Ежедневные трапезы славянских семей бывали порою сытными и разнообразными, но бытовые условия не отличались излишними удобствами. Землянки и полуземлянки не могли обеспечить изысканного комфорта. Людям приходилось тяжело, несладко, и это отмечали наблюдательные чужестранные путешественники.
ВО КУЗНИЦЕ МОЛОДЫЕ КУЗНЕЦЫ…
Арабско-персидский ученый Ибн Росте утверждал в своих записках под хлестким названием «Книга драгоценных ожерелий»: «В краях славян случается иногда такой холод, что каждый человек выкапывает себе глубокий погреб, который покрывает деревянною остроконечною крышею, какие мы видим у христианских церквей, и на крышу эту насыпает землю. В этакие погреба переселяются зимой со всем семейством и, взяв дрова и камни, раскаляют сии последние на огне докрасна. Когда же раскалятся камни до высшей степени, поливают их водой – и распространяется пар, нагревающий помещение до того, что можно снять верхнюю одежду. В этом жилище (едва ли исправно вентилируемом. –Я. Е.) пребывают до самой весны».
Долго полагали, что Ибн Росте (на заре Xвека!) перепутал по неведению землянку с русской баней. Но позднее выяснилось: никакой ошибки нет. Во многих поселках, да и городищах, домашние очаги складывались как груда диких камней. Это известно и из рассказов, и из раскопок. Например, городище Новотроицкое на реке Псел, одном из днепровских притоков, стояло на крутом, малодоступном отроге, и его обитатели не пожелали соорудить защитных застав. Но… человек предполагает, а Бог располагает. Однажды летом сторожа увидели на горизонте громадную тучу пыли. То приближалось многочисленное вражье войско – печенежские степняки-кочевники. Целый день провели супостаты у склонов горы, на которой размещалось селение, но не сумели сокрушить его лобовыми атаками. К вечеру лихие тюркские всадники подустали и разожгли костры. Равнина покрылась цветистыми шатрами и палатками – печенеги решили взять поселенцев измором: все водные источники были внизу, а наверху, у построек, плескался мелкий водоем, не рассчитанный на интенсивное пользование.
Жажда сделала недоброе дело, и свирепые налетчики штурмом взяли Новотроицкое, убив множество жителей и ограбив их хозяйство. Городище разорили, уничтожили стариков и детей, а взрослых, трудоспособных угнали в рабство. Затем поселок предали огню. Однако на ушедших под землю руинах археологи обнаружили интереснейшие предметы. Обыватели, как оказалось, занимались относительно передовым – пашенным – земледелием, семьи имели отдельные дома, и повсюду ученые находили очаги в виде каменой горки. Кое-где валялись втоптанные захватчиками в грязь новые орудия труда – плуг, соха, проушной топор. Работали даже две ремесленные мастерские. Кроме обычных, отопительных печей, там были горны для плавки металла, а рядом лежали тигли – крошечные глиняные сосуды, в которых протекал плавильный процесс. Железный век! Но каково же было изумление исследователей, когда химические анализы «просигналили»: в одном из мини-тиглей варили медь – ее капли загустели на дне и стенках сосуда. А это означало одно: бытовые невзгоды хоть и задерживали развитие общества, но не могли остановить его поступательного шествия.
Не хуже обстояло и на северо-западе, в Старой Ладоге. В культурном слое VIIIстолетия нашли целый производственный комплекс: на каменной вымостке лежали куски железного шлака, заготовки, обломки литейных форм и бракованные детали. Тут был и своеобразный магазин ремесленных инструментов – 26 орудий. Две чертовы дюжины! Маленькие и большие клещи – для отделки железа и ювелирных украшений. Крошечная наковаленка – ради красивых женских «побрякушек». Бросались в глаза слесарные зубила, а также ножницы, резавшие металлические листы. Сверла легко протачивали дерево. Работники умели вытягивать проволоку для изготовления гвоздей и ладейных заклепок. Этот судовой крепеж не должен был размокать даже в соленой морской воде. А чего стоили изящные молоточки, приспособления для чеканки и прорисовки орнаментов на серебре и бронзе, художественные кольца и клинки!
