Стихотворение великого осетинского поэта, основоположника осетинской литературы и осетинского литературного языка Коста Левановича Хетагурова «Æрра фыййау»[1] (в русском переводе известное как «Безумный пастух»[2]) неизменно сопровождается юмористическим восприятием. Сюжет его прост: пастух, пасший скот на горной вершине, принял белоснежные облака за мягкую перину, решил на ней отдохнуть, прыгнул, упал на крутой склон и был растерзан, скатившись по острым камням.
Как можно такое природное явление, как облака, принять за перину, на которой можно поспать? Это вызывает недоумение и насмешливое отношение читателя к произошедшей трагедии.
Есть осетинская пословица: «<Чидæр> хохы сæрæй мигъмæ бæмбæг æнхъæл рагæпп кодта æмæ ныххæррæгъ» – «Некто облако принял за вату, прыгнул и разбился». Поэт знал эту пословицу, она зафиксирована в его записной книжке. По мнению советского и российского осетинского учёного-филолога, поэта и общественного деятеля, Народного поэта Республики Северная Осетия – Алания, Лауреата Государственной премии РСО-Алания имени Коста Хетагурова, профессора Шамиля Джигкаева, «содержание поговорки поэт превратил в сюжет стихотворения».
Сюжет, в котором пастух, став жертвой своего воображения, бросается в пропасть, известен мировой литературе. В романе Шарля Нодье «Жан Сбогар» героиня слыхала такие рассказы. Получается, Коста Хетагуров взял да и зарифмовал готовый сюжет без привнесения в него собственной эмоциональной, смысловой и мировоззренческой трактовки? Едва ли так всё просто.
Рассмотрим, кто у осетин в принципе мог пасти скот. Сперва два слова о том, какой именно скот пас главный герой стихотворения – мелкий или крупный. Почему это важно – будет видно ниже. В осетинском языке пастух крупного рогатого скота и пастух мелкого рогатого скота выражаются разными словами. «Фыййау» – это пастух мелкого рогатого скота, а пастух крупного рогатого скота – «хъомгæс».
В.С.Газданова пишет: «Пастухами могли быть взрослые и сильные люди, отличавшиеся храбростью и мужеством. Чтобы стать хорошим пастухом, надо было пройти в хозяйстве целую школу трудового воспитания. Детей с малых лет приучали к труду. С 6-7 лет дети могли пасти телят и ягнят неподалеку от дома. С 10 лет мальчик становился подпаском, а в 17 лет ему доверяли самостоятельно пасти стадо мелкого и крупного скота недалеко от села. В горах пастуха обычно нанимали на сезон пастьбы. Таким пастухом становился или местный житель из бедной среды, или пришлый человек, искавший заработка. Наняв пастуха, сельское общество брало на себя его полное обеспечение. Все условия найма пастуха оговаривались на сельском сходе. Плату он получал, как правило, натурой ("лæскъ")»[3]. Под натурой в данном случае подразумевается определенное количество животных в зависимости от заранее оговоренного количества, а также срока и качества службы.
Нередко пасти скот доверяли слабоумному человеку. Причем, не только у осетин. Это правда. Образ слабоумного пастуха неоднократно встречается в мировой литературе. Вспомним «Приключения бравого солдата Швейка» чешского писателя Ярослава Гашека, «Любовь Белисы и Перлимплина в саду, где растет малина. История про любовь, где проливается кровь» испанского поэта и прозаика Фредерико Гарсиа Лорка, «Годори» грузинского писателя Отара Чалидзе, «Меч мертвых» и «Знак Сокола» Марии Семеновой, «Сказки страны Идиалии» Ирины Кирьяковой и мн.др.
Но, разумеется, в то же время пастух не должен быть настолько слабоумным, чтобы быть не в состоянии отличить облака от перины. Каким бы слабоумным ни был взрослый человек, если умственные способности позволяли ему пасти скот, он вполне мог отличить облака от перины. Хотя бы потому, что по пути на вершину нередко проходил и через тот самый туман, который снизу и сверху виделся уже облаками, и не мог не знать, что под ним не вата и не перина, а бесплотное природное явление – облака.
Если же взрослый человек был настолько слабоумен, что не мог отличить облака от перины, то едва ли ему доверяли пасти скот, потому что от скота в значительной мере зависела сама жизнь деревни. Или он всю жизнь пас скот и никогда не принимал облака за перину, а теперь неожиданно у него возникла такая мысль? Едва ли эта версия может кому-то показаться заслуживающей доверия.
Но всё становится на свои места, если допустить, что речь идет не о взрослом мужчине, а о ребенке-подпаске, пастушке, помощнике пастуха, который впервые повел скот пастись на эту вершину. Со взрослым пастухом, наверное, что-то случилось, и ребенок на вершину пошел один в первый раз. Если бы в первый раз с ним был кто-то из взрослых, то объяснил бы мальчику, что это облака, а не перина, прыгать нельзя.
