я. В этот раз меня, наверное, «выдал» подрясник, выглядывающий из-под пальто.
Женщина бросила все и пошла ко мне. Немного поблекшие голубые глаза были устало-тревожными.
- Вы хотите поговорить?
- Да… - протянула она. - Валентина зовут меня.
- Отец Игорь, - представился я.
- Батюшка, мне, наверное, на исповедь надо. Я такого натворила…
Валентина сокрушенно качала головой. Я был готов ее слушать, сколько нужно. Я, конечно, живо откликаюсь на любую тему, ведущую к покаянию. Считаю своим долгом.
- Понимаете, батюшка, сын у меня умер от наркотиков. Десять лет уже. Ему всего двадцать три года было… Нет, это не его могилку прибираю… Это бабушки моей. Валерик на другом кладбище.
Валентина быстро вытерла лавочку на своем участке, и мы с ней сели.
Не могла Валентина уследить за своим парнем. Муж ее давно бросил, и нужно было много работать, чтобы прокормить себя и сына. Валерий был предоставлен сам себе. Плохие компании и бесконечные материнские слёзы. Гепатит, ВИЧ, а потом отказали почки.
Когда Валерий лежал в больнице уже на диализе, в палату к нему приходил батюшка больничный, разговаривал, исповедь предлагал. Валерий отмахнулся.
- Может, он уже не в себе был? А может капризничал или боялся… А я не настояла… - плакала Валентина.
Здесь, среди памятников и крестов, на пороге Вечности, этот разговор приобретал особый масштаб.
- Вы же все сами понимаете, Валентина. Плохо это, конечно. Материнское сердце откликнулось, но с опозданием. Вы волнуетесь, не отняли ли вы у сына Рай?
Валентина сначала силилась понять, что это такое я сказал, а потом, стремительно бледнея на глазах, прошептала:
- Правда, я отняла?
— Это знает только Господь. И Валерий уже не ребенок был. Он сам за себя отвечал. И перед Всевышним тоже. Вы были расстроены, растеряны. Церковные Таинства в принципе были вам незнакомы. Конечно, это очень грустно. Господь вам послал Своего слугу, а вы его отвергли. И что же потом?
- На кладбище отпевали. Но это не я, это сестра моя занималась. У меня каждый день тогда кризы гипертонические были, головой пошевелить не могла. Лекарства не помогали. Плакала. Совсем одна осталась. Работа только выручала. Крановщица я. На башенном кране работала. Сейчас на пенсии. Вахтером подрабатываю.
- Вы сами исповедовались когда-нибудь?
- Нет… Я же в церкви ничего не знаю. Вот если только… Я, батюшка, вот еще чем грешна. Я еще к ворожее ходила. Мне как-то сыночек стал сниться. Оборванный, грязный, лицо в саже. Худой! - страсть. Подходит Валерик ко мне и говорит: «Мама, дай мне сто пятьдесят рублей». А я во сне вроде бы помню, что он мертвый. И не раз снился. Всю мне душу перебаламутил. Я к ворожее, мол, надо сон истолковать. А она говорит, поминать надо. Почему сто пятьдесят рублей? Она что-то невразумительное лопочет, что все свою цену имеет.
- Помогла ворожея?
- Нет. Устроила я поминки прямо на кладбище. Чтобы к сыночку поближе. Тепло было, погода летняя. Друзья, родственники пришли. Выпили, закусили, хорошо вспоминали Валерика. А ночью снится он еще худее и страшнее. Костлявую руку тянет и стонет: «Сто пятьдесят рублей!»
- Не накормить так покойного. Не на кладбище самое близкое к нему место, а в храме Божьем.
— Это я уже потом поняла. Расстроилась я совсем. Тут позвонила мне бывшая сотрудница. А я плачу. Она выспросила у меня все, а потом говорит, что в церковь надо пойти и там сорокоуст за упокой заказать. Я на даче была. До монастыря доехала. Представляете, там сорокоуст стоит сто пятьдесят рублей?!Заказала. Потом сыночек снился худой, но в белой полотняной сорочке. Смотрел на меня жалостно. Я теперь ему все время сорокоусты заказываю.
- Думаете, сорокоуст — это билет в Рай?
- Но ведь он просил!
- Вы так склонны считать сон - истиной в последней инстанции? Сон, не буду отрицать, хороший, полезный. А может быть, этот сорокоуст нужен не только Валерию, но и вам?
- Как это? - опешила Валентина.
- В результате вы пошли в храм. Вы прониклись важностью церковных действий, Богослужения. Но для того, чтобы вымолить из ада своего родного человека, сорокоустов, даже регулярно заказываемых, явно недостаточно. Этому надо всю жизнь посвятить.
Я постарался максимально точно донести Валентине великие слова свт. Иоанна Златоуста: «Каждый человек, имевший в себе малую закваску добродетелей, но не успевший превратить ее в хлеб, … не будет забыт праведным Судией и Владыкой. После его смерти Господь побудит его родных, близких и друзей, направит их мысли, привлечет сердца и преклонит души к оказанию ему содействия и помощи. И когда Бог подвигнет их, Владыка коснется сердец их, они поспешат возместить упущения умершего».
Валентина смотрела на меня, мучительно соображая, какой же у нее теперь план действий. Она говорила, словно рассуждая сама с собой:
- В храм надо ходить. В субботу и воскресенье точно. Надо предложить в храме помощь. Может, им клумбы надо облагородить? Или забор покрасить? Надо десятину отдавать… Надо что-то для Бога делать, не для себя.
Потом повисла пауза и вдруг Валентина встрепенулась:
- А если я заброшенные могилки поубираю, это хорошо?
Мне ее даже обнять захотелось. Вот как душа человека раскрывается, если ее чуточку направить!
- Я могилку девочки пятилетней видела. Пятидесятых годов. Такая девочка на фото, ангелочек просто. Пусть у нее цветы будут на могилке.
— Это очень хорошее намерение. Господь благословит. Только вы о своей душе не забывайте. Надо регулярно исповедоваться и причащаться. Ловите любой момент творить добро. Сыну вашему можно помочь только любовью - к Богу и ближнему. И к сыну, конечно. Надо учиться молитве. Поговорите с батюшкой в своем районе. Может быть, у них есть воскресная школа для взрослых? Но вы должны помнить - нет билета до станции «Рай». Есть Милость Божия.
Я благословил Валентину и пошел дальше по своим делам. Выйдя на дорогу, я обернулся. Часовня была залита солнечным светом. Она будто бы раскрывала солнечные крылья над старым кладбищем и тянулась вверх. Упокой, Господи, души усопших раб Твоих!
Слава Богу за все!
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ
священник Игорь Сильченков.