Шёл съезд коневодов.
На трибуну поднялся щуплый паренёк невысокого роста, с густыми, всклокоченными волосами, с озорными глазами, и заговорил пронзительным голосом:
— Вот уж несколько дней вы болтаете о различных породах лошадей…
Председатель строго прервал:
— Здесь не болтают. Здесь серьёзно дискутируют.
— Я извиняюсь. Вот уже несколько дней вы «серьёзно дискутируете» о различных породах лошадей, — о свиноподобных першеронах, об английских скаковых стрекозах, тряхнули даже заплесневелою старушкой, — арабской лошадью. Всё это — никчёмная болтовня… Извиняюсь: никчёмная «серьёзная дискуссия». Вы не придёте ни к чему путному, пока не впустите себе в мозги простой и совершенно очевидной истины: единственная порода, которая способна вполне удовлетворить всем требованиям, предъявляемым к лошади нашею современностью, это — зелёная лошадь.
— Какая?
— Зелёная.
— Зелёная?!
— Изумрудно-зелёная лошадь.
— Ха-ха-ха!
— Да! Зелёная лошадь с апельсинно-оранжевым хвостом.
Председатель ещё строже сказал:
— Здесь обсуждаются серьёзные вопросы, и шутки ваши совершенно неуместны.
— Я не шучу. Я именно самым серьёзным образом…
Шум, гам, смех не дали ему докончить.
— Довольно!
— Долой!
Оратор несколько раз пытался продолжать, но ему не дали. Он презрительно оглядел шумевших и гордо сошёл с трибуны.
В следующее заседание он опять появился на трибуне, — такой же гордый и боевой.
— Пока вы серьёзно не поставите вопроса о зелёной лошади…
— Да вы видали когда-нибудь зелёную лошадь?
— Нет, не видал.
— О чём же тут говорить?
— Когда Гальвани и Вольта исследовали такое как будто пустяковое, только курьёзное явление природы, как электричество, видали ли они телеграф, телефон, электрическое освещение?
Это было так глупо, что оставалось только развести руками. Седовласый член, знаменитый коневод, с тонкой иронической усмешечкой неопровержимо доказал в своей речи, — во-первых: что нет никаких оснований ждать, чтобы мы смогли каким-нибудь путём вывести породу зелёных лошадей, так как не существует никаких животных с зелёною шерстью; во-вторых: совершенно непонятно, почему лошадь, раз у неё будет зелёная шерсть, окажется в каком бы то ни было отношении выше лошадей существующих пород.
Все засмеялись и говорили:
— Правильно!
Молодой человек ринулся на кафедру.
— Не существует животных с зелёною шерстью! А скажите вы, учёная древность, — разве оперение птиц генетически не то же самое, что волосяной покров животных? В запылённые свои очки вы смотрите только на лошадей. Вы не способны поглядеть вокруг глубже. Тогда бы вы увидели, — ну, например, хоть зелёного попугая. Не учёного попугая людской породы, это — попугай цвета самого неопределённого! — а настоящего ярко-изумрудного новогвинейского попугая-самца!
В следующее заседание он опять стоял на кафедре и опять говорил о зелёной лошади. Сумасшедший? Нет, глаза смотрели твёрдо и сознательно. Хохот катался по зале. Скрестив руки на груди, оратор стойко переждал шум и продолжал:
— Великие художники в пророческом вдохновении высоко поднимаются над путающимися в их ногах людишками и указывают им на невозможные идеалы, которые, однако, блистательно осуществляются в будущем. И вот посмотрите: на всех знаменитых бронзовых конных статуях лошади — зелёные.
— Да ведь и люди на них зелёные!
— Да и люди. Не мешало бы и людям стать хоть немножко зелёными!
Это было уже не смешно, не глупо, а просто нагло. Аудитория дружно потребовала от председателя лишить оратора слова. Председатель предложил ему покинуть трибуну. Но оратор отказался. Усовещивали, убеждали, — он заявил, что не сойдёт, пока не доскажет, что хотел сказать. Ничего не оставалось, как насильно удалить его. Сторожа потащили оратора к выходу. Он громовым голосом протестовал против насилия, поминал Галилея, Джордано Бруно. Некоторые из членов недовольно морщились и говорили, что нельзя же всё-таки стеснять свободу прений.
С тех пор не проходило съезда, не проходило заседания учёного общества, где бы не появлялась на трибуне маленькая фигурка пропагандиста зелёной лошади. Он был великолепен: скрестив руки на груди, стоял под бурей криков и смеха, ждал с насмешливой улыбкой три, пять, десять минут и начинал говорить о зелёной лошади. Постепенно стали появляться приверженцы его учения, — восторженные и непримиримые. Их становилось всё больше. Теперь, когда их вождь появлялся на трибуне, смех, шум и возгласы негодования мешались с бурными аплодисментами.
По-прежнему спрашивали:
— Да видал ли кто когда-нибудь вашу зелёную лошадь?
Но теперь со всех концов зала раздавалось:
— Старо!
— Старо, старо!
— Придумали бы что-нибудь поновее!
Один за другим на трибуну всходили ораторы и громили заскорузлую отсталость жрецов официальной науки.
В городе стоит большое, красивое здание. На нём вывеска:
Институт зелёной лошади
Директором института состоит, конечно, он, инициатор всего дела. Под его руководством штат научных сотрудников с энтузиазмом работает над разрешением проблемы о зелёной лошади.
Больше Чтива: chtivo.spb.ru