Мультики
Маленькая колонна втянулась в ущелье полностью. Волошин, сидевший на второй броне, оглянулся, за двумя «Уралами» и УАЗиком, БТР с бойцами. Шесть единиц техники, два отделения сопровождения, в крытых брезентом машинах новый отряд, руководство в УАЗике. Всё как всегда, только дорога почему-то не знакомая, ущелье это, тёмное, узкое, как щель, солнце здесь похоже появляется на пару часов в день, не больше. Скорее бы уж закончилось, Волошин снова повернулся вперёд. Что за бред?
Прямо перед колонной, по среди дороги, стояла пушка. Маленькая, на каких-то мотоциклетных колёсиках, похожая на сорокопятку, из фильмов про войну. Вокруг столпились с десяток бородатых моджахедов, в длинных белых рубахах-пируханах и шапках-пуштунках. Они ни чего не делали, просто стояли и улыбались. Беззвучный выстрел, пушка выплюнула пламя, головной БТР медленно скатился в пропасть вместе с сидящими на броне.
Волошин спрыгнул на ходу и перекатился за камень. А пушка уже стреляла, не переставая, как пулемёт. Взрывов не было, просто машины и БТРы, съезжали в пропасть, в полной тишине, вместе с бойцами. И вот на дороге, они уже одни, афганские моджахеды с сорокопяткой, и Волошин. Ствол пушки начал рыскать верх-вниз, по сторонам, выискивая новую цель.
- Надо стрелять, надо стрелять, - но предохранитель никак не опускался, как будто приваренный сваркой. И тут включился звук. Моджахеды хохотали, громко, на всё ущелье. Яркая вспышка света, Волошин вскочил, проснувшись от собственного крика.
Солнце било прямо в глаза. Знакомые светло-зелёные обои.
- Дома. Надо же такому присниться. Судя по ярким лучам, часа четыре утра, не меньше.
Прошёл на кухню. Крепкий кофе взбодрил окончательно, спать совсем не хотелось. Повалявшись на диване, пощёлкав «лентяйкой», всё равно ничего интересного, отправился на работу.
Сон не отпускал весь день. Вернее не сам сон, понятно, что дребедень какая-то. Что за ущелье, Волошин никак не мог вспомнить, где он это видел, или не видел вообще никогда, все они чем-то похожи, эти горы. Даже попытался сориентироваться, по сторонам света и по времени. Ничего не получилось. Днём рассказал компаньону, заму по прежней работе, и так же побывавшему неоднократно в горах:
- Представляешь, Андрюха, сорокопятка, а стреляет как пулемёт, и взрывов нет, а все падают в пропасть.
- А я был, командир, в колонне? – хохотнул Андрюха.
- Не знаю, - Волошин начал вспоминать, - лиц не было, бойцы были, а лиц не было. Только бородатые, те с лицами, больше никого.
- Да, не гоняй ты, мало ли чего приснится. И у меня жена ругается, когда по ночам ору, особенно если матом патронов прошу. Бывает, накати вечером грамм двести, а то пятьсот. Твои на юге, когда приедут?
- Да пусть погреются, у нас в этом году, похоже, лето отменили, и солнечно, и холодина. Возьму, правда, на вечер бутылочку.
Вечером, сварив пельменей, Волошин достал, успевшую запотеть водку, из морозилки. Водка была так себе, а пельмени и вообще, одно тесто, с непонятной начинкой.
- Да, с бабушкиными рядом не валялись, но не пропадать добру, - под второй стакан доел.
Пощёлкав телевизор, какие-то очередные сериалы, все на один манер, новости ни о чём, завалился спать.
Ущелье пришло опять. Вместе с моджахедами. Только теперь, Волошин ехал на УАЗике, один. Тента не было, снова без солнца, скалы нависают над дорогой, Волошин посмотрел вверх. Они стояли на скале, вокруг большого валуна, и смеялись. На этот раз боевики выглядели, как нарисованные в мультике, и неестественно большие. Камень дрогнул и полетел вниз. Прямо на машину. Сделать было ничего нельзя, поздно. А моджахеды хохотали, они тоже понимали, что деваться машине некуда.
Волошин проснулся в холодном поту. Солнце вставало:
- Часа два всего, что за напасть. Далось мне это ущелье.
Попробовал уснуть, не получилось. Смотреть телевизор не хотелось, идти некуда. Проворочался до утра:
- В церковь, что ли сходить? Или выпить побольше? Вторая ночь коту под хвост. А может к Иванычу, говорил же, обращайся если что.
