Уж нет тетки Евдокии на этом свете, а её история о том, как своими глазами смерть видала, по сей день передается в семье из уст в уста. Так и мне случайным образом посчастливилось услышать дивный рассказ. А как дело было и чем закончилось, я поведаю вам.
Дуся - так ласково кликали в былые годы девочку родители. Росла болезненной, хвори к ней так и липли.
Однажды зимой, когда той было лет десять, пришла очередная напасть. Слабенькая, худенькая, она буквально сгорала от жара в избе. Обуреваемая надрывным кашлем, мучилась удушьем. Мать суетилась у кровати дочери и ничем не могла помочь. Отец было попытался отвезти дитя к лекарю в районный центр, до вот беда, дорогу замело, не пройти и не проехать.
Призвали на помощь старую бабу Машу, что в былые годы работала медсестрой, а сейчас жила в доме напротив и уж едва передвигала ногами. Та, лишь взглянув, объявила, мол, не доживёт девочка до утра.
— Неужто у тебя в закромах лекарств нет? — в отчаянии схватил отец за грудки старуху.
— Откуда им взяться? — испуганно захлопала глазами соседка.
Отец отпустил старушку и, схватившись за голову, взвыл раненым зверем.
— Ты, Пётр, сходил бы к Марте. Авось не откажет! — прошептала старая соседка и, шаркая валенками, покинула дом.
Разговор был о ведьме, что жила в деревне. Местные жители, хотя и недолюбливали её, но при встрече учтиво склоняли головы. И вроде плохого им баба не делала, а иным и помогала. Всё же, с бесами водилась. А иначе то откуда в их роду сила и проклятый дар взялись? Что мать её, что бабка - все при жизни одного поля ягодки были. Именно так рассуждали односельчане.
Мать метнулась к супругу и умоляюще простонала:
— Иди, Пётр! Слышишь? Торопись!
Спустя мгновение дверь хлопнула. Пётр заскочил в сарай, прихватил с собой гуся пожирнее и помчался на поклон к ведьме.
После ухода отца Дуся приоткрыла глаза и попросила у матери воды. Сделав несколько глотков, она заметила сидящую напротив старушку в чёрном одеянии с головы до пят. Седые волосы выглядывали из-под платка, глубокие морщины рассекали серую кожу. Белесые, почти прозрачные глаза безжизненно смотрели на девочку. Если до неё дотронуться кончиком пальца, она бы рассыпалась, превратилась в прах. Настолько ветхой показалась Дусе молчаливая незнакомка в углу.
— Мама, кто она? — простонала Дуся.
Та обвела взглядом комнату и, не замечая странной гостьи, склонилась у изголовья кровати:
— Здесь никого нет. Потерпи, милая, это жар дурманит, — положив ладонь на лоб дочери, поговорила она.
В следующий миг за шторами второй комнаты раздался надрывный плач младенца. То проснулся младший брат.
— Я сейчас. Только покормлю Ванечку, — поправив одеяло, прошептала мать и скрылась в другой комнате.
Буран за окном усиливался. Ветер свирепо выл, заметая окна белым полотном. Дуся снова обернулась к незваной гостье. Старуха по-прежнему оставалась на своем месте и, не произнося ни слова, смотрела на девочку. От её леденящего душу взгляда на Дусю нахлынул страх. Хотелось закричать и бежать прочь, но сил совсем не осталось.
Так она и лежала, скованная ужасом, пока в сенях не послышались шаги.
В дверях возник отец. За его спиной, стряхивая снег, показалась Марта. Чудо, что они смогли пробраться сквозь буран.
Высокая прямая женщина лет шестидесяти, скинув фуфайку, вошла в комнату. Окинула девочку глубоким, тяжёлым взглядом.
Затем перевела взор на ветхую старуху, сидящую в углу:
— Ах, и ты уже здесь! — зло фыркнула она, стягивая с головы шаль.
Мать с отцом переглянулись, не понимая, с кем говорит ведьма.
— А что происходит? С кем ты говоришь, Марта? — чуть слышно спросила мать.
Не отвечая на вопрос, Марта присела на кровать Дуси. Откинула с её бледного лица растрепавшиеся локоны волос и, пристально глядя в глаза, произнесла:
— А ты, дитя, верно знаешь ответ на вопрос?
Дуся испуганно прикрыла веки, соглашаясь с ведьмой. Она уже поняла, что ветхая старуха в углу есть сама смерть, что явилась за ней и ждет своего часа.
— Не бойся. Вместе мы прогоним её!— прошептали губы ведьмы и уже обращаясь к отцу, она добавила: — Подай мою котомку!
Тот торопливо выполнил указ Марты. Ведьма вывернула её содержимое на стол. И вскоре избу наполнил терпкий дурман тлеющей травы.
Марта обхватила горячими руками голову девочки и, склонившись над ней, долго смотрела в её глаза. В свете огонька свечи Дусе виделось то, как меняется лик ведьмы. Лицо вытянулось, щеки впали. И без того тёмные глаза наполнились чернотой, в которой время от времени отражался жёлтый огонек свечи. Губы, сжатые в тонкую нить, не произносили ни слова. Однако Дуся отчётливо слышала шепот ведьмы в своей голове.
Немного погодя Марта взяла со стола пузырек и заставила девочку сделать несколько глотков горького снадобья. После чего, скинув одеяло, налила на свои ладони масло, пахнущее еловыми ветками, и нанесла на кожу девочки.
Тело Дуси наполнилось теплом и лёгкостью. Жар спал, озноб прекратился. И она вдруг вспомнила о старухе в углу. Обернулась, но там никого не оказалась.
— Я же говорила, — усмехнулась ведьма.
— Ушла таки, — вздохнула Дуся, улыбнулась и закрыла глаза.
Крепкий сон вмиг обуял её.
Когда и как Марта покинула избу, она не видела. Знает лишь, что мать ещё долго благодарила женщину, а оставшуюся ночь до самого рассвета проплакала у кровати дочери.
Дуся быстро пошла на поправку.
С той страшной ночи прошло много времени, когда настал смертный час для Марты. Умирала ведьма в одиночестве. Детей то своих у неё не было. Люди местные, конечно, приходили, дежурили по очереди. Кричала ведьма днями и ночами. Просила позвать к ней Дусю проститься. Только мать не пустила, боясь, что та передаст свой дар, считая сие проклятием. А потом уж как доски из крыши сорвали, так Марта последний раз вздохнула и в тот же миг померла.
Евдокия же прожила хотя и тяжёлую, но, как она говорила, счастливую жизни. Почила в глубокой старости, окружённая детьми и внуками.