В пользу этой версии говорит и тот факт, что в стихотворении использовано слово «фыййау», указывающее на то, что герой стихотворения пас коз или овец. Эту работу мог выполнять и ребенок. А пасти крупный рогатый скот, как видно из работы В.С.Газдановой, человеку доверяли с 17 лет.
Может возникнуть возражение: как же пастухом может быть ребенок, если в произведении автором употреблено слово «лæг» («мужчина», «человек»)? Слово «лæг», используемое автором, в осетинском языке не обязательно означает взрослого мужчину и взрослого человека вообще, но может указывать и на ребенка мужского пола около десяти лет от роду и старше. Утверждать так позволяет принятая у осетин возрастная классификация. Как пишет В.С.Газданова, "О десятилетнем мальчике говорили, что это уже мужчина"[4], вспомним также выражение Коста из поэмы «Чи дæ?»[5] («Кто ты?»[6]): «Дæсаздзыд лæг у» («Десятилетний – уже мужчина»).
В другом своем произвдении «Особа»[7] Коста Хетагуров пишет о детях-пастушках: «юные 11-12-летние пастушки…, уходя с раннего утра за своим послушным стадом в горы, поднимаясь с ним по крутым скатам, карабкаясь по грудам скал, огибая повисшие над бездной утесы, ползая, как муравьи, над черной пропастью и, наконец, сладко разваливаясь на самом гребне горных высот, не могли, конечно, в этом постоянном одиночестве и созерцании величия и красот окружающей природы избегнуть могучих чар поэзии».
Оттуда же: «В каждом ауле или даже совместно в нескольких нанимаются на все лето два мальчика-пастушка 11-12 лет, которые ранним утром отправляются со своими стадами на общие фамильные пастбища».
На то, что героем стихотворения Коста Хетагурова является ребенок, намекают и слова Шамиля Джигкаева: «Нет сомнения в том, что безрассудный поступок пастухом совершен в состоянии аффекта, в состоянии сильного психологического возбуждения. Подобное желание испытывают дети, когда под собой видят белопенные облака из иллюминатора самолета»[8].
В осетинском языке нет грамматических средств для выражения уменьшительных форм существительных. Нет, в частности, слова «пастушок»: и взрослый пастух, и пастушок на осетинском языке – «пастух» («фыййау»). Не мог автор называть своего персонажа и ребенком, потому что тот выполнял взрослую работу, трудился наряду со взрослыми.
Очень жаль главного героя.
Думаю, нелишне учесть и значение, в котором в произведении употребляется слово «æрра». Прямые значения этого слова: «сумасшедший», «глупый», «безумный», «слабоумный». Однако в живой речи данное слово употребляется и в менее грубом и менее категоричном смысле. Вспомним знаменитое стихотворение самого Коста Хетагурова «Хъазтæ»[9] («Гуси»[10]):
Цы равдыстат кадæн,
Зæгъут–ма уæддæр?
– Мах?.. Ницы!..
– Æрра дæн,
Фæрсын уæ æз дæр!
Что славного вы показали,
Всё же скажите?
– Мы?.. Ничего!..
– Вот я глупец,
Нашел, кого спрашивать!
Едва ли здесь персонаж говорил о себе, что он на самом деле дурак, глупец, безумец, сумасшедший или слабоумный. Он просто допустил одну ошибку, не учёл кое-что. «Æрра дæн» встречается и у моего любимого поэта Хазби Калоева в его последнем известном стихотворении «Митыл мæйы æртхутджытæ хъазынц»[11].
О фыднæмыг,
фæуром дæ тахт —
Мæн цæрын фæнды...
Оххай,
æрра дæн...
О, черная пуля,
останови свой полет,
Я жить хочу…
Охх,
я глупец…
Здесь то же самое. Лирический герой «провинился» лишь в том, что «не учел» одну вещь, а именно, в какого масштаба и ожесточенности войне он принимает участие, и как невыполнимо его стремление жить... На самом деле, конечно, понимает, и слова «я глупец» использованы не с целью самоуничижения, а для того, чтобы более экспрессивно передать невероятной силы боль за всех, кому предстоит погибнуть, боль, сила которой выходят далеко за пределы всякого понимания.
Таких примеров в осетинской литературе хватает.
«Æрра фыййау» тоже не деревенский дурачок или слабоумный по жизни, – бедный ребенок просто не знал законы природы, и совершил одну роковую ошибку...
В противном случае, получается, что какой-то душевнобольной человек упал с обрыва, а великий гуманист Коста Хетагуров преподносит данный трагический инцидент в юмористическом свете, насмехается над его тяжелым заболеванием.
