1892 год
«Ростов-на-Дону. Нет, господа! Нужно же это когда-нибудь покончить и покончить разом, как покончил наш санитарный комитет с ночлежными приютами и дворами. Положим, эта лихорадочная работа наших санитаров была вызвана громом сыпного тифа, который и заставил их креститься, но все-таки они крестятся, и слава Богу!
Вчера мне один из наших приставов говорил, что в Ростове сейчас идет такая чистка, какой наши старожилы не запомнят.
А умиленную картину, доложу я вам, должен представлять из себя самоочищающийся? Нет, не самоочищающийся, а через посредство городового очищающийся Ростов. Ежели возможно было бы взглянуть на эту картину с высоты птичьего полета, т. е. поднявшись на аэростате, как это сделали на днях прусаки, прилетевшие к нам через границу и любовавшиеся видом Варшавы, остановившись в волнах воздушного пространства над этим городом, и посылавшие из своего судна воздушные поцелуи варшавским дамам. Господин Комаров в своем «Свете» дает совет: стрелять в дерзких немцев, нарушивших пограничный закон. Но господин Комаров забыл одно – что ружейная пуля достать этих нахалов не может на той высоте, на которой находится шар; одно средство есть донять их – это вонь, и говоря о том, что хорошо бы взглянуть на общую картину очищающегося Ростова с высоты воздушного шара, я и забыл об этом препятствии. Я думаю, что ни на какой высоте нельзя было бы удержаться в воздушном пространстве, такая теперь вонь должна стоять над городом. Мы ее не особенно ощущаем, ибо наш орган обоняния давно притупился, словом, мы, ростовцы, страдаем хроническим насморком (хотя и менее острым, чем обитатели Богатого источника и член управы господин Лебедев, который, говорят, уверял на днях господ санитаров, что сваленные управой до 500 пудов нечистот в названном предместье никакого дурного запаха не издают) – но все-таки насморком сильным.
Вы только вообразите себе, какой должен быть запах, когда одновременно в тысячи дворах подняли грязь, гной и всякие мерзости, десять лет не тронутые. Об этом вот, не знаю, подумала ли наш санитарный комитет. Ведь, эти одновременные очищения всегда и везде усиливают запахи и сами по себе могут вызвать болезни».
«Ростов-на-Дону. Евреи-бедняки, которые в этом году, благодаря всеобщей безработице, находятся в очень скверном материальном положении, жалуются на дороговизну пасхальных «опресноков». И в самом деле, семейному человеку приходится брать 1½ - 2 пуда «опресноков» только для одной недели, что обходится в 10 рублей. Понятно, не каждому легко заплатить такую сумму денег и многим приходится тратить последние гроши, а иногда и продавать свои последние пожитки, для того чтобы удовлетворить требованиям соей религии. А ни для кого не секрет, что только бедняки и исполняют все свои религиозные требы, и на них только и ложиться тяжким бременем эта дороговизна. Представителям местного еврейского правления, как видно, и дела нет до этого, они ограничиваются раздачей только известного количества «опресноков» беднякам и упускают из виду то, что не каждому легко и желательно обращаться в «правление» за подачками».
«Таганрог. Мариновский волостной старшина Кулашин 7-го марта приехал в Таганрог для покупки в казначействе паспортных бланков; купивши таковых на 25 рублей 5 копеек, он заблаговременно отправился на станцию железной дороги ожидать отхода поезда до станции Успенской, где и расположился на свободной скамье, положив на нее пальто, а под пальто бланки. Когда же открылась касса для выдачи билетов, то Кулашин подошел к последней, оставив пальто и бланки на скамье в надежде, что они останутся целыми, но надежды его не оправдались – пальто и бланков, по взятии билета, он уже не нашел. В кармане пальто находился указ об отставке и расчетная книжка коллежского регистратора Максима Ковтонюка, по поручению которого он получал в казначействе пенсию». (Приазовский край. 73 от 21.03.1892 г.).
1893 год
«Ростов-на-Дону. Кулачные бои на Темернике все еще не переводятся. 21 марта снова состоялся на темерницкой стороне этот оригинальный спорт скуловыбивания. Начли битву первоначально подростки, лет 10 – 12, подзадориваемые любопытствующей публикой. А когда одна из сторон попятилась назад, на арену деятельности выскочили усачи и бородачи, и грянул бой между ростовцами и темерничанами. Какая сторона победила – трудно определить: гнулась то та, то другая сторона, крови было выпущено порядочно, но больше понаставлено украшений под глазами. Не обходилось и без знаменитой «перчатки», которая, однако, пускалась только в крайних случаях и исподтишка. Бои начались с двух часов дня и продолжались до вечера. Интересно, когда же, наконец, прекратятся варварские забавы»? (Приазовский край. 74 от 21.03.1893 г.).
1897 год
«Область войска Донского. Один из сотрудников нашей газеты получил от земского врача N. следующее интересное письмо, приводимое нами здесь целиком:
«Милостивый государь! Вы желаете знать, какие это такие случаи бывают в жизни земского врача и, вообще, земского служащего – мелкой сошки, непричастной к местной администрации, которые (случаи) ставят иногда отправление служебных обязанностей в полнейшую невозможность? Для иллюстрации приведу вам несколько случаев из своей жизни, а чтобы не быль голословным, я сообщу только те случаи, которые известны администрации по составленным мною протоколам и о которых я не могу умолчать. Привожу только факты – дорисуйте картину сами, и вы поймете положение врача, скачущего по трущобам к больному на земских клячах.
