Эта история произошла не в Новоникольском Самодуровка тож Сапожковского уезда, а в соседнем селе Коровки. Но она показалась мне такой колоритной, что о ней захотелось рассказать.
В 1769 году в селе Коровки умер настоятель церкви Живоначальной Троицы Трофим Васильев. Местные пашенные солдаты рассматривали естественным преемником последнего дьяка Агапия Лукина. В письме от 6 июля 1769 года его преосвященству Палладию епископу Рязанскому и Шацкому прихожане во главе с соцким Романом Карповым, десяцкими Яковом Скородумовым, Иудой Золотаревым характеризовали Агапия как человека «состояния доброго и подозрительства за ним никакого не имеется». Епископ дал согласие, и подготовка к рукоположению началась.
Но 21 июля неожиданно появляется новое обращение Палладию от имени «соцкого и десяцких и всяких приходских людей того села пашенных солдат». Подал его Яков Подгузов, а заверил канцелярист Петр Иванов сын Викулин. В этом письме крестьяне предлагают уже новую кандидатуру на должность попа- Ряжского уезду села Покровского дьякона Гаврилу. А Агапия Лукина они обвиняли в том, что он прошение написал «тайным образом» «с согласия города Сапожка с николаевским иереем Александром Иевлевым, к которому заочно оной иерей вместо соцкого Романа Шашурина и руку приложил, а вместо пашенных солдат подписался земской Григорий Карпов заочно ж». Кроме того, дьякона обвинили «в великих пьянствах, шумстве и драках». А в 1769 году в период сырной недели (накануне Великого поста) он, Агапий, жену Ивана Крестьянинова Матрону Фролову дочь напоил травою от чего она стала «в великом беспамятстве, и о том де произведена была от свекрови ее вдовы Анны Нестеровой дочери города Сапожка протопопу Роману Афанасьеву жалоба». Агапий неоднократно отлучался на две недели и больше из села, бросая свое служение. Приводились и другие конкретные примеры: «будучи в чрезмерном пьянстве пашенного солдата Михайла Мостяева бил до крови», или, после смерти пашенного солдата Петра Крестьянинова, находясь в пьяном состоянии, взял деньги за сорокоуст и панихиду, но службы не провел, и жена умершего принуждена была исполнить их в городе Сапожке в Соборной церкви.
Его преосвященство епископ Палладий прислал резолюцию, по которой производство дьяка Лукина было приостановлено, но и Гавриле Никифорову было отказано в месте «за недостатком лет».
В начале марта 1770 года начался второй круг этой истории. 2 марта соцкий села Коровки Евлампий Карпов, церковный староста Сергей Першин, выборные старшины Афанасий Русинов, Борис Белолапотков, Михайла Мостяев, Яков Скородумов и «все того села пашенные солдаты» снова просили его преосвященство о производстве в иереи дьякона Агапия Лукина, который уже к освящению и был назначен. Они подчеркивали, что другое письмо пришло только от пяти человек, и никакие прихожане в селе его не поддерживали. Указывалось, что дьяк Агап Лукин в духовную консисторию для допроса вызывался, который показал, что прошение Агапия не было подложным, ни пьянства, ни драк он никогда не допускал. Кроме того, жену Ивана Крестьянинова зовут Анисья, а не Матрона, что он «никакою травою не поил, и от того она в беспамятстве не была» и никакой жалобы к протопопу Роману не писалось. Пашенного солдата Михайлу Мостяева дьякон никогда не бил, и отлучек из села не было. А вот Яков Подгузов, Михайла Остроухов, Марк Которовский, Тимофей Пустовалов, Андрей Коротков писали по наущению села Покровского дьякона Гаврилы Никифорова, который сам хотел стать иереем церкви Живоначальной Троицы в селе Коровки.
14 марта 1770 г. по Ея Императорского Величества указу в духовную консисторию было определено доставить в Сапожковскую воеводскую канцелярию приходских людей села Коровки и допросить по данному делу и прислать рапорт духовную консисторию.
22 марта все фигуранты уже прибыли в г. Сапожок.
В ходе допросов соцкий Осип Першин, десяцкие Василий Колесников, Иван Жилин и все того села приходские люди, единогласно подтвердили верность всему тому, о чем они уже писали в своих прошениях. Кроме того, о пашенном солдате Якове Подгузове сказали, что он «спорное челобитье учинил» «не по согласию со всеми того села Коровки приходскими людьми, а только с товарищи» своими Михайлой Остроуховым, Марком Комаровым, Тимофеем Пустоваловым, Андреем Коротковым.
Но особенно удивительны оказались показания жены Ивана Крестьянинова Анисьи Фроловой и свекрови ее Анны Нестеровой.
Анисья заявила, что Агапий «никогда и никакою травою не поил и она оттого в беспамятстве не была, а одержима она, Анисья, падучей болезнью, которая уже приключилась тому назад третий год и бывает от той ее болезни в беспамятстве». И свекровь ее протопопу никогда никакой просьбы не писала. Да и пашенный солдат Михаил Мостяев подтвердил, что не подвергался избиению со стороны Лукина.
23 марта 1770 года следствие закончили и рапорт отправили. За кадром осталась информация о дьяке села Покровского Гавриле Никифорове. Но с ним разбираться будут, скорее всего, уже духовные власти. Нет ни слова и о канцеляристе Петре Иванове сыне Викулине, который частенько бывал замешан в неприятных историях. Планирую о нем написать, как о «лице» сапожковской власти. А вот для Агапия Лукина все закончилось благополучно.