Отвергнутая дочь 10
Сама того не подозревая, Валентина по складу характера и по жизненным установкам всё больше становилась истинной внучкой своей настоящей бабушки – Лилии Александровны Детяткиной. Она и сейчас, глядя на себя со стороны, себе же задавала вопрос: «А что это со мной случилось? Откуда такая стервозность? Вот и на бедного Костика смотрю, только как на инструмент мести. А ведь когда-то жалела парня».
Она, действительно, пожалела его, когда год назад возобновляла с ним отношения. Когда узнала, что он делал длительное время в Швейцарии. Что лежал на вытяжках в клинике после той жуткой автокатастрофы на горной дороге, а потом ещё три года проходил сложную реабилитацию. И как отец его тогда чуть не потерял место на своей денежной и престижной работе, потому что очень часто срывался и ездил в альпийскую конфедерацию, оплачивая работу медиков и узнавая, что ещё сыну нужно. Тем более, он - жены, а Костя - матери в той автокатастрофе лишились.
Ладно, это всё лирика. Ты же хочешь, Валюшонок, остаться здесь, в столице? Тем самым утерев нос маменьке Лере, которая до сих пор целует в пузико балбеса Никитоса и уверена, что ничего путного из доченьки не выйдет.
– Что-то меня мандраж берёт, любовь моя, - Костя сильно переживал перед этой судьбоносной во всех смыслах, встречей, и этого не скрывал. Тем более, был «накручен» Валентиной рассказами о том, какая строгая у неё мама. И как наверняка придирчиво будет выбирать жениха для единственной дочери.
– Не дрейфь, Костик! Совсем немного осталось… а вот и мама.
Лера была великолепна. Нет, не нарядом от кутюр – она меру в модных тенденциях знала, и неназойливым ароматом.
Впечатление свежести и юности создавалось в результате работы лучших косметологов и пластических хирургов. Она и надвигалась на дочь и её мальчика, как королева – было полное ощущение, что идёт не одна, а в сопровождении свиты.
– Ну-с, молодой человек, здравствуйте. Показывайте мне своего родителя. Того, с кем вы решили похитить у меня мою девочку.
Они даже не сели за выделенный им, заранее заказанный в этом ресторане, стол. Так и стояли вокруг, как застывшие восковые фигуры. Мама Лера с поднятыми к голове руками, с прижатыми к вискам, кончиками пальцев. Папа Станислав, особенно невыигрышно смотревшийся на фоне мамы Леры – и ростом меньше, и не так ухожен, видно, что жизнь потрепала. Костик… Костика, действительно, жалко. Стоит, широко распахнув глаза, чуть приоткрыв рот и держа на весу стул, который собирался подвинуть Валентине. Лишь она сама чувствовала себя живой в этой застывшей фотографии. Потом фотография ожила.
– Подождите…подождите. Стас! Ты?! Что это всё значит? Валентина, может быть, ты объяснишь?
– Валерия? Нет, это ты подожди… Костя! Эта твоя девушка – дочь Валерии Игнатовны?
– Папа, и что? Я тебя об этом заранее предупреждал…
– Да, да конечно, но… – Стас! Валя! Вы не можете быть мужем и женой. Это совершенно исключено.
«Ну, ну, мама? Давай! Скажи роковые слова», - Валя снова поймала себя на мысли, что происходящее её отнюдь не пугает. Даже забавляет.
Она ждала, когда взрослые разберутся, наконец, в генеалогических хитросплетениях и признают её, когда-то отвергнутую родным отцом, Детяткиной-старшей. Будут теперь у неё два папы, две бабушки, и лишь мама Лера одна. Да новообразованный братец, которому отец теперь что-то втолковывает, взяв за руку. Тот руку упорно вырывает и всё норовит повторить жест несостоявшейся тёщи – кончики пальцев к вискам. А, нет, братцев тоже два – никчёмного Никитоса чуть не забыла.
– Ты знала! – мать обвиняюще выставила в сторону Вали палец. Прямо как дуло пистолета. Глаза метали молнии. Она ответила матери холодно, с достоинством:
– Я не видела другого способа познакомиться с моим настоящим отцом.
– Не видела? – взвизгнула Лера. – Вползти змеёй в их дом, заморочить голову несчастному парню, который теперь вообще потеряет веру в людей. Ведь он по-настоящему в тебя влюбился, какое ему дело до всех наших разборок, дрянь ты этакая?! Валентина, зачем, зачем тебе это было нужно?
– Да, я виновата перед братом. И надеюсь когда-нибудь свою вину загладить, как-то искупить, – Валя сама перешла в наступление, она не собиралась жаться в углу побитой собачонкой.– Но, мам, может, не будем про веру в людей? Я ведь в курсе, что ты вопреки воле отца, папы Германа, – добавила она ехидно, - уже второй год пытаешься пристроить за взятки нашу бездарь Никиту в Бауманку. Хорошо хоть не здесь, в Москве, а в Калужский филиал. И оба раза попытки провальные, несмотря на репетиторство. Да и от репетиторов он откровенно отбрыкивался.
Валя говорила с напором, блокируя все попытки матери вклиниться в монолог. Только красные пятна на щеках и лбу выдавали крайнюю степень Лериной ярости. И стоило дочери хоть на секунду замолчать, как она снова открыла рот, чтобы продолжить поток обвинений.
Следующая часть.
