Найти тему

Ф. Кафка и его "Письмо отцу": дети строгих отцов

Сама я с творчеством Ф. Кафки не знакома. И потому идея знакомства с ним пришла ко мне от читателя этого канала.

Выражаю Вам свою признательность и благодарность за Вашу просьбу и идею!

Начать я решила с письма к отцу, так как оно попалось мне первым и кажется наиболее логичным для начала исследования внутреннего мира автора.

Приглашаю Вас к обсуждению.

Вам какое его произведение больше всего нравится? Поделитесь в комментариях и расскажите, почему? Не исключено, рассмотрим его вместе.

В библиотеке я взяла эту книгу. Письма к отцу, правда, в нем нет. 
Изначально я хотела читать не интернет-редакцию письма, а печатную, желательно, выпущенную пораньше.
В библиотеке я взяла эту книгу. Письма к отцу, правда, в нем нет. Изначально я хотела читать не интернет-редакцию письма, а печатную, желательно, выпущенную пораньше.

Технические моменты:

прикладываю ссылку на источник;

письмо здесь разделено на 8 страниц, этим условным делением воспользуемся и мы. Исследовать планирую по странице или около того, и по итогу выйдет цикл статей, найти которые можно здесь: рубрика "Детская травма в литературе".

Детская травма в литературе | Детская травма - помощь психолога 💛 | Дзен

Некоторые факты об авторе:

родился Франц Кафка в конце 19-го века, в 1883 г., в Австро-Венгрии, в Праге.

БОльшая часть работ Ф. Кафки, как и это письмо, были опубликованы посмертно. И наше письмо опубликовано спустя порядка 30 лет после его смерти. Переведено данное письмо, предполагаю, неоднократно, потому некоторые аспекты, допускаю, могут быть неточными.

Мы же будем размышлять о прочитанном и строить свои догадки, коль у автора ничего прояснить не можем. А сам он этих строк и своих посланий не подтверждал, раз выпущены после его смерти.

Мальчик родился в еврейской семье. И если не полностью в религиозной и соблюдающей религиозный образ жизни, то точно имеющей к этому отношение. И это накладывало определенные отпечатки на личность мальчика, его ценности, мировоззрение и последующее восприятие себя, жизни и других людей, в том числе семьи, и своей роли в этом.
Мальчик родился в еврейской семье. И если не полностью в религиозной и соблюдающей религиозный образ жизни, то точно имеющей к этому отношение. И это накладывало определенные отпечатки на личность мальчика, его ценности, мировоззрение и последующее восприятие себя, жизни и других людей, в том числе семьи, и своей роли в этом.
Дорогой отец,
Ты недавно спросил меня, почему я говорю, что боюсь Тебя. Как обычно, я ничего не смог Тебе ответить, отчасти именно из страха перед Тобой, отчасти потому, что для объяснения этого страха требуется слишком много подробностей, которые трудно было бы привести в разговоре. И если я сейчас пытаюсь ответить Тебе письменно, то ответ все равно будет очень неполным, потому что и теперь, когда я пишу, мне мешает страх перед Тобой и его последствия и потому что количество материала намного превосходит возможности моей памяти и моего рассудка.

Что я вижу с первых строк: обращение к отцу на "Ты" (т.е. с большой буквы). Порой у меня даже складывалось ощущение, что фигура отца равнозначна в глазах сына "Небесному Отцу". То есть, изначально, фигура отца более величественна, даже утрированно величественная - грандиозная, одним словом. А где грандиозность, неизменно следует ничтожность.
Это рождает фантазии о возможном чувстве неполноценности сына на фоне отца, что дальше и подтверждается по тексту.

Тема эта, стара... Сколько юношей не смогли отделиться внутри себя, в первую очередь, от внутреннего, идеального, образа отца и начать жить своей жизнью, по своим ценностям, интересам и соображениям.

Отец, все же, не должен затмевать своих детей. Он должен служить своим детям крепкой и надежной опорой, опереться на которую не стыдно или беспомощно.

Сколько девушек не встретили мужчин, которые смогли бы занять место, если уж не вместо, то хотя бы способных сравниться с отцовской (идеальной) фигурой.