1. 23-го апреля минувшего 1896 года, по исполнению своих обязанностей в слободе Б. Мартыновке, потребовал лошадей для следования к постоянному месту жительства. Поданы лошади – пара отчаянных кляч, особенного устройства тарантас и невозможно-грязная подстилка, которую прикрыт какой-то сор для сидения. Врач делает замечание в вежливой форме ямщику, сыну почтосодержателя, о негодности тарантаса и подстилки, на что в ответ получает фразу: «А тебе каких же еще надо?» Ответ дословный. Врач не вытерпел, внушительно заметил: «Ты, скотина, как смеешь так отвечать?» - и ушел в квартиру за вещами, а ямщик вдогонку ему и по его адресу пустил отборную брань, что было засвидетельствовано многочисленными свидетелями, и даже и. д. судебного следователя 3-г участка, бывшим в это время здесь. Был составлен протокол и направлен к окружному атаману. Ответа и распоряжений – никаких.
2. 31-го мая, врачу, вызванному телеграммой к труднобольной, пришлось ехать через слободу Б. Мартыновку. Подъехал он к почтовому двору и, не слезая с тарантаса, требует лошадей для дальнейшего следования. Почтарь требует билет у врача, которого он знает уже несколько лет, врач показывает билет без разговоров. Лошади поданы к сельскому правлению, где врач ожидал их. Кучером сидит сам хозяин, что почти никогда не бывало. Верстах в четырех от слободы почтарь, оборотясь к седоку, говорит: «Так что ж ты (следует ругательство) выдумал, не хочешь ездить с сыном, и я должен нанимать для тебя ямщика?» Опять следует самая отборная брань, угрозы, и только находчивость врача, лишенного возможности среди безлюдной степи прибегнуть к чьей-либо защите, спасает его от оскорбления действием. Подробности этого возмутительного случая изложены в пояснительной записке к протоколу, посланному окружному атаману. Для ознакомления, посылаю вам и черновую этой пояснительной записки.
Из этой записки видно, что врач, не имевший при себе оружия, нацелился на почтаря висевшим у него через плечо футляром для инструментов, пригрозив, что будет стрелять. Затем, встретив дорогой казака-табунщика, он соскочил с повозки и в сопровождении этого всадника пешком дошел до табуна лошадей, где он мог считать себя в безопасности.
3. Третий случай служит дополнением двух первых. 9-го декабря, врач, вызванный телеграммой к ребенку, заболевшему, по предположению родителей дифтеритом проездом прибыл в слободу Б. Мартыновку. Потребованные лошади поданы, и кучером сидит сам хозяин, тот же, что и во втором случае. У врача, естественно, желание не ехать с ним в ночь, так как довольно опасно, да и неприятно ходить пешком, как в прошедшем случае. Врач отказывается ехать и требует другого ямщика, каковых два на лицо. Почтарь отказал, лошади уведены. Обывательских лошадей волостной старшина слободы не дал. Врачу с 4 часов вечера пришлось ожидать утра. Утром 10-декабря он через полицейского опять требует почтовых лошадей; почтарь отказывает, и только в 4 часа утра, когда врач послал телеграмму окружному атаману о задержании его в пути, почтарь подал тех же лошадей и сам поехал. Врач был с фельдшером, почему и доехал до места благополучно. Больному пришлось ожидать лишних 20 часов. Не всегда это удобно…
Вы, может быть, подумаете, что подобные приключения происходили только с одним почтарем? Вот вам образцы другого характера и другого значения.
4. В прошлом году врачу нужно было из станицы Романовской ехать в Сальский округ. Дело было 28 – 29-го ноября в самую сильную грязь. Льет дождь. Чтобы сократить путь, врач требует лошадей до хутора, до которого гораздо ближе, чем до почтовой станции. Почтарь отказывает в лошадях, не желает везти до хутора, а также не желает везти врача на квартиру заседателя для разъяснения и при этом наносит массу неприятностей. Врач едет по необходимости до почтовой станции, но на пути ямщик, без всякой просьбы со стороны врача, предлагает ехать на хутор, который был указан врачом в виду краткости и лучшей дороги. Врач едет. Об этом сообщено, кому следует. Ничего…
5. Врачу 4-го сентября 1896 года нужно было ехать на хутор к ребенку, больному скарлатиной. Романовский почтарь отказывается дать лошадей. Врач пишет заседателю официальную бумагу и только таким путем получает лошадей.
6. 20-го октября того же года врачу нужно ехать к больному на хутор. Почтарь не дает лошадей. Пишется официальная бумага к заседателю. Лошади поданы на другой день. Промедление – сутки.
7. 25-го октября врачу необходимо ехать, по предложению станичного атамана, на хутор для осмотра больного. Почтарь не дает лошадей.
Итак, на каких лошадях должен ездить доктор по хуторам – неизвестно. Распорядительный комитет этого вопроса не выясняет, и приходится постоянно входить в претензии с почтарями. Ну, а как почтари обращаются с фельдшерами – так это уже прямо ужасно. Для характеристики прилагаю заявление своего фельдшера. Конечно, здесь перечислены далеко не все случаи, достойные оглашения, да и нет возможности помнить все. Все это, пожалуй, мелочи, но такие мелочи положительно заедают – комитет же на все жалобы и заявления смотрит особенным необъяснимым образом.
Спросите других врачей, фельдшеров, ветеринаров, судебных приставов, акушерок – и все они расскажут вам массу случаев из свое практики, напоминающие собой случаи, мною приведенные. В ином положении стоят только заседатели и другие лица администрации, с которыми ничего подобного быть не может и которые ездят, куда угодно всегда на лучших лошадях и в лучших тарантасах. Все это – картинки, годные для иллюстраций юмористического журнала, но как неприятно из переживать». (Приазовский край. 76 от 21.03.1897 г.).