Должен признаться, что чтение романов (и повестей тоже) Грина доставляет мне удовольствие практически при любых обстоятельствах. Возможные упреки в отсутствии хорошего литературного вкуса в этой связи смиренно принимаю. Но хочу сказать несколько слов в свое оправдание.
Конечно, никакой достоевщины в виде глубокого погружения в непростой, а порой и прямо фантастический, внутренний мир героя вы здесь не отыщите. Нет здесь ни опустившихся до самого житейского дна отставных чиновников-пьяниц, мучимых попеременно то раскаянием, то любовью (в этом случае совершенно неважно, он ли любит, его ли любят, любовь в обоих случаях одинаково мучительна), нет здесь мечтательных молодых людей, нет тургеневских девушек (согласитесь, юная Милли не подходит на эту роль), нет циничных злодеев, зарвавшихся игроков, провинциальных интриганок, гадких лицемеров, щигровских Гамлетов и мценских Макбетов (это шутка!) и прочих типов, знакомых нам по иным произведениям иных литератур.
Не найдете вы здесь и скромных, но родных и трогательных, лесостепных ландшафтов средней полосы, столь дорогих русскому сердцу.
Словом, нет здесь почти ничего из того, что мы привыкли в своем сердце соединять с понятием «серьезная литература». И совершенно справедливо. Но вынужден признаться, что не раз и не два в своей жизни откладывал в сторону книжку Достоевского или даже Толстого Л.Н., и принимался за другое чтение. А вот Грина, начав, ни разу в сторону не отложил.
Что же у него есть помимо великолепных диалогов и занимательных сюжетов (это объективный факт, и отмахнуться от него невозможно)? Безусловно, дар рассказчика. Привожу пример: «На ужин Уормолду подали сухой и плоский омлет в каких-то странных пятнах, с ободранными, как у старинной рукописи, краями и кислое вино». Плюс умение увидеть и обратить наше внимание на незамысловатые житейские парадоксы, которые нас окружают на каждом шагу; мы их не видим, пока Грэм Грин не приподнимет нам веки. Привожу пример: «Вам надо больше мечтать, мистер Уормолд. В наш век лучше не смотреть в лицо действительности». Или вот еще. «Уормолд начал усваивать истину, так хорошо известную всем преступникам мира, – человеку, облеченному властью, невозможно что бы то ни было объяснить». Плюс, конечно, детальное знание предмета и вообще всякого сопутствующего антуража. Из этих, казалась бы несложных ингредиентов, Грин может состряпать такое вкусное варево, что простого читателя, сознание которого не замутнено снобистскими соображениями, от этого горшочка за уши не оттащишь.
В рассматриваемом нами романе речь идет о скромном торговце пылесосами, мистере Уормолде (ну и фамилии у англичан; выговорить эту фамилию мне так же не по силам, как и продавцу Лопесу), тихом и уравновешенном человеке, совершенно лишенном каких-либо авантюрных наклонностей, но являющимся на свою беду (или на радость?) отцом красивой и бойкой семнадцатилетней девушки Милли. Представления Милли о том образе жизни, каковой, по ее мнению, следует поддерживать приличной английской семье в Гаване, радикальным образом расходились не только с представлениями самого мистера Уормолда на этот счет, но и, что было гораздо хуже, с его материальными возможностями.
Огромная и невосполнимая брешь была пробита в семейном бюджете несанкционированным приобретением лошади со всей сопутствующей амуницией: седлом, уздечкой, мундштуком, хлыстом и чем-то еще. Кроме того, для лошади требовалась конюшня, а для самой Милли требовался членский билет в Загородный клуб верховой езды: глупо же было приобретать лошадь и не иметь возможности на ней ездить. Все эти траты внезапно обрушились на голову мистера Уормолда, как обрушивается снежная лавина на головы альпинистов, никак не ждущих от природы такой каверзы, и едва не похоронили его под своей тяжестью. Попытки убедить дочь отказаться хотя бы от уздечек (удалось лишь отложить на потом приобретение шпор) вызвали соответствующую реакцию.
«Две слезы как-то очень изящно погнались друг за другом по округлой щеке и заблестели, точно сбруя, висевшая на стене; это было ее оружие».
У отца, воспитывающего взрослую дочь без помощи матери, не было выбора. Он согласился, а заодно уж и согласился поработать некоторое время шпионом в интересах старой доброй Англии; другого способа поправить свое материальное положение он не видел.
Несмотря на свое простодушие, мистер Уормолд в течение некоторого времени удивительно ловко дурачил целую секретную службу Соединенного королевства. Он вербовал ценных агентов, что требовало немалых затрат; он добывал важную информацию о секретных объектах в джунглях, или, нет, не в джунглях, а в горах Орьенте, тщательно скрываемую местной контрразведкой от нескромных глаз, что требовало еще более крупных затрат. Однажды он ухитрился раздобыть чертежи невиданного доселе по своей убийственной мощи орудия (возможно, впрочем, это было не орудие, а ракета, или, что того хуже, какой-нибудь лазарь моисеич; что это было на самом деле, не удалось достоверно установить, так как из соображений секретности чертежи не могли быть переданы в Академию наук для получения соответствующего заключения, а самостоятельно сотрудники секретной службы не смогли разобраться, хотя у одного из них появилось то самое неприятное чувство, которое появляется у человека, подозревающего, что его дурачат, но не имеющего возможности это доказать), для чего потребовалось разобрать и заэскизировать пылесос последней конструкции с гордым названием «Атомный котел».
Вскоре денег, заработанных непосильным трудом, уже хватало на обучение Милли в закрытой школе в Англии в течение года.
Надо ли говорить, что все эти подвиги совершались исключительно на бумаге, и могли лишь свидетельствовать о развитой фантазии мистера Уормолда, или, в отдельных случаях, о его начитанности, и ни о чем более. Но деньги были настоящие. «Иногда он чувствовал, как раскаяние скребется в его сердце, словно мышь за стеной тюремной камеры. Но, даст Бог, скоро он так выдрессирует свою совесть, что сможет кормить ее из рук».
Но, как известно, счастье не может длиться вечно. Проблемы начались с появлением помощников, присланных из метрополии для укрепления рядов перспективной гаванской резидентуры. Но это было не бедой, а лишь предвестником беды, тем более, что один из помощников оказался женщиной по имени Беатриса, молодой, красивой и неглупой.
Настоящей бедой стало то, что «завербованные» мистером Уромолдом агенты (ни один их них, разумеется, и не подозревал, что является шпионом) один за другим стали попадать в крупные неприятности: автомобильная катастрофа, выстрел из-за угла и прочие шпионские штучки. Гибли при этом живые люди. И совершенно невинные. Гибли не только «агенты», но и абсолютно непричастные к «шпионажу» люди, просто знакомые мистера Уормолда; таким был, например, доктор Хассельбахер. Вполне реальная угроза нависла и над самим резидентом. Да и у работодателя появились кое-какие сомнения.
Очевидно, мистер Уормолд своей нелегальной деятельностью оживил некую конкурирующую организацию, опутавшую своей сетью всю Гавану. Можно предположить, что эта таинственная сеть была весьма мелкоячеистой, если сумела зацепить такую незаметную рыбку, как мистер Уормолд.
Как мистер Уормолд выпутался из этой ситуации, и чем все закончилось, узнаете, если прочтете роман.