Эти темы, до времени и подолгу, могут оставаться в наших бессознательных конфликтах и процессах и бросать свою негласную и не всегда заметную тень на наши сегодняшние выборы и решения.

Продолжим читать:

Тебе дело всегда представлялось очень простым, по крайней мере так Ты говорил об этом мне и — без разбора — многим другим. Тебе все представлялось примерно так: всю свою жизнь Ты тяжко трудился, все жертвовал детям, и прежде всего мне, благодаря чему я «жил припеваючи», располагал полной свободой изучать что хотел, не имел никаких забот о пропитании, а значит, и вообще забот; Ты требовал за это не благодарности — Ты хорошо знаешь цену «благодарности детей», — но по крайней мере хоть знака понимания и сочувствия; вместо этого я с давних пор прятался от Тебя
...
Если Ты подытожишь свои суждения обо мне, то окажется, что Ты упрекаешь меня не в непорядочности или зле (за исключением, может быть, моего последнего плана женитьбы), а в холодности, отчужденности, неблагодарности. Причем упрекаешь Ты меня так, словно во всем этом виноват я, словно одним поворотом руля я мог бы все направить по другому пути, в то время как за Тобой нет ни малейшей вины, разве только та, что Ты был слишком добр ко мне.

"Жил припеваючи": тут я думаю об упреке - "я тебя кормил". И как будто это сыну вменяется в вину. Но разве мы сами выбираем родиться?
Как по мне, последнее, что хочет ребенок - сознательно причинить вред и страдание своим родителям.

Это Твое обычное суждение я считаю верным лишь постольку, поскольку тоже думаю, что Ты совершенно неповинен в нашем отчуждении. Но так же совершенно неповинен в нем и я. Сумей я убедить Тебя в этом, тогда возникла бы возможность — нет, не новой жизни, для этого мы оба слишком стары, — а хоть какого — то мира, и даже если Твои беспрестанные упреки не прекратились бы, они стали бы мягче.
...

Важно, что мы в лице мамы мальчик находит поддержку. И может это помогло ему справиться с трудными чувствами внутри и потом их проанализировать:

Я был робким ребенком, тем не менее я, конечно, был и упрямым, как всякий ребенок; конечно, мать меня баловала, но я не могу поверить, что был особенно неподатливым, не могу поверить, что приветливым словом, ласковым прикосновением, добрым взглядом нельзя было бы добиться от меня всего что угодно

- как податлив он на ласку, как ему хочется быть открытым со своими родителями и купаться в их любви!

-3

Но это желание встретило следующий ответ:

... впечатление Ты производил на меня тем более сильное, что оно никогда не могло измельчиться до привычного.

Этот аффект на фигуру отца, который все никак не пройдет и не перестанет волновать мальчика, для меня отзывается идеей их дистанции, как будто быт отца и сына по существу, в близости, очень редко пересекается. Ведь грандиозными нам обычно кажутся люди на расстоянии, те, с кем мы пока плохо знакомы.

И вот он продолжает:

Непосредственно мне вспоминается лишь одно происшествие детских лет. Может быть, Ты тоже помнишь его. Как — то ночью я все время скулил, прося пить, наверняка не потому, что хотел пить, а, вероятно, отчасти чтобы позлить вас, а отчасти чтобы развлечься. После того как сильные угрозы не помогли, Ты вынул меня из постели, вынес на балкон и оставил там на некоторое время одного, в рубашке, перед запертой дверью. Я не хочу сказать, что это было неправильно, возможно, другим путем тогда, среди ночи, нельзя было добиться покоя, — я только хочу этим охарактеризовать Твои методы воспитания и их действие на меня. Тогда я, конечно, сразу затих, но мне был причинен глубокий вред. По своему складу я так и не смог установить взаимосвязи между совершенно понятной для меня, пусть и бессмысленной, просьбой дать попить и неописуемым ужасом, испытанным при выдворении из комнаты. Спустя годы я все еще страдал от мучительного представления, как огромный мужчина, мой отец, высшая инстанция, почти без всякой причины — ночью может подойти ко мне, вытащить из постели и вынести на балкон, — вот, значит, каким ничтожеством я был для него.