Олег Иваныч, в последней командировке был доктором. А так психолог, хотя и доктор тоже. Волошин над ним подсмеивался:
- Знаешь, Иваныч, кому в командировках труднее всех? Доктору. Со скуки можно удавиться. Больных нет, на пост не надо, ты бы хоть рисовать начал, или петь. А то достал всех своими тестами, кому они нужны?
- Вот не понимаешь, ты, Саша, пользы психологии, а за ней будущее, между прочим. – Доктор был фанат профессии.
- Жизнь, сейчас какая? На нервах все, бегом, в спешке. От этого накапливается нервное напряжение, стрессы. А мы, психологи, призваны эти стрессы, гасить, мы учим от них избавляться, а ты смеёшься.
- Да не нужны вы мне, я сам себе психолог, и бойцам своим тоже. Из стресса, мат хорошо выводит, лучше трёх этажный, а уж если и это не помогает, только прямой удар в ухо, но это крайность. Можно конечно более приятные и доступные методы, водочки литрушка например, коньяк хорошо, чача на крайний случай, - шутил Волошин.
- Нет, - не соглашался доктор, - удар в ухо, может вызвать обратную реакцию, на мат все реагируют по-разному, а алкоголь, вообще яд.
- Нормально здесь все реагируют на мат, а на водку уж, тем более, – подводил итог Волошин. – Так что, на самом деле, рисуй лучше, или книжку напиши, по психологии войны, всё польза.
Когда на третью ночь, мультяшные моджахеды, со смехом расстреливали Волошина из автоматов, он твёрдо решил – надо что- то делать.
- С ума, что ли схожу, сколько можно, пять лет прошло. Ладно бы нормальное что, а то мультики какие-то. Точно к доктору пора.
После обеда набрал номер психологов:
- Здравствуйте, Олега Ивановича, можно услышать?
- Я слушаю, - отозвался телефон.
- Ой, привет Иваныч. Волошин. Извини, не узнал, богатым будешь.
- Куда нам, скромным ментам-психологам. Это ты, слышал в «новые русские» подался, бизнес, деньги гребёшь лопатой.
- Не, до лопаты пока далеко. Дело у меня к тебе, давай встретимся, потрещим.
- Случилось что? – забеспокоился доктор.
- Нет, не видел тебя давно, соскучился, не знаю ничего о новостях психологии, науки будущего. Давай, подъеду за тобой, после работы, ты всё там же?
- А куда мне, до пенсии ещё время есть, сижу тихо, не высовываюсь. Подъезжай к шести.
- Вот и ладненько, поболтаем, по шашлычку съедим, вспомним о боях-походах. Не планируй ни чего, к шести буду.
Вечером, сидя в кафе, на набережной, Волошин рассказал доктору про свои сны:
- Понимаешь, Иваныч, три ночи подряд, уже как мешком стукнутый хожу, не высыпаюсь. И главное хрень какая то, и ущелье всё время одно и то же, и вспомнить его никак не могу. Крыша что ли едет?
- Нет, Саша, - потягивая пиво из пластмассового стакана, заговорил доктор. – Это у тебя остаточное, как с похмелья, знаешь? Пил вчера, а на утро ещё не выветрилось, и не пьяный, и в то же время мотыляет. Вот и здесь так, было давно, а сидит, не даёт покою. Вроде как реально, а в то же время не совсем, из-за этого и моджахеды твои мультяшные.
- Но ущелье-то настоящее, только не был я там никогда, а вижу как наяву, изучил его уже за три ночи. Может всё-таки крыша?
- Нет, скорее, отпускает это тебя, забывается. Как с похмелья, говорю же, переболеешь с утра, и всё, как новый. Мозг человеческий не изведан, как там, какие пазлы складываются, мы не знаем. Но думаю, отпускает. Успокоительного попей на всякий случай, хуже не будет, я тебе названия запишу, что бы спать нормально. Пройдёт.
- Спасибо, док, не думал, что по такому поводу, когда-нибудь беспокоить тебя придётся. – Волошин закурил, - на психику никогда не жаловался. А тут загонял, не довоевал что ли, может не все свои ущелья прошёл, оставил что-то.
- Конечно, оставил, Саша. Ты там часть своей жизни оставил, и никуда от этого не денешься. А мультики пройдут.
Дети на войне
Я не о детях, и в общем даже не о войне. Об этом и так много, что тут добавлять. Как всегда, о своём маленьком отрезок жизни. Но который стал очень важным для меня, в чём-то перевернул мировоззрение, отношение к происходящему, заставил смотреть по-другому на происходящие события. Этот маленький отрезочек, всего в несколько дней, заставил переосмыслить и пересмотреть многие, до того понятные устоявшиеся взгляды. Не зря говорят, что, когда какие-то события касаются именно нас, конкретно, а не в общем, не по телевизору и в лекциях, мы воспринимаем их в другом свете, в другом ракурсе. А возможно так только у меня, только личное субъективное мнение.
