Утреннее солнце пробивалось сквозь занавески, которые колыхались от легких порывов ветра. Мать только что приходила, решила приоткрыть окно, чтобы пустить свежести в комнату, поэтому с улицы долетали все звуки постепенно оживающего мира. В отдалении, подобно колокольчику, прозвенел девичий смех – Пастернака кольнуло завистью.
Он понимал, что никто не виноват в том, что сейчас он вынужден лежать в кровати и не вставать. Но в тринадцать при любой неудаче мир кажется жутко несправедливым. Да и дело-то было совсем не пустячным: Борис мог и погибнуть, так что ему следовало благодарить судьбу за шанс. Значит, у жизни на него еще остались планы.
Мысли мальчика были драматичны, возможно, под влиянием родителей, которые, узнав, что сын упал с лошади, едва с ума не сошли от переживаний. В тот день деревенские девочки собирались гнать табун в ночное, и Пастернак упросил (именно так, потому что пришлось постараться) взять его с собой. Конь, который привлек внимание мальчика, казался благородным, изящным животным. Величественным даже. Сидя на его спине, Пастернак ощущал, будто бы стоит на самой вершине. Хотелось еще почувствовать, каково это, когда ветер свистит в ушах, пока лошадь скачет вперед. Но кто ж знал, что все только выглядит просто. Борис не успел понять, что произошло: он рухнул вниз и, открыв глаза, обнаружил перед собой сереющее к вечеру небо. Взволнованные голоса слились в единую тревожную ноту, прибежали и родители. Пастернака пытались поднять, но тот вскрикнул, как только оперся на ногу.
«Перелом бедра», – последовали слова от врача. Если все пройдет хорошо, то Борис без проблем снова будет ходить. В ином же случае… Даже думать про это не хочется.
Над Пастернаком хлопотали целыми днями. В окно стучались и те самые девочки, которые выглядели очень виновато. Борис убеждал, что ничего страшного не произошло, и он уже совсем скоро сможет выйти из дома. Борису хотелось, чтобы это было так. А пока приходилось лежать, читать и размышлять.
Вот и сейчас, когда Борис только проснулся, он просто слушал. Что происходит на улице? А в доме? За дверью прошелестели чьи-то легкие шаги. Кажется, послышался звон столовых приборов. Долетали обрывки разговоров: слов не разобрать совсем, только глухие отголоски. Лицо Пастернака осветила улыбка, когда все звуки поглотила звонкая фортепианная мелодия: мама с утра пораньше принималась музицировать. Слушать, как она играет, Борис особенно любил.
Мелодия бежала в резвом четком темпе. Пастернак вспоминал те короткие мгновения, когда ему удалось проехать на лошади. Животное тяжелое, но двигалось так легко. Ритм галопа летящий, стремительный. Три точных удара – как вальс. Фортепиано уже затихло, а Борис продолжал в голове прокручивать раз за разом доли, отметив, как хорошо с ними сочетались не только ноты, выбиваемые черно-белыми клавишами, но и слова.
Пастернак любил поэзию: она как музыка, которая выходила из-под материнских рук. Но этим утром будто бы открылась тайна, которая жила внутри него, дожидалась, когда мальчик наконец ее заметит и примет.