14 марта 1987 года – одна из скорбных дат в истории флота под флагом СССР. Именно в этот день судно Балтийского морского пароходства «Комсомолец Киргизии» с 37 советскими моряками на борту подало сигнал «SOS» в двухстах милях от берегов США. Если бы не пришедшие вовремя на помощь американские летчики, то все бы они, безусловно, погибли.
Заканчивался 1986 год – «перестройка, гласность, ускорение» и пустые полки в магазинах… «Киргиз» или т/х «Комсомолец Киргизии» вышел с «Канонерки» после многомесячного ремонта страшнее «атомной войны»: обшарпанный, со следами сварки. Конечно, и до этого пароходы после ремонта, бывало, еще не один месяц зализывали «раны», но тут был полный «писец». Ремонт делали зимой, часть обшивки почему-то не меняли, а наварили поверх старой стальные листы. Грузовые краны срезали, свалили их у борта, затем снова приварили. «Ускоряясь», пароход хотели выгнать с завода до новогодних праздников, 29 декабря...
После ремонта пароход принял капитан Владимир Хурашев. Он был не пароходский, из «вояк», раньше командовал гидрографическим судном «Адмирал Владимиров» в Севастополе. Обычно в пароходство чужаков брали неохотно, но тут взяли и направили на «Киргиз», куда до этого под разными предлогами отказались идти несколько капитанов. Так что у Хурашева выбора не было, хотя, по правде говоря, в пароходстве были суда и похуже – одни суда типа «Выборг» чего стоили. Экипаж по тем временам был большой – 37 человек, из них три женщины. Буфетчица Таня Булкина, которую на время ремонта оформили матросом, все это время «отсидела» на судне. Так вахты и стояла – в тулупе, в валенках, говорила, нравится ей пароход…
Уложиться до Нового года не вышло, но уже 15 января судно вышло из Ленинграда на Кубу с металлоизделиями. На Кубе быстро разгрузились и пошли на Канаду, в Галифакс, откуда, взяв 11 000 тонн муки в мешках, направились обратно на остров Свободы. Кубинские пекарни не могли выпекать хлеб из советской муки, вот и возили наши суда более качественную продукцию из Канады. Пока шли на Кубу, пароход немного привели в божеский вид, но не до конца: из мороза в тропики, из тропиков – в мороз и опять в тропики, тут ни одна краска не выдержит.
Не считая «убитого» вида «Киргиза», все было в порядке. Район плавания для моряков БМП был привычным, не одна сотня судов прошла здесь с грузом канадской муки для кубинских хлебопеков. Но очень некстати начальник радиостанции Евгений Шаров, попивая утренний чай, вспомнил, как 13 марта 1968 года давал сигнал бедствия с другого балтийского «кубинца» – т/х «Великий Устюг». Тогда судно ушло на дно вместе с грузом никелевого концентрата. Экипаж покинул борт на шлюпках, и вскоре был поднят на борт советского дизель-электрохода «Ледус», следовавшего в Ригу.
Ничто не предвещало беды, но место, где находилось судно, пользовалось у моряков дурной славой. Два океанских течения, сталкиваясь, вызывают бурные завихрения и возникающие ниоткуда гигантские волны. И точно – погода стала резко меняться, послышался странный о тдаленный гул, который через мгновения обернулся яростным ветром, океан застонал, завыл. И пошли волны, одна за другой, они складывались и с огромной силой обрушивались на пароход.
Капитан не спал. Как вспоминает Валерий Шаповалов, они с капитаном, несмотря на поздний час, пили чай. Гдето между половиной пятого и пятью утра они почувствовали страшный удар, от которого лопнули стальные листы – именно те, которые странным образом были приварены поверх старой обшивки. Судно получило крен в 28 градусов. Главный двигатель заглох, крен стремительно увеличивался, и волны уже перекатывались через палубу. Ничего заделывать и не пытались: трюма были забиты мешками с мукой. Может, это и помогло, что вода не сразу затопила пароход. Через какое-то время механикам удалось запустить машину, но резко упавшая скорость все равно не превышала четырех узлов.
Пытались выйти в эфир. Главную антенну срубило, перешли на маленькую, но эфир молчал, никто не слышал сигналов «Комсомольца». Перепробовали все варианты связи, и только к половине восьмого удалось через Гавану выйти на связь с пароходством…
Когда в пароходстве узнали о беде на «Комсомольце Киргизии», начальник БМП собрал Службу мореплавания и заслушал все, что они тогда знали о состоянии дел на судне. А дела были плохи. Судно получило устойчивый крен в 36 градусов, двигалось предельно малым ходом, и практически не управлялось. Рулевого матроса Резниченко ремнями привязали к штурвалу – стоять было невозможно – и налили стакан водки для храбрости. По распоряжению капитана натянули на шлюпочной палубе леера.
