На столе появилась чашечка с ненавистным Катей ежеутренним творогом.
–Бабуль, опять ты мне это положила? Не буду я его есть! - внучка брезгливо оттолкнула от себя чашку, выпила залпом сладкий чай и убежала в школу.
Екатерина Матвеевна покачала головой, поправила фартук и увидела в окно, как Катя выскочила из подъезда.
Бабушка жила с ними весь год, кроме лета. В начале мая возвращалась к себе в село, где занималась огородом, да садом. К тому времени забирала от соседей курей, заботливо оставленных в соседнем загоне, да потихоньку ковырялась дома.
Катя бабушку, наверное, любила. Да только к четырнадцати годам, когда начала взрослеть, раздражалась на всё не по-детски. Особенно противилась тому, что спать приходилось с бабкой на одном диване, разложенном на две половинки.
Ночью, просыпаясь от храпа пожилой женщины, тихонько пинала её ногой, отчего Екатерина Матвеевна просыпалась и потом долго не могла заснуть, но храпеть переставала.
Утром, качая головой и сокрушённо охая, бабушка причитала:
–Катя, что ты надела, детка? Ты же девочка! Где юбочки, колготочки, моя золотая?
–Ба, отстань! Сейчас все так ходят!
–Как так? Ты похожа на мальчика!
–Ну и ладно! Не будь душнилой, ба!
–Что за новые слова ещё? Говори грамотно, по-русски. Зря, что-ли, сижу с тобой за уроками?
–Всё, всё! Ба, мне некогда!
Катя, в безразмерно-широких джинсах, волочащихся за ней по земле, и широченной толстовке, выскакивала на улицу и бежала к одноклассницам.
Бабушка и не подозревала, что с двенадцати лет за гаражами они учатся курить и чувствуют себя такими взрослыми, что любое наставление старого человека поднимается на смех или игнорируется.
Вечером, ковыряя вилкой в свекольном салате с чесноком, девочка закатывала глаза и ныла:
–У... Что ты опять мне подсунула, ба? Не хочу я это!
–Свёкла полезна для пищеварения, детка. - отвечала бабушка и вкладывала в руку внучки кусочек хлеба. –И цвет лица от неё улучшается. Так что, ешь.
Изо всех сил пытаясь запихнуть в себя хотя бы ложку, Катя порой боролась с рвотными позывами.
–Ба, я ненавижу чеснок! И свёклу терпеть не могу! Приготовила бы бургер лучше!
–Бургер? Это что ещё за чудо?
–Гамбургер из кафешки напротив.
–Не знаю, что ты там придумала. Ну, не хочешь салат, поешь хоть вареников.
–Не хочу! - нервно отвечала Катя и убегала к матери. –Ма, дай пятьсот рублей, бургер схожу возьму.
–Тебе бабушка уже приготовила. Иди ешь.
–Ма! Не буду я её салаты есть! - переходя на громкий шёпот, отвечала Катя. –Я бургер лучше съем!
–На. - мать со вздохом протягивала дочери купюру. –И бабушке возьми, пусть попробует.
Конечно, девочка ничего для бабушки не покупала, всё съедала вместе с подружкой.
–Катя, ты не ужинала сегодня, иди, поешь! - не унималась бабушка.
–Не хочу я твои вареники, ба! Я уже поела.
Екатерина Матвеевна обижалась, выбрасывая содержимое тарелки в мусорное ведро.
Катя ликовала, видя, как меняется в лице пожилая женщина и с довольным лицом садилась за уроки.
Помощь бабушки с занятиями девочку тоже сильно выводила из себя.
–Не надо мне помогать! - вскрикивала Катя, когда бабушка только собиралась усесться рядом.
–Русский только помогу, детка.
–Сегодня русский не надо делать. Иди, ба. - отмахивалась внучка, с облегчением вздыхая, что ей не придётся чувствовать странный аромат духов бабушки.
Екатерина Матвеевна всегда молчала в ответ на выпады внучки. Катя была уверена, что ей просто нечего ответить. А порой подрастающая девочка даже не замечала, как бабушка украдкой вытирает слёзы после её обидных слов.
