Ворота, около которых притормозила машина были совсем невысокими, старенькими, металлический крученый прут, из которого они были сварены облупился от времени и жаркого летнего солнца, но они так плотно заросли гибкими виноградными лозами, что казались вратами в райский сад. И когда Иван Иванович кряхтя вылез из машины, открыл ворота, а потом, снова чертыхаясь влез за руль и медленно покатил по аллее к дому, Аленка поняла, что не ошиблась. Это, действительно, был рай. Закрытый от чужих глаз виноградом и еще какими-то вьюнами с упругими толстыми стеблями Все еще пока было скромным, листья только начинали пробиваться, но было понятно, что совсем скоро все это пыхнет зеленью и разноцветьем, превратив старенький забор в живую стену.
- Текома, детка. Она так красиво цветет, вся стена алая. Я прямо в зарослях себе скамеечку поставила, потом покажу. Сяду, глаза закрою - все болезни проходят. И тебе поставлю.
Аленка с удовольствием слушала тихую, журчащую речь Дарьи Ивановны, и ей казалось, что она Герда, попавшая в волшебный сад. Сейчас эта ласковая старушка возьмет свой гребешок, начнет расчесывать ее кудри, и она забудет все, что с нею было и, главное, пройдет боль. Эта непрекращающаяся, горькая, огненная, которая жжет ее сердце, не давая отдыха ни днем ни ночью. И ее сладкая и нежная память - ее Проша.
Машина остановилась на небольшом пятачке, вымощенном круглыми камнями - как раз по размеру, чтобы поместился их запорожец, они вышли, Дарья Ивановна чуть потопала своими толстенькими ножками, видно занемели, и приобняла Аленку за плечи
- Смотри, Ленушка, какой у нас сад. А в конце, если пройти от дома насквозь есть калиточка, там спуск к морю. Мы далековато, конечно, от берега, но зато у нас людей мало, не толпятся. Да и крепость видна, из окошка увидишь. Пошли.
Она засеменила вперед, да так быстро, что Аленка не успевала рассмотреть все, что попадалось им по дороге - красиво стриженные кустарники, белые статуэтки, колючие розовые кусты, выбросившие красные сморщенные листья, маленькую беседку под раскидистым орехом. Наконец они прибежали к дому, и Аленка перевела дух.
- Домик у нас маленький, детка, на две комнатки да кухоньку. А ты будешь жить в другом, есть у нас тут такой теремок для дорогих гостей. Строили с Иваном для отдыхающих, а потом пускать не стали, не наше это. Так вот - он прямо для тебя.
Она потащила Аленку дальше, они миновали три кипариса чудно прижавшиеся друг к другу, спустились по лесенке на нижний уровень сада и Аленка замерла от восхищения. Далеко внизу лежала плотная и темно синяя гладь. Ей не было ни конца ни края, она была прекрасна и величественна, и похожа на начало мироздания. А выше, если добраться до тропки, петляющей среди жухлой травы и каких-то низких колючих кустов и взбежать по ней на небольшую гору, то окажешься у подножия крепости. И все это - старые зубчатые стены, огромное море, бескрайнее небо было рядом, просто подать рукой, и все это было похоже на сказку.
- У нас, видишь, девонька - тут три участка было. Моих родителей, Ивановых, да бабки его. Все померли, мы на деток своих записали, да детки тоже…
Дарья Ивановна вдруг замолчала, всхлипнула, ее полное лицо вдруг набрякло, отекло в момент, но она сдержалась, вытерла повлажневшие глаза, сказала
- В пропасть рухнули, скользко было. Прямо вот сразу, двое. Так и остались мы с Иваном куковать. Да тебя, вот, Бог послал.
Они стояли у крыльца, и вправду, теремка. Оштукатуренного так, что нельзя было найти на его гладких белых стенах ни одного изъяна, с высокими узкими окнами, украшенными узорчатыми наличниками, с красной крышей и широким крылечком.
- Там две комнатки, Лена. Одна спаленка, другая гостиная. Кухни нет, но есть верандочка с другой стороны. На ней есть плитка и умывальник, тебе всего хватит. А душ у нас на дворе, завтракать и обедать будешь с нами. Приживешься. Иди, все смотри, отдыхай. И к трем приходи, у нас обед.
Дарья Ивановна подождала, пока Аленка скроется за дверью, и так же быстро унеслась по тропинке, как будто ее и не было.
Аленка вдруг почувствовала, что она дико устала. Причем не просто устала сейчас - от дороги, от напряждения, от смены климата, нет… Она устала окончательно и навсегда, Прямо вот легла бы на эту легкую кушетку, застеленную белым покрывалом с пушистой бахромой, закрыла глаза и больше их не открывала. Никогда!
- Алееена! А Алеееена. Ну что же ты, девочка. На стол уж накрыто, все остывает, не жалеешь ты мои старые ноги.
Аленка вскочила, как встрепанная, и поняла, что она вот так, не раздеваясь легла и сразу уснула. И не просто уснула, провалилась в какую-то черную дыру. И сквозь этот свинцовый сон она чувствовала что-то живое… То ли шелест морского прибоя, то ли крики чаек, то ли что-то еще, от чего желание умереть становилось не таким явным, теряло силу, превращалось в нечто призрачное.
…
- Ты чай возьми, пирожок положи на тарелку, конфетку и или в сад. Там, в беседке есть кресло-качалка. Посиди, посмакуй не спеша, а потом спустись к морю. И пройди по берегу, оно поговорит с тобой, утешит. Иди, детка.
И Аленка послушалась. Медленно, никуда не торопясь выпила чай, чуть еще посидела, покачиваясь, как на волнах, в потом нырнула в заднюю калитку, Тропинка оказалась довольно крутой, но Аленка сбежала легко, и остановилась, замерев от восторга. Море приняло ее в свои объятия. Оно что-то шептало ласковое, тихонько тянуло к ее ногам барашки пены, уговаривало потерпеть, подождать, начать жизнь сначала. И Аленка вдруг разулась, и пошла по камням, чувствуя, как от ледяных волн прибоя что-то екает внутри.
- Эй! Лягушатам у нас не сезон. Они морской воды не любят. Я лягуш всегда спасаю, особенно таких кудрявых. А ну вылазь, вода,как лед.
Аленка вздрогнула, от этих “лягуш” у нее что-то резко заболело и оборвалось внутри. Обернувшись на голос, зажимая рукой рот, чтобы не застонать от вновь обрушившейся боли, она отпрянула назад, прямо в волну и… увидела Дениса. Тот, улыбаясь во весь рот, шел навстречу, его было не узнать в скромном, гладко причесанном парне со смеющимися глазами.
- А я прямо вот знал, что тебя здесь найду. Мне уж рассказали у кого ты угол снимаешь. И пришел позвать тебя в кафе. Вечерком. Пойдешь?
Аленка внимательно посмотрела на его румяные губы и вдруг согласилась. Ей стало страшно, от того, что она будет сидеть в темноте, в незнакомом доме, а самое главное - она боялась своих мыслей. Она просто не могла больше их выносить.
- Пойду. Ненадолго. Только никогда ничего не говори мне про лягушек. Я их не люблю!