Аннотация: Короткий фантастический рассказ о реинкарнации души.
- Hans, starten den Motor (Ганс, заводи двигатель). Скомандовал herr Leutnant, высунувшись на полкорпуса из люка нашего Panzerkampfwagen.
Выполнив все предписанные предпусковые манипуляции я осторожно повернул ручку электростартера. Легкий гул электродвигателя сменился рокотом ожившего Майбаха. Быстро окинув взглядом шкалы приборов, я вслушался в звуки работающего двигателя. Чуть звенели, уже успевшие остыть, клапаны, к шестому цилиндру поступала чуть обедневшая смесь и оттого звук проседал на каждом цикле. Это была особенность именно этого двигателя, которая позволяла мне отличать мой Panzerkampfwagen от десятка других, молотящих на холостых оборотах Panzerkampfwagen 3-й танковой дивизии, стоявшей на опушке леса в районе Бельгийского Gembloux (Жамблу).
Операция началась в 4 утра с артиллерийской подготовкой. Механики-водители воспользовавшись прикрытием канонады прогрели двигатели своих боевых машин заранее.
Мы с моим Panzerkampfwagen ждали указания herr Leutnant в полной боевой готовности. Я вслушивался в работу механизмов двигателя, краем глаза отслеживая показания приборов. Многое мы перенесли вместе: Чехословакия, Польша, Бельгия. За время весеннего Блицкрига мне пришлось перебрать машину до последнего винтика. Качество немецких деталей всегда на высоте, но для моего Panzerkampfwagen я выбирал детали с особым пристрастием, каждая шестерня, каждый болтик проверялись мною и подгонялись с особой тщательностью.
- Volle Kraft voraus (полный вперед) - крикнул herr Leutnant, закрывая верхний люк.
Свет проникал только через небольшие смотровые щели. Шестерня главной передачи с легкостью вошла в зацепление, машина содрогнулась и начала набирать ход под грозный рык шестицилиндрового майбаха.
Я не люблю эту войну, но эта нелюбовь была скрыта глубоко в моем сознании. По правде сказать, меня о моем отношении никто и не спрашивал, так же как не спрашивали моего согласия на готовность отдать жизнь за mein Deutschland (моя Германия) на призывном пункте, куда меня забрали сразу после окончания школы, и “забыли” уточнить мою готовность убивать Deutschlands Gegner (противников Германии) при распределении в танковое училище осенью 39 года после общевойсковой подготовки. Но я остаюсь благодарным судьбе за возможность познания и общения с этим произведением инженерного искусства. Моим Panzerkampfwagen. Каждый раз оживляя 130 лошадиных сил, скрытых внутри моего друга я испытываю величайшее наслаждение.
Мы, и еще несколько десятков экипажей несемся по Бельгийским полям для достижения цели, ведомой лишь herr Fußmann (генерал-лейтенант, командующий 3-й танковой дивизией Вермахта). Я не задумывался о таких материях, мой Panzerkampfwagen давал мне то, что мне нужно было здесь и сейчас - мощь и скорость.
Мы неслись на полном ходу, поднимая клубы пыли над недавно засеянными полями. Впереди шла машина Leonhard, заносчивого механика-водителя командира дивизии. Он разговаривал с коллегами свысока и не оставлял возможности высказать колкость менее удачливым сослуживцам.Слева ревел двигатель машины всегда молчаливого, но очень аккуратного Johan. Справа, судя по звуку гремящих клапанов, ковылял рыдван herr Huppert, который не считал необходимым следить даже за уровнем масла, объясняя это сроком жизни танка в бою в пару часов. Мне стоило презирать его за столь небрежное отношение к замечательной немецкой технике, но он был настолько простым и веселым человеком, что презрение улетучивалось как только он начинал рассказывать о своих наблюдениях. Его рассказы были об обыденных вещах, окружающих нас, но он всегда подмечал, то, что проходило мимо нас. Последний его рассказ о бельгийской женщине, в доме которой мы ночевали пару дней перед операцией запомнился больше всего. Он настолько живописно описал печь этого дома и провел аналогии с печами в русских деревнях, в которых он бывал перед войной. В отличии от немецких печей, отличающихся изяществом и утилитарностью, русские печи были монструозны, занимали огромное пространство дома. Но они обладали огромной теплоемкостью, и обогревали сразу несколько комнат, что очень облегчало жизнь. Также в печах выпекали пироги и варили каши, помещая их прямо в топку, специальными рогатинами.
