Рыдала Валентина взахлёб, содрогаясь всем телом, громко икая, подвывая и всхлипывая. То не был спектакль, отнюдь, но горькие сожаления о том, чего уже никак не исправить.
Один глупый, беспечный поступок лишил её счастья на всю оставшуюся жизнь.
- Ничего, ничего. Не надо так убиваться. Не надо, не стоит, - ласково похлопывая жену по мягкой, широкой спине, тихо приговаривал Владислав Иванович.
Валентина, однако, успокоиться не могла. Неделю назад ей исполнилось сорок три, дом полная чаша, стабильная работа, любящий, понимающий муж, а детей нет...
Проснувшийся несколько лет назад материнский инстинкт оказался столь ошеломительно силён, что Валентина не могла думать ни о чем другом, всё иное меркло, растворялось, съёживалось и отступало.
Желание родить дитя сводило Валентину с ума, неотступно преследовало и днем, и ночью.
Более пятнадцати лет посвятила настойчивая, упорная Валентина терпеливому, вдумчивому, разнообразному лечению, обошла и объехала всех возможных светил от гинекологии, но не помогло.
Она колола, пила и глотала всё, что могла предоставить медицина не только в родной стране, но и далеко за её пределами. Недели тревожного ожидания сплетались в годы, неверие сменяла надежда, вслед за которой появлялось отчаянье.
Простое желание стать матерью превратилось в погоню за призраком, а некоторое время спустя обрело уродливые очертания навязчивой идеи.
Разочаровавшись в медицине как таковой, Валентина пошла по бабкам, целителям и шаманам всевозможных мастей и колибров. И напрасно муж говорил ей что это безумие, что ей не помогут, но заберут все и даже больше.
- Ты не понимаешь, Владик, я должна попытаться. Иначе буду думать что попробовала не всё, не все шансы использовала...
- Как скажешь, дорогая, я не стану мешать, - благородно согласился муж.
И он действительно не мешал ей, но поддерживал, ободрял и предлагал надеяться, потому что чудеса случаются вопреки всему и это вовсе не детские сказки.
Однако Валентина чуда не дождалась, к ней оно пожаловать не пожелало, обошло стороной, постучавшись в чужую дверь.
Обнаружив что беременна, юная, до обморока влюблённая Валечка испугалась.
"Бросит... Теперь точно бросит..." - подумала она и заплакала.
То, что взрослый, привлекательный и не в меру самоуверенный Вадим не любит её, ею не дорожит, секретом не являлось. Но Валя сей факт приняла и надеялась что со временем растопит сердце ненаглядного. Валечка окружила Вадима заботой, была неизменно нежна, покорна и неутомима в постели. Однако сколько бы девица ни старалась, Вадим заветных слов не произносил, никаких обещаний не давал, а однажды и вовсе выдал:
- Ты, Валентина, особо-то на меня не рассчитывай. Я хоть и взрослый мужик, но ветренный, ненадёжный. Вас женщин вон сколько, а я один.
Валечка побледнела, во рту мгновенно пересохло. Больше всего на свете она боялась потерять его, своего мужчину, ибо такого чувства, какое испытывала к нему, никогда ранее не знала. Рядом с Вадимом Валечка превращалась в мягкую, тёплую, податливую глину. Все её существо тянулось к нему, как подсолнух тянется к солнцу.
- Что ты такое говоришь, милый? - спросила она, собравшись, взяв себя в руки. - Разве тебе меня мало?
- Пока хватает, - самодовольно признался Вадим, но в ЗАГС тебя вести, семью создавать... Это нет. Не для меня это. Я ещё довольно молодой, соблазнов вокруг много, сама понимаешь...
- Ты что же, совсем семью не хочешь? - спросила Валечка и замерла, затаила дыхание.
- Когда-нибудь будет у меня семья, но не сейчас. Это я тебе точно могу сказать, - охотно пояснил Вадим и ухмыльнулся.
- А если попадусь? Если забеременею? - ластилась Валя.
- А вот это ты брось! - нахмурился Вадим и тотчас отстранился, дистанцировался. - Мне ребёнок без надобности. Залетишь, ко мне не беги. Мой ответ один: это ваши дела, бабские. Меня не касается. Никак не касается. Так и знай.
Многие в городе знали, что растут у Вадима двое детей от разных женщин. Отпрысков своих Вадим не признавал категорически, алименты платить отказывался. Бегал, прятался то у одной подруги, то у другой, врал, без стыда уворачивался.
Одна из мамочек подала в суд, но Вадим нигде официально не работал и женщина ничего не добилась.