Так получилось, что мои старшие дети росли без меня. Ну не получилось у нас с их матерью. Разные характеры, воспитание. Всё разное. Она из большой семьи, а я детдомовский. Она привязана к дому, я больше кочевой, коллективно ориентированный. И когда началась моя служба, по гарнизонам, с бытовой неустроенностью и всякими военными прелестями её это устроить не могло, всё рухнуло окончательно. Она с детьми осела в деревне у своей мамы, в своей большой семье, а я служил, и в гражданской жизни себя не видел. По мере возможности я навещал детей, раз в год, в отпуске. Так бывает, многие расходятся и, хотя это не есть хорошо, но не трагедия. Трагедия случилась, когда она умерла. Совершенно неожиданно, очень молодой. Это действительно трагедия, потому-то это нельзя исправить, изменить или отменить. Это случилось.
С её родителями были невероятно трудные переговоры. Они всегда хорошо ко мне относились, всегда поддерживали и заступались. Никогда не были против моих приездов, общения с детьми. Даже когда я женился второй раз, и приезжал с детьми от другого брака, они не были против, наоборот считали, что дети должны общаться и знать друг друга. Но тут, в вопросе о дальнейшей судьбе старших детей, они заняли совершенно жёсткую позицию. Дети остаются с ними. Всё. Никакие мои доводы, например, что имею законное право и т.д. не принимались. Вопрос решён. Дети ходят в школу, дети привыкли к семье, им здесь лучше. В итоге я согласился. Правильно это или нет, сколько людей столько мнений.
Вот с этого периода и начались сложности в общении со старшим сыном. Я, как и раньше приезжал в отпуск. И если с дочерью никаких проблем не возникало, она всегда была рада нам, с сыном всё сложно. Он демонстративно отказывался общаться со мной, уходил, не разговаривал, всячески избегал. Не помогали не бабушкины беседы, не мои. Детская обида засела очень глубоко, и сильно.
Жизнь, конечно, продолжалась, дети росли. Нестабильные девяностые, безденежье, неразбериха в службе. Сокращения, восстановления. Потом сплошные южные командировки, в общем нормально. Напряжёнка в отношениях со старшим, конечно, беспокоила, но понемногу я с этим смирился. Их бабушка мудро рассудила, что время лечит, и всё наладится. Мне ничего другого не оставалось, как принять такую линию и ждать.
В конце двухтысячного мы располагались недалеко от Грозного. Рядом стояли ВВэшники, пацаны-срочники. Мы-то в основном люди взрослые, быт свой наладить умели, опыт всё-таки. А они, со своими такими-же пацанами-офицерами, не очень. Вечно грязные, оборванные, полуголодные и перепуганные. Зрелище печальное и грустное. И вот тут поселилась и засела в моей голове мысль, что мой старший где-то здесь. И так сильно засела, что спать не мог, прямо навязчивая идея. Знал, что призвали, служит, но где не знал. Личной связи у нас так и не было. При очередном посещении главного штаба, достал я одного знакомого штабиста, "Узнай, успокой душу, места не нахожу. Знаю, что не просто, списки частей надо прошерстить, даже род воск не знаю, но очень прошу "Хороший парень, с пониманием отнёсся, просьбу выполнил, спасибо ему. Через несколько дней прислал мне записку "Не подвело тебя чутьё. Псковская дивизия ВДВ, батальон..., рота..., базируются под Самашками". Какое на меня это произвело впечатление, сказать не могу, не умею вернее. Сказать обухом по голове, так нет, ждал чего-то подобного. Ждал, но не верил, не хотел верить. А тут, "бац!". В общем, наверное, близко будет, что земля под ногами зашаталась. И сразу "Ну почему именно мой, неужели мало того, что я здесь. Он же ребёнок совсем". В общем соседи ВВэшники, это так надо, война, куда деваться. А вот почему свой на этой войне, осознать не то, что не просто, невозможно, не раскладывается по полочкам.
Когда земля под ногами качаться понемногу перестала, и сознание начало раскладывать факты по ячейкам извилин, решение ехать пришло моментально. Командир сначала ни как. "Ты соображаешь, что несёшь, с меня погоны снимут вместе с головой, случись что. Где мы и где Самашки, семьдесят километров, по неконтролируемой территории. Я как тебя прикрою, это же дня два как минимум. "Но в итоге в ситуацию вник, понял, что лучше отпустить и прикрыть, чтобы дров не наломал. Ильич вообще мужик отличный, мы с ним не первый раз вместе. Разрешил взять "Урал" и пятерых бойцов, на три дня. На следующий день мы пристроились к попутной колонне и отправились.