Восходящее солнце пробивалось лучами сквозь клубы поднятой пыли. Сквозь смотровую щель проносились дороги, небольшие озера, кусты. Я наслаждался этим зрелищем.
По сведениям разведки нам предстоял бой с превосходящими по численности, но менее совершенными по технике 4-м французским армейским корпусом. Для нашей дивизии это было первое столкновение с французами. Herr Leutnant все время шутил про поедателей лягушек и прокисшего винограда, но сквозь его шутки чувствовалось волнение от предстоящей операции. Я напротив, внешне показывал всю свою серьезность и сосредоточенность, но внутри меня ликовал маленький мальчик, в первый раз оказавшийся за рулем служебного Horch, на котором отец возил штабных офицеров. “Я буду водить такой же Horch” засела мысль в моем сознании в тот момент. Таким же “Horch” оказался “Panzerkampfwagen II” за бортовым номером 36, с красивыми белыми крестами на серых боках.
Приятные воспоминания о детстве были прерваны резкими командами herr Leutnant:
- Motorschutz schließen (закрыть защиту двигателя)
- Lade den Panzerbrecher auf (заряжай бронебойные)
- Ziel - Keil gerade - auf Kurs (цель - танкета - прямо по курсу)
- Feuer! (огонь).
Выстрел пушки, на мгновение заставивший замедлить ход машины, вернул каждую частичку моего растекшегося сознания в кабину танка. Я танк. Мы единая боевая единица. Командир задает направление и скорость, мы с Panzerkampfwagen исполняем.
Навстречу летят комья земли, поднятые взорвавшейся перед нами миной. Осколки разорвавшегося снаряда содрали краску с левого борта с пугающим скрежетом. Пулеметная очередь прошлась ударами по лобовой броне. Одна пуля застряла в траке, между траками гусеницы, отчего при каждом повороте она распрямлялась с гулким ударом. Температура масла начала доходить до верхней границы рабочего диапазона. Мои переживания из-за роста температуры были прерваны командой herr Leutnant:
- Geschwindigkeit verringern. Manoevrierest. (Сбавить скорость. Маневрируй).
Машина Fritz Alistair, чудаковатого любителя ходить с голым пузом по лагерю, резко вильнула вправо. Правая гусеница его танка была перебита, она слетела с катков и танк на полном ходу развернуло левым бортом к летящему наперерез Renault R35. Это совершенно не ровня нашим Panzerkampfwagen II. Но неподвижный танк, с расстояния менее 100 метров легко пробивается 25 мм пушкой этого французского недоразумения, называемого ими танком.
- Ziel Keil auf der linken Seite. Panzerbrechend. Feuer! (Цель танкетка слева. Бронебойный. Огонь!).
Снаряд попал в корму танкетки, заклинив ведущую звезду. Танкетку резко развернуло влево. Осколки долетели до двигателя, из кормы начал валить черный дым.
Снова град ударов по корпусу. Каждый удар оставлял отметину на литой броне и след в сознании. Один из ударов пришелся на гусеницу. Перебило палец гусеницы. Она еще держится, но хватит ли ее надолго?
Я сбавил скорость. Каждый проход поврежденного участка гусеницы через ведущий каток вызывал скрежет по корпусу.
- Mit Volldampf voran! (самый полный вперед) - прокричал herr Leutnant.
- Herr Leutn…. - Страшный удар кувалдой рассек левый борт башни. Сквозь развороченную броню в башню ворвался свет и смерть. Остатки снаряда влетели в башню. Тело командира не стало для них преградой, как и стенки топливных баков. Бензин из разбитой стенки бака выплеснулся в виде пара, образовавшегося из-за столкновения с раскаленными остатками снаряда, заполняя все пространство танка.