Спустить спасательные шлюпки, однако, возможности не было: правые из-за крена лежали на борту, а левую с затопленного борта спускать было нельзя, ее сразу бы разбило о корпус судна. Пытались раскрыть спасательные плоты – тоже не получилось, при этом один сразу затонул.
Паники, тем не менее, не было. Машинная команда всеми способами поддерживала работу главного двигателя, свободные от вахт моряки собрались в коридоре правого борта, надев спасательные жилеты. Судов поблизости не было, ближайший «свой» пароход «Улан-Батор» стоял в Нью-Йорке, и подошел бы в лучшем случае через сутки. С пароходством была налажена устойчивая связь, и радисты – и пароходские, и всего ММФ – напряженно следили за ситуацией.
На вопрос начальника БМП Виктора Харченко: «Сколько времени продержится судно на плаву?», капитан ответил, что ситуация постоянно ухудшается, и счет идет на минуты. Харченко думал не более 10 минут, затем последовала команда просить помощи у американцев, и при получении помощи покинуть судно. Береговая охрана США отвнтила почти мгновенно. Узнав, что судно находится в двухстах милях от берега, спасатели засомневались, что вертолеты смогут долететь – их предельная дальность действия четыреста миль, и топлива вряд ли хватит. Однако, окончательное решение должны были принять офицеры-пилоты этих вертолетов.
Американские пилоты, оценив риск и положение судна, решили идти на спасение. Предварительно был выслан самолетразведчик – он определил координаты судна и стал радиомаяком для вертолетов, которые благодаря этому точно вышли к судну. Прилетели три вертолета, при помощи спасательных корзин подняли всех членов экипажа. Капитана, надевшего парадную форму и собравшегося погибать вместе с судном, пришлось уводить с мостика силой. Летчики сделали прощальный круг над пароходом, который к этому времени уже, практически, лежал на борту…
Все 37 членов экипажа были спасены благодаря решительным действиям начальника БМП Виктора Харченко и безумной храбрости пилотов вертолетов. Уже подлетая к берегу двигатель последнего вертолета, в котором находился капитан, стал чихать и захлебываться, но дотянули.
А потом были Атлантик-Сити, теплый прием со стороны американцев и настороженные взгляды со стороны представителей советского МИДа и ММФ. Но вся мировая пресса уже писала о подвиге пилотов, и стало понятно, что замять инцидент не удастся. Отношение пришлось изменить. К тому же, президент Рейган вдруг изъявил желание обнять своих американских пилотов и советских моряков.
Моряков срочно отвели в универмаг, где одели из расчета по пятьсот долларов на брата: каждому полагалось три рубашки, костюм, три футболки, кепка, куртка, обувь. Но советский моряк есть советский моряк, и некоторые умудрились превысить лимит и «раскрыть» родной МИД на шестьсот долларов. Также морякам выдали по сотне на карманные расходы, после чего отвезли на «мидовскую» дачу, отмыли, побрили и подстригли.
Вся страна видела, как президент Рейган здоровался со всеми членами экипажа на лужайке у Белого дома. Американские пилоты получили ордена, наши моряки от Рейгана получили позолоченные заколки для галстука с личной печатью Президента. Они тут же стали раритетом, и нашлось много желающих их купить. Никто из моряков не согласился...
В Москве экипаж встречали два заместителя министра ММФ Вольмера: бывший начальник БМП Трунов и бывший заместитель Харченко Савин. Экипаж разделили на две части – комсостав и рядовых, изолировав друг от друга вроде бы как в домах отдыха. Однако, на самом деле шли нескончаемые допросы, а моряки жили под охраной КГБ. «Отдых» длился двенадцать дней, а потом в Ленинграде своя комиссия – еще две недели.
Как говорит Валерий Шаповалов, вопросы всем задавали стандартные: рассказать, кто что делал поминутно, в какой обстановке грузили, шли. Правда, к Шаповалову, как к первому помощнику, приставали отдельно: комиссию интересовало, проводились ли на судне комсомольские и партийные собрания, посвященные безопасности мореплавания.
Случай с т/х «Комсомолец Киргизии» повлиял и на карьеру начальника БМП Виктора Харченко. Его собирались назначить заместителем министра ММФ, а там, кто знает, возможно, и пост министра доверили бы. Однако осуществиться этим планам было не дано.
Естественно, нужно было найти виновного. Конечно, по факту гибели парохода было заведено уголовное дело. Суд, призванный определить вину или невиновность капитана, должен был состояться в сентябре. Капитан Владимир Хурашев умер от инфаркта пятого августа. Вечная память ему, он сделал все, что мог...
Выражаем признательность БТО РПСМ за оказанное содействие при подготовке материала.
Источник: http://spb.sur.ru/
Материал основан на воспоминаниях участников того рокового рейса – первого помощника капитана Валерия Шаповалова, начальника радиостанции Евгения Шарова и токаря Анатолия Селезнёва.
Фотоматериалы, использованные в публикации, были ранее предоставлены Службой Береговой охраны США и обществом поклонников Рональда Рейгана.