Наплакавшись вволю, Валечка умылась и позвонила бывшей однокласснице Кате, чья мама работала гинекологом в районной поликлинике.
- Катюша, привет! - поздоровалась Валечка, услышав в трубке знакомый голос.
- Привет, Валька! - отозвалась Катя.
- Катя, я ходить вокруг да около не буду. Беда у меня. Можешь меня к матери своей на приём записать?
- Влипла что ли? - мгновенно догадалась Катя. - А жлоб твой что? Знать ничего не хочет?
- Катя, не начинай! Запишешь или нет? - посуровела, засопела Валечка.
- Да запишу, запишу! - огрызнулась Катя, на дух не выносившая самовлюбленного павлина Вадима.
- Не тяни только. Хорошо? - сменив тон на просительный, добавила Валя и вздохнула.
Катину маму звали Снежана Афанасьевна, была она дамой крупной, чтобы не сказать грузной, с крупным порочным ртом и гладко зачесанными блестящими волосами цвета меди.
- Что, голуба, допрыгалась? - спросила Афанасьевна, закончив осмотр.
Валя стыдливо молчала и Снежана продолжила:
- И о чем вы только думаете, попрыгуньи, когда валитесь в койку к мужику? Рожать будешь или аборт?
- Аборт... - еле слышно пролепетала Валечка, натягивая колготки.
- Аборт! - раздражённо передразнила Снежана, презрительно искривив рот. - А знаешь ли ты, голуба, что после первого аборта ты может быть никогда уже не родишь?
- Знаю... - испуганно прошептала Валечка.
- Знаю! - снова передразнила Снежана. - Ни хрена ты не знаешь, кроме как ноги раздвигать! Потому что мозгов нет, одна дурь!
Валечка робко присела на краешек стула, что стоял напротив Снежаны. Пока врач заполняла бумаги, взор девушки рассеянно блуждал по кабинету.
- Дам тебе направление на анализы. Всё сдашь, через неделю ко мне. Ясно? И пока ждём результаты, подумай хорошенько, стоит ли гробить родное дитя ради несвежих штанов.
Валя молчала.
- Молчишь? Ну, ну! Молчи и дальше. А подумать всё-таки стоит.
Думать Валя не стала.
"Вадиму ничего не скажу. Сделаю аборт и дело с концом. Зачем его злить? Пусть всё будет как раньше. " - твёрдо решила она.
"Как раньше" продолжалось недолго, месяца два.
Ранним туманным утром, когда Валечка по обыкновению встала ни свет, ни заря, чтобы успеть приготовить избалованному Вадиму завтрак аккурат к его пробуждению, тот вдруг открыл глаза и бодро сказал:
-Всё, Валюха, всё. Погуляли и будет. Не люба ты мне больше. Это я точно понял ещё вчера вечером. Пришла пора поставить точку. Я же тебя предупреждал? Говорил? Ну и ладушки.
Смысл произнесённого до Вали дошёл не сразу, а как стало понятно, она замотала головой и тоненько завыла, прикрыв рот крепко сжатым кулачком.
-Ты это... Реветь не вздумай. А если решила истерику закатить, так милости прошу, но без меня. Не выношу я этого. Не выношу совершенно, - заявил Вадим, решительно отбросив в сторону одеяло и опуская ноги на пол.
- Как же так?! Почему?! - жалобно проскулила Валя, хлюпая носом и умываясь слезами.
Объяснять по мнению Вадима было нечего. Имелся некий вполне понятный интерес, теперь интереса нет. Ушёл, испарился, сбежал сверкая пятками. Всё. О чем говорить?! Чего мусолить? Фенита ля комедия.
Несколько недель после ухода любимого Валечка словно бы не жила - существовала. Мир утратил краски, еда лишилась вкуса и запахов. Дни тянулись вяло, скучно, уныло и все же сменяли друг друга один за другим.
Время вылечило, зализало сердечную рану, Валя вновь ожила, ощутила что снова хочет любви, что готова.
Хорошенько поразмыслив, Валентина собрала нехитрые пожитки и подалась в Москву за новым счастьем, за удачей. Кто знает, быть может прилетит к ней синяя птица, постучится однажды в окно золотым своим тонким клювом?
И птица-таки навестила, в окно постучала, да только вот оперение у неё синим не было, а цвет имело скорее сизый, с голубоватым отливом.
Разницу Валя не сразу заметила, а лишь когда Владислава встретила, полюбила его глубокой, зрелой любовью и детей захотела.
Надежда Ровицкая
Конец