Где-то с IXвека, когда сельское хозяйство переходит на пашенное земледелие, а ремесло – гончарное, литейное, ювелирное, косторезное – начинает выпускать продукцию не только для себя, семьи и своей общины, но и для потенциальных чужестранных потребителей, разрастаются города и возникают группы людей, сосредоточенных исключительно на продаже и покупке необходимых в данном месте и в данное время вещей и предметов.
ЕДУТ МУРОМСКИМ ЛЕСОМ КУПЦЫ…
Чем не торговали славяне в те легендарные годы! Железом и изделиями из него, мычащим, блеющим и хрюкающим скотом, розовым шифером, изразцами, бусами, наконец, солью, добываемой в «червенских градах», у живописных Карпат. По рекам и речонкам, по сухопутью и болотистым гатям тянулись шумные купеческие караваны. Они двигались на запад – в Чехию, Венгрию, Германию (через «червенские грады» и карпатские отроги). На север – к верховьям Днепра, а потом волоком (перетаскивая лодку или судно посуху, на себе) к Ловати и Волхову, на Западную Двину, Оку, Каму, Волгу. На юг – в Крым, в степи, на Кавказ.
Нехитрые городские торги собирали по базарным дням весь окрестный люд. Глаза буквально разбегались, не зная, на чем застыть. Меха и шкуры (соболиные, горностаевые, бобровые, лисьи, беличьи), мед и воск, полезные в обиходе поделки и женские безделушки, скот, птица и… невольники в цепях и колодках. На торгу покупают и продают, встречаются со знакомыми, обмениваются свежими слухами, «закликают» о бежавшей от господ челяди (рабах и слугах), рядят договоры, слушают распоряжения местных властей…
Купцы VIII–IXвеков обращают особое внимание на внешние рынки. По Волге-матушке плывут на запад – и системой волоков попадают в Ладогу (некогда, на финский лад, озеро Нево), на реку Неву, текущую из Ладоги в залив, а если надо, то перебираются на Двину. По волжской стремнине достигают и пределов Востока. Туда, впрочем, можно было добраться по Донцу и Дону, да и по степным путям. Успехами русской коммерции восхищались арабские, персидские, европейские авторы.
Все подмечали иноземные соглядатаи. Русы, писали они, ходят по Дону и Волге, «забредают» в столицу обширного Хазарского каганата – город Итиль в низовьях Волги, доплывают до владений камских болгар, бороздят Каспийское море, проникают в волшебный Багдад, к подданным грозных халифов. Помимо ворсистых мехов и теплых шкур, сладкого меда и ярого воска, покорных холопов и острых, гибких мечей, русы доставляли восхитительный янтарь и «рыбьи зубы» – моржовые и даже мамонтовые клыки. В Итиле русским предоставили целый квартал, где находились жилые дома и языческие капища для обрядов и жертвоприношений; в городе в особой палате заседали судьи, разбиравшие – на правах арбитража – торговые и гражданские споры славянских гостей.