Мгновение тишины. На лице наводчика Johan застыла маска ужаса. Вспышка. Свет заполнил каждую потаенную щелочку танка, окутывая все нутро танка обжигающим объятием. Я почувствовал боль. Нашу боль. Провода и приборы испарились в первые мгновения. Внутренние переборки со стоном и скрежетом изгибались в попытке уменьшить чудовищное давление. Болты крепления башни держались до последнего, но высокая температура подавила их сопротивление и они сдались под натиском стихии. Яркий сноп огня вылетел из чрева танка, откинув башню на добрую сотню дюймов вверх...
Тьма и тишина. Я плыву, словно по реке, окутанный тьмой и тишиной. Впереди забрезжил свет, а тишина нарушилась голосами. Свет становится ярче и ближе, а голоса громче, превращаясь в крики. Крики заблудших душ. Вокруг меня стали появляться образы. Первой я увидел Бабушку, которая наставляла меня уважать старших, потом стали появляться другие родственники, друзья. Множество людей, которых я встречал когда либо. На лицах всех них была скорбь и печаль. Мой школьный друг Julfen, его переехал поезд, напомнил мне про взятую в долг книгу. Я тогда не отдал ему ее. Водитель машины, перед бампером которой мы пробежали с другом грозил мне пальцем. Меня обуяло чувство вины перед всеми этими людьми. Это чувство вины лилось и перетекало из меня вовне. Оно захлестывало меня. Когда вина иссякла, мне захотелось отдать всего себя, во искупление всего содеянного. Отдать всего, всю сущность себя. Поток людей не иссякал, это были все новые и новые люди. Они страдали и каждый нес на себе печать скорби.
Что-то отвлекло меня на мгновение. Краткий звук.
Поток людей возобновился. Большую часть людей я не .знал. не знал их имен, их рода деятельности. Это были просто люди, единожды или дважды встреченные мною.
Снова этот звук. Он знакомый, очень тонкий, едва уловимый, но знакомый.
Джентльмен в белом плаще сокрушался по поводу грязи, которая появилась из-за моего прыжка в лужу…
Снова этот звук. Скрип. Это скрип подшипника. Такой звук бывает, когда сепаратор начинает разрушаться, и шарики приходят в редкое, но зацепление. Теперь все мое внимание сосредоточилось на этом звуке. Где он? А где собственно я. Где здесь верх, лево и право? Меня окружает ничто.
Внезапно люди, несущую скорбь и печаль, превратились в картинки. Как в Cinema, которое иногда показывали нам в учебке. Картинки, которые просто витали вокруг меня. Они окружали меня со всех сторон. Я повнимательнее посмотрел на одну из картинок. Это был тот самый джентльмен в белом плаще. Я вспомнил его. Тогда я убежал испугавшись. Мне было 6 лет. Я мысленно извинился перед Джентльменом ... и картинка исчезла. Вместо нее образовалась пустота. Потом я обнаружил Бабушку, которая упрекала меня за съеденное варенье, а я всю вину свалил на брата. Я посмотрел на Бабушку и громко сказал ей: “Ба, это я съел варенье, не наказывай Gustav”. Бабушка погрозила пальцем, улыбнулась и исчезла. Потом были другие люди. Я каждому принес извинения, или признал свои ошибки. Самое тяжелое признание было перед прекрасной Lizel, я признавался ей в любви в старших классах, а вечером шел кутить с еврейской шлюхой.
Вместе с исчезновением картинок передо мной стала открываться картина большой залы, в которой находились множество машин. Это были машины, похожие на карусели. Карусели вращались с большой скоростью, и в них показывались картинки. Только в них были картинки неизвестных мне людей. Ближайшая ко мне карусель вращалась чуть медленнее других, и звук исходил от нее. Картинки в этой карусели хаотично были свалены в центре и постепенно из них формировался кокон. Вместе с этим картинки теряли цвет, становились черными. Сформированный кокон был абсолютно черным, не отражая не единого отблеска. Внезапно кокон взмыл вверх и покинул залу через одно из множества отверстий в потолке.