Ближе к вечеру мы добрались до места, колонна пошла дальше, мы свернули к десантуре. Своего я увидел сразу, как раз на посту стоял, у шлагбаума. Похудел, но выглядит бодро. Документы на машину проверил, в кузов заглянул, всё по делу. На меня не обратил внимания, мало-ли тут ездят, документы в порядке. На блоке тормазнули, позвали старшего. Молоденький старлей, подошёл, представился. "Я к тебе старлей, дело есть", - говорю. "Проходите, пообщаемся", в землянку свою пригласил. Бойцы жили в палатке. Позиция оборудована грамотно, окопы в полный профиль, порядок виден. Не зря учили. "Разговор у меня долгий, не по службе, "шкурный" интерес имею, поэтому я своих отпущу, они в Самашках тормознутся, а сам задержусь у тебя". "Не вопрос," - говорит, вижу не сообразит, в чём дело, занервничал. И я не тороплюсь, всему своё время. Мои бойцы уехали, мы прошли в землянку со стареем, ничего, уютненько. Достаю коньяк, вижу удивление. "Да расслабься ты," - говорю, "Сказал-же вопрос у меня личного характера, не служебный". Ладно, выпили по маленькой. Как расспрашиваю служба, как бойцы, всё-ли нормально. Опять старлей напрягся, не поймёт что хочу. А я не могу сразу так в лоб. Говорю: "Боец вот, на шлагбауме сейчас, как?" Отвечает: "Ничего, подготовленный, физически развит, резковат правда немного, а что случилось-то?" Так сын это мой" - отвечаю. Старлей рот забыл закрыть, очень видать неожиданно. Когда в себя пришёл, подскочил: "Сейчас я его подменю" - говорит. "Не надо, пусть до смены, как положено. Потом дай пообщаться. "А самого что-то начало потряхивать, думаю надо немного в себя прийти.
В общем провёл я у десантников ночь. Сидели с сыном в командирской землянке, говорили. Нам никто не мешал, по сотке выпили, старлей разрешил. Переговорили обо всём на свете. С тех пор непоняток и напрягов между нами нет. В феврале десантники сменились, без потерь. А в марте и мы домой. Это была моя последняя командировка. Больше не ездил. Что-то надломилось внутри. Все понимают, что война штука вредная, лживая и поганая. Но привыкают к ней, как к работе. Есть такое слово «Надо". Только вот одно дело, когда сам. А вот когда свой ребёнок на войне, это другое. Принять и понять это нельзя, привыкнуть тоже.
Бой
Взвод нашего сводного отряда занял блокпост недалеко от станицы Червлённой. Позиции были оборудованы кое-как, хотя мы не первые постояльцы. Находившийся до нас взвод ВВэшников ушёл дальше. В наследство от них остались три раздолбонах вагончика, две вынесенные огневые пулемётные точки-окопчика, и одна точка-окопчик для АГСа. Но главное, кроме окопчиков ВВэшное командование придало нам и АГС с расчётом из двух бойцов-контрактников. Также в качестве доброй воли, с барского плеча, нам был оставлен левый, трофейный пулемёт РПК. Это конечно радовало, АГС особенно, практически артиллерия. Но вот сами позиции всё-так были в плачевном состоянии. Нужно было всё не просто приводить в порядок, а практически оборудовать заново. В первую очередь окопы и ходы сообщения. Затем жильё. Возводить всё это нужно было срочно, необходимый шанцевый инструмент имелся, а вот желания копать-строить у бойцов не наблюдалось. Как на грех практически один молодняк и первоходки, из старых и опытных всего двое. Целый день ушёл на окопы, земля с песком была податлива, копалась легко. Ужинали сух паем, все были уставшие и недовольные. Большинство посчитало, что командир дуркует и перестраховывается, но прямого ропота не было, наверное, благодаря тому, что работал я на ровне со всеми. Выставив на ночь посты, составив график несения службы, спать приказал в окопах. Контрактники демонстративно ушли в вагончик, ну что же, пусть пока.
С утра проведя развод, и кратенькую политинформацию о текущем моменте, приказал свободным от несения службы заняться оборудованием жилья и кухни. Кухню решили сделать в полуземлянке, под навесом. Вопросов о её необходимости не возникло. Война войной, а кушать хочется всегда. А вот решение вкопать в землю вагончики, усилить крыши накатом, вызвало полное непонимание. Боевые действия проходят под Грозным, километрах в тридцати, направление наше не опасное, зачем так напрягаться. Да ещё контрактники, с утра где-то уже успевшие принять, смотрели на всё это с ухмылкой, мутными глазами. Очередь из автомата по вагончику, прошившая его насквозь, немного отрезвила. К вечеру жильё было готово, следующая ночь прошла относительно в нормальных условиях.