Эти неоднократные – туда и обратно – деловые путешествия расширяли кругозор отечественных негоциантов, укрепляли денежный оборот, рождали спрос на те или иные товары, подталкивая ремесленников к достойному ответному предложению. Множество кладов с восточными монетами, разбросанных по территории Руси, не позволяют усомниться в таких истинах. Арабские писатели (Ибн Фадлан, Ибн Росте, Ибн Хаукаль) оставили нам фотографический образ богатых русских купцов. Коммерсанты опрятны в одежде и следят за своим, выражаясь современным языком, имиджем. Татуированные от кончиков пальцев и до шеи, со свитыми, окрашенными в желтый или черный цвет либо, наоборот, бритыми бородами, в кафтанах с золотыми пуговицами и собольих шапках, в коротких куртках и плащах-кисах, которые покрывали бок и делали свободной одну руку, с браслетами на запястьях, с мечами франкских марок, с ножами и секирами, высокие, стройные, сильные, уверенные в себе, спокойно шагают они вдоль рыночных рядов, присматривая товар и подыскивая сулящее прибыль торговое место. Арабские путешественники не могли налюбоваться на удивительные мечи, привозимые из Ярославского Поволжья (на восточный манер – Артании). Эти клинки якобы легко сгибались пополам, а потом опять «невозбранно» возвращались в прежнее положение. Думается, не только у страха, но и у восторга глаза велики. В ту эпоху такого оружия не знала ни одна область нашей планеты. Речь идет, скорее всего, о чудных франкских мечах, ибо на Востоке лезвия были хрупкими и ломкими…
Да и жен-подруг русские купцы не обижали подарками и украшениями. Тогдашние щеголихи носили на груди коробочки из меди, серебра или золота – в зависимости от «капиталов» мужа. К коробочкам крепился нож, а на шею вешали модные тогда зеленые бусы и массивные цепи из благородных металлов – тоже в строгом соответствии с мужним достоянием. Существовал неписаный порядок: накопив 10 тысяч дирхем (арабских серебряных монет), богатый русский мужчина вручал даме сердца очередную цепь, и их число – порою весьма солидное – сообщало окружающим о состоянии данного славянского коммерсанта. Средственные господа владели хорошими домами, располагаясь под их сводами совсем не так, как общинники в землянках и полуземлянках. В покоях хранились ковры, дорогая утварь и подушки. У таких людей – скот и рабы, земля и палаты. Да и на чужбине, в Хазарии и Волжской Булгарии, они обзаводились недвижимостью и жили там в комнатах по 10–20 человек (то есть военно-торговыми компаниями в «vip-гостиницах», возведенных или приобретенных на паевые деньги).
Подобные воины-купцы мечтали о дополнительных торговых трассах, ведших в дальние страны. Путь на юг по Дону и Волге («из варяг в арабы») был освоен давно и надежно. Теперь в их руки попала и вторая водная артерия – знаменитая магистраль «из варяг в греки». Бегущие по волнам ладьи и баржи скользили из холодных скандинавских портов и пристаней балтийского острова Готланда к широкой Неве. Здесь на веслах – против течения! – плыли в Ладогу, а затем по Волхову, озеру Ильменю и реке Ловати двигались к району волоков. Тут «транспорты» перетаскивали на руках на расстояние около 30 километров к Днепру и спешили к Черному морю и берегам Византийской империи, где их ждали рынки Константинополя, Синопа, Ираклии. Не случайно теплые черноморские волны (в эллинской древности – Понт Эвксинский) назывались в славянскую пору Русским морем. Да и как иначе, если сам аль-Масуди откровенно признавал, что «никто, кроме русов, по нему не плавает»?
ПОСТСКРИПТУМ
Постепенный марш объективных социально-экономических обстоятельств воздействовал и на политическую структуру, и на культурный уровень, и на психологический настрой русских славян. Всем – от рядовых сельских общинников, в поте лица своего возделывавших пашню, и честных ремесленников, изготавливавших затейливые предметы домашнего обихода, до «золотоносных» коммерсантов, барышно торговавших за тридевять земель медом и янтарем, – хотелось безопасности и упорядоченности.
Одни устали прятаться в лесных рощах от кочевых разбойников, другие считали, что торговые пути-дороги надо надежнее охранять и лучше благоустраивать. Это могла сделать только сильная власть, и всем – бедным и богатым, каждому по своему резону – мечталось о переходе от выборных племенных вождей-старейшин к твердому наследственному правлению.
Яков Евглевский, журналист
Санкт-Петербург
«Секретные материалы 20 века» №19(327), 2011