Я находится в такой же карусели, она вращалась, но картинки не приклеивались ко мне, а летали вокруг. Они летали и копошились. Мое внимание теперь было сосредоточено на множестве неизвестных мне механизмов и устройств, заполняющих Залу. Моя карусель стала замедляться, словно ей не хватало напряжения тока. Картинки свалились в центр карусели, но они не склеились в кокон, а начали разлетаться по всей зале. Эти картинки ударялись в другие карусели, отлетали от них. И постепенно во всей зале начал нарастать хаос из летающих картинок. Их стало так много, что вся зала оказалась заваленной этими картинками. Теперь карусели не могли свободно вращаться и стали останавливаться одна за другой.
Вместе с этим стали появляться мысли. Сначала это были простые мысли в виде вопросов:
- Кто я? Где я? Что тут происходит?
Позже стали появляться более осознанные мысли. Разные мысли стали вести между собой диалоги.
Один из диалогов оказался между мужем и женой, которые продолжили спорить на предмет выяснения взаимоотношений.
- Ты все время указываешь как мне вести машину!
-Да, потому что Ты не умеешь нормально водить машину, из-за этого теперь наша машина лежит на дне этого чертового каньона!
- Дорогая, если машина лежит на дне каньона, тогда мы с тобой где?
- Не заговаривай мне зу…..
Потешившись наблюдениями из различных уголков зала, я переместил себя за его пределы и обнаружил себя на вершине горного хребта, посреди пустыни. Вокруг царила глухая, абсолютно безмолвная ночь. Отблески двух лун едва освещали пустынный пейзаж. Мои знания географии оставляли желать лучшего, и я не мог определить, в какой именно пустыне я нахожусь. Внезапно мне пришла мысль... но это была не моя мысль:
"А две луны тебя не смущают?" - прозвучал голос, пропитанный сарказмом, но в тоже время не лишенный доброжелательности.
"Две луны? На Земле я всегда видел только одну луну. Но я никогда не задумывался об этом," - ответил я, ощущая себя немного растерянным.
"Мы не на Земле. Скорее всего, это Марс," - пришел ответ, наполненный сомнением.
"Я бы предпочел оказаться на Земле. В доме моей мамы, в Дюссельдорфе," - я был искренен, но не имел представления, как это сделать. Так же как и о том, где находится Земля.
Мысль больше не проявилась, но я чувствовал ее присутствие. Мы просто находились вместе до самого утра. Когда солнце осветило горные вершины, его лучи проникли и в пустыню у подножия горы, заливая ее своим светом и создавая тени от скал и камней. Вскоре вся окружающая обстановка была затоплена неестественно ярким светом.
"Вот это может быть и наша Земля," - внезапно проявилась мысль, и я увидел образ маленькой черной точки на востоке. Мысль поделилась этой картинкой со мной.
"Спасибо за информацию," - я поблагодарил, сосредоточившись на точке.
Внезапно черная точка расширилась и превратилась в огромную сияющую сине-голубую планету. Под ее отблеском были различные оттенки синего, черные пятна и облака. Это была Земля. Наша, моя Земля.
В следующее мгновение меня охватило огромное чувство ненависти, исходящее из пространства, в котором я очутился. Эта ненависть требовала, чтобы я исчез из ее поля зрения. Она была прямолинейной и непреклонной. Я попытался послать этому чувству несколько образов, чтобы примириться с ним, но это не принесло никакого результата. Тогда я просто приказал ему замолчать и сохранять тишину. Поток ненависти сменился на услужливые извинения, а вместе с ними появились новые ощущения: теплые и холодные прикосновения, свет, проникающий в глаза из окна, давление в различных частях тела, множество различных звуков и запахов.
Открыв глаза, я обнаружил себя в комнате с одним окном. Женщина смотрела на меня с улыбкой. От нее я почувствовал волну любви и нежности, как материнскую заботу.