Третий день доводили всё до ума. Из отряда пришла машина с необходимым хозяйством. Спальники, бачки, миски, продукты. К вечеру боец, вызвавшийся быть поваром, по прозвищу Макарона, приготовил сносный обед. В общем жизнь наладилась и пошли обычные будни блокпоста. Несение службы, связанное с проверкой проходящего транспорта, документов, досмотров. Обследование близлежащей местности, на предмет чем поживиться, рыбки, например половить, а то и поохотится. Прослушивание рации, травля баек.
Вечно всем недовольный, постоянно бубнящий что-то себе под нос боец, которого прозвали Мятежников (созвучно фамилии, ну и по характеру), оказался таёжником, охотник-промысловик. Прирождённый следопыт и разведчик. Обладатель исключительного слуха и зрения. Такой боец-находка, несмотря на странности характера. Любил находится в одиночестве, на пост всегда просился один, ночью. А днём просился в поиск, разведать местность, в основном порыбачить на Терек. Я отпускал, в нарушение инструкций конечно, так кто их там соблюдает. Рыбу Мятежников всегда приносил, за что пользовался уважением. К тому-же каждую ночь нёс службу при пулемёте, в вынесенном впереди позиции окопчике, сам напросился. Утром сменившись и поспав немного, снова просился побродить. За пару недель своих поисков, кроме рыбы, Мятежников снял с десяток растяжек, но главное обнаружил две лёжки.
Сходив с замом на осмотр места, нам стало понятно, что за нами наблюдают, не один уже день, причём с двух сторон. Лёжки были свежие, с очень удобных позиций. Уже интересно. Кому это мы понадобились, и главное зачем. Если предположить прорыв, всё-таки развилка на Моздок и Кизляр, так дальше степь, по дорогам блокпостов как мухоморов в лесу, не реально. А и зачем для прорыва длительное наблюдение, сметут в лёгкую. Просачивание мелкими группами, для диверсий на железке, например, по ночам без проблем, линии фронта нет. Значит готовят пакость именно против нас, нашего блокпоста. От уничтожения по-тихому спящих ночью, до захвата, опять-же по-тихому постового. Руководству, конечно, доложили, но кроме: "Перейти на усиленный вариант несения службы, по возможности удвоить посты в ночное время, держать постоянную связь, обеспечить более тесное взаимодействие с соседями (кто бы их знал), мобилизовать внутренние резервы (это наверное Макароне дать левый пулемёт)", дельных советов не поступило. Правда пообещали фэйсов прислать, что бы посмотрели на месте, так нам от этого не жарко не холодно. Ну что же, будем мобилизовать внутренние резервы.
В первую очередь нужно скрытно изменить дислокацию, переместить пулемёт с АГСкой. Раз уж нас посчитали, хоть в этом иметь козырь. К тому-же за время, проведённое на блоке запасные позиции подготовлены. Правда боевой расчёт АГС, состоящий из двух контрактников доверия, не внушает, вечно какие-то полупьяные, где только берут, из наших не с кем не сблизившиеся, видимо считают себя элитой. Не подчинённые мне напрямую, приданные силы, ведут себя демонстративно независимо, хотя и не нарушают грубо. Да и я их особенно не напрягал, как говорят: "Дарёному коню в зубы не смотрят", что уж есть. Доведя до личного состава изменение обстановки, усилив и мобилизовав, на сколько могли, перешли на усиленный вариант. Три ночи прошли спокойно. Может ерунда, и дёргаться не стоило, бойцов изматывать. Мало-ли, ну понаблюдали, всяко бывает.
Началось как всегда неожиданно. На исходе четвёртой ночи, только уснул после проверки постов, меня подбросили короткие очереди, и сразу пара взрывов-подствольник. Выкатившись кубарем в окоп, пытаюсь сориентироваться, но поздно. Канонада пошла не по-детски. Такое ощущение, что отбиваемся минимум от батальона. Что называется беспорядочная стрельба. Радует, что паники нет, бойцы чётко заняли места, согласно боевому расписанию. Но вот куда стрелять, похоже не понятно. Среди такого бедлама, вдруг ясно слышу пулемёт Мятежникова. Лупит короткими очередями, чётко. Значит видит цель, знает. По ходу сообщения сразу к нему.
-Что Саня, говори.
-Там четверо, в тростнике, - показывает направление, - ещё трое залегли в канаве, молчат. Подствольник хлопнул оттуда, из-за насыпи, не достать, АГСники где?