Похоже, мальчик тогда пережил очень сильный испуг. Настолько сильный, что он затмил собой остальные воспоминания детства (как и бывает при травме).

И ощущение своей ничтожности, на мысли о которой меня навели первые строки его письма к отцу:

Тогда это было только маловажное начало, но часто овладевающее мною сознание собственного ничтожества (сознание, в другом отношении, благородное и плодотворное) в значительной мере является результатом Твоего влияния. Мне бы немножко ободрения, немножко дружелюбия, немножко возможности идти своим путем.

И главное:

... я почти уже глух к подбадриваниям, какой толк от них, если они раздаются, только когда речь идет не обо мне в первую очередь. А ведь тогда, именно тогда мне во всем необходимо было подбадривание.

Вот, что мы ищем от своих отцов и родителей! Одобрение.

Все-таки фигура отца для должна формироваться для нас опорой, доброй и защищающей фигурой, адекватной, предсказуемой, безопасной, к которой мы можем обратиться сколько угодно нам раз, которая учит обращаться с доставшейся нам в наследие реальностью и границами, своими и других людей, и которая со временем выступит для нас опорой и ориентиром в самостоятельном освоении жизни, этого многогранного мира, построении отношений с другими и собой. И доброта эта должна быть понятной и очевидной.

Одним из главных условий построения здоровых и благополучных отношений - возможность каждому участнику говорить свободно о своих чувствах. И личная, т.е. перед собой, в первую очередь, ответственность за свои слова.
Возможность вернуть их "по адресу". Но такая возможность у нас есть не всегда. И именно это может стать началом травматического опыта и восприятия жизни.

Невозможность говорить, свободно предъявлять свои чувства, в особенности на действия родителей и особенно в свой адрес, обычно и образует пропасть между родителями и их взрослеющими детьми.

Возможность диалога, открытость, пусть и к непохожему на наши взгляды, опыту и восприятию жизни другого человека, эту пропасть между нами начинает сокращать.
Возможность диалога, открытость, пусть и к непохожему на наши взгляды, опыту и восприятию жизни другого человека, эту пропасть между нами начинает сокращать.

За этим письмом я также слышу невозможность выразить и свои любовные чувства отцу, невозможность направить их на объект любви, последующее обесценивание себя и этих чувств в связи с этим.
И следующее за этим одиночество. Отвергаемая потребность в любви и в том, чтобы быть любимым - любимым и (позитивно и благосклонно) замеченным значимым человеком!

Подробнее об этом продолжим в следующий раз, а пока предлагаю остановиться на паузу.

Как вы? На какие мысли вас наводят размышления и чувства автора? Присоединяйтесь к обсуждению в комментарии и делитесь тем, что вы слышите в этом письме и рассмотренном сегодня отрывке.

От себя же добавлю, что не всем выпадает шанс родиться в семье с теплым папой. Иногда даже адекватным не всегда.

Дети деспотичных отцов (такими ли они были на самом деле, такими ли их видели их дети) обычно вырастают подавленными, вялыми, боязливыми.

Авторитарная фигура родителя обычно (грубо) сокращает всякие дистанции, не считаясь с границами ребенка, в том она и авторитарна. Но что делать нам с этим сегодня? Продолжать подчиняться или посвятить свою жизнь (сознательному или неосознанному бунту) - поможет ли нам это?

Восстановление своих личных и психологических границ часто может казаться глупым или ерундовым делом: ну не буду же я каждый раз спрашивать себя, что я сейчас хочу или чувствую? а если мне непонятно, что я хочу или что мне нравится? Но да, именно такие, казалось бы пустяковые вопросы, помогают нам крепче становиться на своих ногах и не ориентироваться исключительно на мнение других людей в важных для себя вопросах. И помогают легче отпустить то, что нам не подходит.

Записаться ко мне на консультацию в Телеграм.

Психолог-консультант Кристина и канал "Детская травма - помощь психолога"💛