Такое даже невозможно представить, зная полное сочувствия и сострадания письмо Коста Хетагурова в редакцию газеты «Северный Кавказ» о горькой судьбе грузинского писателя Александра Казбеги[12], в котором ясно видно, что душевное заболевание человека ни в каком случае не служило для великого гения предметом для насмешек.
В подтверждение этого тезиса приведу и слова Шамиля Джигкаева: «Обычно стихотворение Коста «Безумный пастух» наши филологи воспринимают как произведение для детей и включают его в программу начальных классов. Очевидно, ради того, чтобы дети на скучном уроке посмеялись над глупым поступком безумца. Однако поэт-гуманист вряд ли стал бы потешаться над гибелью бесталанного горемыки»[13].
Как видим, второе предложение из приведенной цитаты написано с явным осуждением и укором. Из слов Шамиля Джигкаева усматриваются три истины: произведение предназначено не для детей; пастух не является безумцем; произошла трагедия, смеяться не над чем, но есть над чем задуматься.
Несогласие с комической подоплекой рассматриваемого стихотворения выражает и старший научный сотрудник, кандидат филологических наук Т.К.Салбиев[14]. Правда, он смысл стихотворения видит в ином аспекте: «Удивительным образом тема пастыря решается в его другом стихотворении «Æрра фыййау» («Безумный пастух»), которое обычно трактуется как простая бытовая зарисовка комического содержания. В свете сказанного оно звучит более чем серьезно как предостережение против ложного поводыря, состояние которого теперь описывается просто как безрассудство (сонт), как потеря разума, безумие (æрра)». Салбиев далее пишет: «Стихотворение служит – в форме аллегории – предостережением от нерадивого пастуха, бросающего свое стадо на произвол судьбы, готового поступиться им ради сиюминутного удовольствия».
Вынужден выразить несогласие с этой точкой зрения, потому что в тот исторический период, когда писалось стихотворение, у осетинского народа не было политического или даже духовного лидера, пастыря, от нерадивости которого мог предостерегать Коста. Напротив, Коста призывал к появлению хоть какого-то пастыря, лидера у осетинского народа: «Фезмæл–ма, фезмæл, нæ фыййау, нæ фæстæ…» ("Где же ты, вождь наш?")
Содержание этого стихотворения, его истинный трагический смысл весьма глубоки. Велики его эмоциональное, социальное и политическое значение. Автор выражает протест против суровой правды жизни. Произведение показывает читателю несправедливость существующего политического строя на примере трагической судьбы ребенка из бедной семьи, либо же сироты, который с детских лет вместо игр, вкушения детских радостей, обучения и познания мира, его природных явлений вынужден трудиться наравне со взрослыми, чтобы не умереть с голоду, но и это приводит его к смерти, иллюстрируя безысходность и бесперспективность сохранения существующего положения вещей, гибельность безропотного следования бесчеловечным законам эксплуататорского строя.
Коста Хетагуров
Глупый пастушок
В старину глядел с вершины
Глупый пастушок,
Свежевзбитую перину
Видел возле ног.
Сердце бедное взыграло, –
Стоя на краю,
На валун ступил упрямо:
«Прыгну и посплю, –
Он сказал, – пусть на вершине
Стадо ест траву,
Я ж на мягонькой перине
С негой отдохну».
Гоп! – с разбегу с горней кручи
Бросившись мячом,
Острыми камнями в клочья
Был разодран он!
Литература:
[1] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999.Том 1, стр. 136.
[2] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999.Том 1, стр. 137.
[3] В.С.Газданова. Традиционная культура осетин. Владикавказ, "Сем", 2006, стр. 77
[4] В.С.Газданова. Традиционная культура осетин. Владикавказ, "Сем", 2006, стр. 136.
[5] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999.Том 1, стр. 82
[6] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999.Том 1, стр. 83.
[7] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999. Том 4, стр. 313.
[8] Ш.Ф.Джигкаев. Образ пастуха в системе поэтики Коста Хетагурова. Вестник Владикавказского научного центра. 2009. Том 9, № 5, стр 42.
[9] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999.Том 1, стр. 154.
[10] Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Дзæуджыхъæу, 1999.Том 1, стр. 155.
[11] Калоты Хазби. Уацмыстæ. Раугъдад «Ир», Орджоникидзе, 1976. Стр.110.
[12] Статья «Письмо К. Хетагурова в редакцию газеты «Северный Кавказ» о бедственном положении больного грузинского писателя Александра Казбека» (газета «Северный Кавказ», №35 за 31 мая 1893 года).
[13] Ш.Ф.Джигкаев. Образ пастуха в системе поэтики Коста Хетагурова. Вестник Владикавказского научного центра. 2009. Том 9, № 5, стр 41.
[14] Т.К.Салбиев. Две духовные традиции в творчестве Коста Хетагурова (метафизика перехода). Известия СОИГСИ 45 (84) 2022, стр. 125.