Соображаю, что АГСа не слышу, ладно сейчас. Из хода сообщения, напрямую для скорости перекатываюсь в окоп, здесь трое, всё как учили. Показываю направление, где Мятежников видел троих, определяю сектор.
-Не палите в белый свет попусту, внимательнее.
Бегу дальше, отмечаю "заработал пулемёт, длинными бьёт, из далека, похоже не прицельно. Где же АГС, почему молчат. Зря я их выставил вперёд, надо было оставить на старой позиции. Или вообще не добежали, или...не хочется об этом."
Так и здесь трое, хорошо. Стреляют уже без дури, короткими. Перекрикиваю стрельбу:
-Двое на месте, один со мной, - дёргаю бойца, понял.
Бежим с ним в сторону АГСников, выскакиваю из окопа, отмечаю, боец за мной, молодец. Два кувырка и вваливаюсь в окоп. Мама дорогая-рукопашка. На дне окопа возятся двое. Бью верхнего прикладом, сортировать некогда. Сверху падает мой боец, не понимает ничего. Оттаскиваю обмякшего верхнего, внизу контрактник. Пытаюсь поднять за грудки, что-то мычит. Два раза бью наотмашь по морде, не, не помогает, дико крутит глазами, мычит, как карась хватает ртом воздух. Понятно, придушили. Оборачиваюсь...блин, лежит второй... контрактник. Начинаю соображать, что это было, мыслей нет. Мой боец в таком-же состоянии, смотрит непонимающе, молчит. Стараюсь привести мысли в порядок, трясу головой, и слышу тишину. Короткая очередь... тихо... очередь. Стреляют мои. Минута, вторая... тихо. Всё. Боя нет, ранний-ранний рассвет. Оставляю своего с контрактниками и иду к Мятежникову.
-Ну, что Саня, жив?
-Нормально, командир. Похоже ушли. Так пощупали. Что там с АГСмом?
-Да хрен их, не понял пока. Спасибо Саня.
-Да ладно.
Через полчаса начальство в сборе. ВВэшные тоже. Своим кратенько доложил.
-Напишешь подробный рапорт.
-Есть.
-Молодец, позиции грамотно, видно бывшего военного, не наши менты.
-Ментов, как и военных, бывших не бывает.
-Не умничай, рапорт пиши, всё-таки ранен один.
-Не понял, кто ранен, все целы.
-А контрактник?
-Так он сам, в темноте, головой о косяк, кода выскакивал. Воевать торопился.
-Ладно, разберёмся.
Начальство уехало. ВВэшники забрали своего раненого, обещали замену. Хорошо я его приложил. Ладно хоть успел предупредить, что об косяк. Что же у них всё-таки произошло? Зову второго:
-Ну рассказывай, боец, что там было-то?
-Командир, я ефрейтор, первый номер, а этот козлина говорит, что он первый. Меня сам ротный назначил. В АГС вцепился, хотел стрелять, я его оттаскивать, так он на меня в драку, потом душить стал. Хорошо, что ты ему врезал, придушил-бы гад.
-Ну, вы блин даёте, рембы.
-Так я же первый номер.
-Ладно, вали отдыхай спецназ.
Эта история долго ходила по отрядам, в разных вариантах.
Малыши
После совещания в Ханкале нас с замполитом заманили в гости наши СОБРята. Их маленький отряд, пятнадцать человек, стоял в Грозном, рядом совсем, двадцать минут и на месте. Отказаться от предложения Славки, двадцативосьмилетнего подполковника, командира СОБРов, было невозможно. Ему привезли с Кизляра канистру конины (коньяка), прямо с завода. А ещё осетра. Шашлык из осетрины — это что-то. Замполит практически не пьющий, что такое шашлык из осетрины, вообще не в курсе. В общем тёмный человек. В командировке первый раз, и поклялся, что последний. На этом я его и купил.
-Поехали Вован, хоть Грозный посмотришь, сфоткаешся, будешь внукам показывать, мол развалил сам лично весь город.
- Да вообще никакие отказы не принимаются, - поддержал меня Славка, - Я вам Малышей покажу. Да и осетрина уже замочена. Часика на два, и вечером к себе вернётесь. Когда ещё с земляками свидишься.
- Ладно уломали, - согласился замполит, - Про ваших Малышей слышал, что действительно не отличить?
Про Малышей знали все. Два брата близнеца, совершенно одинаковые. Ростом под два метра, ну и весом килограмм по сто пятьдесят. Я-то их видел, как две капли, хотя для капель великоваты, скорее двое из ларца, Саня и Андрюха. Как большинство здоровяков застенчивые и добродушные, всегда улыбаются. Не очень правда разговорчивые, слова не вытянешь, но познакомиться стоит. Разговорчивых у СОБРов хватало, их рассказы, приколы и анекдоты можно слушать-не переслушать. Ну и конечно кизлярский коньяк с осетром аргумент убийственный. Поехали.