В тот день Катю разозлили девчонки в школе, она весь вечер срывала злость на бабушке. Уже почти глубокой ночью, когда та заснула, Катя, неловко переворачиваясь, стукнула бабушку ногой по лицу - они спали "валетом". Утром девочка не только не извинилась, увидев синяк на щеке у Екатерины Матвеевны, но и не смогла сдержать улыбку.
На следующий день бабушка уехала к себе.
Катя от радости носилась по комнате, прыгала под громкую музыку и не заправляла постель.
Вот только с утра ни маме, ни папе не хватало времени, чтобы помочь ей собраться в школу и приготовить завтрак. С этого дня бутерброд с колбасой и сладкий чай заменили Кате кашки и творожки, которые она так ненавидела.
По кружкам ей тоже пришлось ездить самой, на что мама ответила:
–Не хотела, чтобы бабуля тебя возила? Будь добра теперь это делать сама.
К врачу Кате тоже пришлось ехать самостоятельно, ведь мама и папа до позднего вечера на работе.
–Ма, ты не приедешь?
–Я в офисе, дочь. И папа тоже. Езжай сама. Скажи, некому тебя везти. Ни с кем по дороге не разговаривай.
–Хорошо, - обречённо вздыхала Катя и плелась на остановку.
Через неделю, когда пропуски обедов и ужинов сказались на впалых щеках девочки, мама посадила её напротив и сказала:
–Я вижу, как ты радуешься тому, что бабушка уехала. Но ты должна знать, что она здесь была не по своей прихоти, дочь.
–Как? Я думала, что ей не хочется жить там, в доме, одной.
–Нет, Катя. Если ты думаешь, что ей доставляли удовольствие твои закидоны, то ты сильно ошибаешься. - Катя покраснела. –Да, да, я всё знаю. - мама покачала головой. –Она чуть не плакала, когда рассказывала про твои выходки. Но та ночь, когда ты ей синяк поставила и даже не извинилась, стала последней точкой.
–В смысле?
–Она всё бросила и приехала сюда ради тебя, Катя.
Дочь вскинула брови:
–В смысле?
–Она знала, что мы не успеваем и всё время на работе. Знала, что тебе нравится рисование, но водить тебя некому. Знала, что часто болеешь и тебя надо по врачам возить. Вот и приехала. Курей соседям отдала, огород забросила, всё бурьяном поросло, теперь год не справишься с сорняками. А тебе всё не так и не то... Подумай об этом. И взрослей, наконец. - мама встала. –Так, как тебя любит бабушка, даже я любить не смогу. И папа. Единственная внучка для неё - свет в оконце. А ты - ногой по лицу...
Катя ушла в свою комнату и села у окна и покраснела ещё больше. В носу щипало, к горлу подступил комок. Ей стало невыносимо стыдно.
Получается, что это не блажь бабушки, и она приехала не просто так? И молчала, чтобы не обидеть?
Потом Катя вспомнила, как бабуля её обнимала, как хвалила за успехи, хлопала, когда внучка танцевала. Дарила нехитрые подарки - какие-то мелочи, вроде чехла для телефона или побрякушки какой-нибудь, а Катя воротила нос, и прятала в самый дальний ящик.
Она закрыла лицо руками и глубоко отрывисто вздохнула.
Полгода она мучилась угрызениями совести, не решаясь написать или позвонить бабуле, пока они всей семьёй сами не поехали к Екатерине Матвеевне.
Отец широко улыбнулся и сказал, когда бабуля вышла на порог:
–Душа моя рвётся к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо! - и засмеялся.
Бабуля раскраснелась и махнула рукой:
–Ну-ну, вспомнил кино... Заходите, дети!
Катя шла последняя. Нерешительно ступив на последнюю ступеньку, она приблизилась к бабушке, которая стояла на крыльце и пропускала их в дом. Тихо, шёпотом, чтобы могла слышать только она, внучка произнесла ей на ухо:
–Прости меня, ба... - и обхватила бабушку руками, уткнувшись ей в плечо.
Екатерина Матвеевна помолчала несколько секунд, потом улыбнулась сквозь слёзы и обняла Катю со словами:
–Всё хорошо, детка. Всё хорошо.