Когда коньяка канистра, да хорошая компания, да шашлык из осетра, время имеет свойство терять актуальность, и за пять минут пролетает час, а то и больше. Даже малопьющий замполит попал в этот временной капкан. Вечер и команда «Стоп колёса", были для нас неожиданностью. Ехать категорически нельзя, накроют свои, если не чужие. Командир у нас мужик понимающий, байку про два проколотых колеса выслушал спокойно. Тем более, что из канистры для него отлили, о чём Славка ему, конечно, сказал.
-Утром жду, аккуратнее там. - Ну золото не командир.
Несмотря на трудную ночь, пить с СОБРами не шутка, с утра собрались, даже относительно здоровы. И тут Славке пришла идея выделить нам сопровождение. На всякий пожарный. Мы отнекивались.
- Да брось ты, белый день, спокойно давно, доедем без проблем.
- Я решил, всё. - Хрен с ним поспоришь.
В сопровождении на"буханке"два Малыша, мы так и не научились их различать. Мы сзади на "Урале". Фугас рванул, не доезжая станицы Толстой Юрт. Взрыв был конкретный, наш"Урал"откинуло на метр, Вовка выбил головой боковое стекло и повис на двери. Мне показалось, что мозги вылетели из ушей, а в пустой голове со страшной силой лупит колокол. Инстинкт заставил открыть дверь, вытолкнуть замполита и упасть вниз. Пятеро наших бойцов залегли за колёсами, приготовились. Всё плыло, колокол лупил, упала темень. Очнулся я в медпункте отряда, док перевязывал замполитовскую голову, я лежал на кушетке. Колокол в голове больше не бил, да и вообще была полная тишина. Слух вернулся через пару дней, сначала, с одной стороны, потом полностью.
А СОБРовская"буханка"сгорела, и в ней Малыш Андрюха. Саня вылетел вместе с дверью, полгода в госпитале и пенсион по инвалидности. Я встретил его лет через десять, случайно, на набережной. Если-бы не сказали кто это, ни за что бы не узнал. От Малыша осталась половина. И он больше не улыбался.
Солдатик Сашка
Сашка был именно Солдатик, другого имени ему просто невозможно было придумать. Встреча с ним произошла весной девяносто седьмого, в Дагестане, на одном из блокпостов.
Наш сводный, состоящий из четырёх офицеров и двадцати бойцов, дислоцировался у села Кумли, в Ногайских степях. К тому времени все подразделения были выведены из Чечни и расположены по административной границе. Смысла наших блокпостов я не пойму до сих пор, но начальству виднее. Командир отряда в командировке впервые, поэтому к выполнению поставленных задач подошёл с энтузиазмом и по серьёзному. Первые три дня мы укрепляли обороноспособность нашего объекта. Окопы в полный профиль и ходы сообщений в сыпучих песках, это что-то, но приказы не обсуждаются, раз надо, значит надо. Сам командир принимал непосредственное участие, целыми днями мотался по окрестностям на УАЗике, с целью добыть хоть какой-то стройматериал в виде досок, палок, кусков фанеры или железа. Служба была поставлена конечно тоже на высшем уровне. Все бойцы, несмотря на жару, стояли на постах, согласно боевому распорядку, в полном обмундировании, в касках и брониках. Моя задача, как зама по воспитательной работе, была вдохновлять личный состав на трудовые и ратные свершения, личным примером в том числе. Единственной отдушиной были вечерние поездки в столицу, село Терекли Мектеб, с докладами в штаб и на планёрки. Вот тут и пришла мне в голову замечательная идея, которая сделала командировку просто отпуском. Вечером я завёл с командиром разговор:
-Послушай, Иваныч, зачем нам водила. У меня водительского стажа пятнадцать лет, УАЗик вожу лучше, чем этот пацан. Давай освободим единицу, для несения службы, сам видишь не хватает народа.
На удивление Иваныч идею мою поддержал и согласился сразу. Никаких нарушений инструкций в этом он не усмотрел. Переложив часть своих обязанностей на дока, часть на зампотыла, я с удовольствием стал водителем. Проведение политинформаций о текущем политическом моменте, а также подготовка приказов о присвоении очередных званий бойцам конечно остались на мне, но это сущие мелочи. Главное свобода и мобильность, а не замкнутое пространство блока.
Одной из ближайших задач, поставленных штабом, была-обеспечение взаимодействия с соседями. Это подразумевало навестить соседние блокпосты, с целью познакомиться, поболтать, договорится о секретных сигналах, ну и всё отсюда вытекающее. Отличная задача, к выполнению которой мы и приступили. В силу объективных обстоятельств, надо-же ещё домой добраться, посетить более одного соседа в день удавалось редко. Владимирский ОМОН, Питерский сводный, новосибирцы. С кем-то встречались ранее лично, с кем-то просто стояли по соседству, да мало-ли поводов накатить по соточке. Посещение блокпоста, где стояла рота ВВэшников, мы оставили напоследок. Вот там и произошла наша встреча с Солдатиком.
Подъехав к блокпосту мы увидели закрытый шлагбаум, и ни одной живой души. Сигналить я не стал, мы с командиром вышли из машины и огляделись. Сверху, с бетонных блоков, доносился монотонный, тупой стук. Отступив на пару шагов, для лучшего понимания и видимости, увидели мы солдатика, который сидел на блоке, в одних трусах, и камнем бил по своему камуфляжу. На нас солдатик не обращал ни малейшего внимания. На его согнутой, худючей спине проглядывался каждый позвонок. Пару минут понаблюдав, и так и не поняв происходящего, Иваныч вежливо спросил:
-Чем занимаешься, сынок? -Сынок ухом не повёл. Тогда Иваныч спросил погромче,
-Что делаешь солдатик? - На солдатика сынок среагировал, но ответил, не оборачиваясь:
-Не видишь? Вшей бью. - Ответ похоже шокировал моего командира. Про вшей он видимо только в книжках читал. Его даже не задело, что сидящий сверху боец не обратил внимания на двух офицеров, один из которых аж подполковник. Командир, глядя на меня пробормотал:
-Я не понял, вшей?
-Вшей, вшей, - подтвердил я, и обратился к солдатику, - а стираться не пробовал.
Солдатик, всё также не оборачиваясь:
-А ты мне мыла дал?
-Командира свистни.
Солдатик, не отрываясь от своего важного дела, крикнул кому-то в глубь блокпоста. Мы прождали минут десять, пока командир соизволил к нам выйти. Такого колорита я не встречал давно, а Иваныч похоже потерял дар речи. Перед нами предстал джигит, горец, абрек, в надвинутой на глаза папахе, с кинжалом на портупее и при этом в форме старшего лейтенанта, с медалью «За отвагу".
-Старший лейтенант Алиев, - представился абрек, - Сагид.
Пока мой командир не пришёл в себя, я кратенько обрисовал Сагиду цель нашего прибытия, и кивнув на верх спросил:
-Что это у тебя бойцы такие дохлые, да и завшивели?
-Так снабжения никакого, ничего не допросишься. Мыла месяца два уже нету, с продуктами тоже плохо. Машина сломанная, никуда не выезжаю. Батальон под Кизляром, как добраться. Спасибо местные помогают, сельсовет, бригадир. Продуктов подкидывают.
На обратном пути мы с командиром договорились помочь, чем можем, ВВэшникам. Наше снабжение было куда лучше. В первую очередь собрали ящик мыла, пару ящиков тушёнки, кое-что ещё из продуктов, и в тот-же день отвезли. Сагид поблагодарил, выпили «чайку", и я вспомнил про солдатика:
-Слушай Сагид, а где боец, который на посту был, когда мы подъехали?
-А, Солдатик, - оказывается его все так звали, - хороший боец, Грозный со мной прошёл, представлен был, - Сагид показал на медаль, - но что-то не получил, затерялось где-то. Позвать?
-Позови, у меня ему отдельный подарок.
Тот появился сразу. Когда я увидел его в форме, понял, почему Солдатик. Маленький, щуплый, на вид лет пятнадцати, не больше. Ну прямо-сын полка. И он прошёл Грозный? Да...
-Куришь?
-Курю. - Я протянул ему блок "Тройки" привезённой из дома и два куска мыла.
-Постирайся, домой-то скоро?
-В мае, надеюсь, - Солдатик взглянул на Сагида.
-В мае, в мае-подтвердил Сагид.
-Сам-то от куда?
-Тверской.
-Надо-же, земляк, у меня там бабушка, я вырос в Тверской, тогда Калининская была, Красный Холм.
-А я Бежецкий, соседи. - Солдатик впервые улыбнулся.
В дальнейшем мы ещё несколько раз бывали у ВВшников, и я всегда что-нибудь привозил для Саньки Солдатика. В мае Солдатик дембельнулся.
В то время я ещё не знал, что всего через каких-то три года, мой старший станет таким-же солдатиком, и окажется в тех-же краях. Но где-то на подсознании, мысль об этом засела в моей голове.
Удачи вам в мирной жизни, всем Солдатикам, всем прошедшим через это.
Предыдущая часть:
Продолжение:
