Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
В дорогу Маша собрала нам кулёк пирожков и всучила старый китайский термос с яркими птицами на боках и помятой алюминиевой крышкой-стаканчиком на резьбе, полный горячего чая:
— Возвращать не надо! Это подарок тебе от меня. Пусть всегда в машине будет и обо мне напоминает!
Потом была трудная дорога по Тенькинской трассе. Восемьсот километров по горным серпантинам, с перевала на перевал, по узкой грунтовой дороге, где обочины усеяны пустыми ржавыми бочками из-под топлива и негодными скатами от грузовиков. За десятилетия их тут накопилось, наверное, сотни тысяч тонн. А у подножия перевалов покоятся останки десятков автомобилей, сорвавшихся в пропасть. Это только те, которые не было возможности эвакуировать. Почти за каждым остовом — чья-то жизнь. Иногда не одна. Скорбная примета адской колымской трассы. Одному Богу известно, сколько жизней она взяла при её строительстве, и сколько ещё потом. У нас говорят: «Кто по Теньке не ездил, тот Колымы не видел».
Останавливались, чтоб охладить мотор, только дважды. На вершинах перевалов Лошкалах и Гаврюшка. Самые затяжные подъёмы длиной до двадцати километров непрерывного карабканья по «зюобразной» дороге даже в холодную погоду не дают шансов не перегреться двигателю. Тем более, если он воздушного охлаждения, как на «Запорожце».
Но ещё до рассвета мы въезжаем в Сусуман. Оба устали и изнервничались. Брат впервые в жизни проделал такой дальний и сложный путь за рулём.
— Сейчас Кыргыну разбудим и заставим нас кормить.
— Кого?
– Кыргыну. Кыргына же по-якутски — светлая. Не знал? Так вот, я всех Светок зову Кыргынами.
— Твоя не обижается?
— Бх-х-а! Обижалку быстро оторву и собакам выброшу.
— Береги её. Она у тебя замечательная.
— Знаю. Других не держим!
Лёха разбудил меня после обеда. Он уже съездил на работу и вернулся пораньше, благо в пятницу бывает такая возможность. И мы отправляемся в ГАИ ставить машину на учёт. Прикрутили новенькие белые таблички номерных знаков, на которых чёрным было написано 19-09 МАБ. А потом мчимся к аэропорту, в Лёхин гараж, где у него всегда стоит бочка с солёной горбушей, а под потолком развешены гирлянды вяленого хариуса. Взяли пару тушек лосося и по пути домой зашли в гастроном, чтобы купить чего-нибудь на ужин.
— Мясо не берём. Дома полная морозилка оленины, и разморожено килограмма два.
— Лёш. Давай креветок возьмём?
— Давай. Только посмотрим, чтоб не стухшие были.
Продавщица корчит недовольную мину, услышав просьбу извлечь из холодильной витрины овальный эмалированный тазик с тихоокеанскими креветками, но всё же достаёт. Всем своим видом демонстрирует презрение и наблюдает, как Лёха нюхает и щупает креветок. Оценив качество товара, он удовлетворённо кивает головой и просит завернуть килограмма два.
Продавщица оживляется и уже с улыбкой бежит за алюминиевым совком и полиэтиленовым пакетом. Креветки и вправду шикарные. Крупные, размером с приличного рака, и пахнут морем. Не часто можно попасть на свеженькие морепродукты вдали от побережья. Поэтому продавцы всегда рады поскорее избавиться от «скоропорта».
Кроме Светланы, в квартире уже есть гости — лучшие друзья. Такая же молодая семейная пара, которая так же, как и Алексей с Кыргыной, ждут по осени первенца. До позднего вечера едим оленину, тушёную в пиве, и креветок, сваренных в густом соляном рассоле, который от обилия укропа и лаврового листа в нём принял цвет крепко заваренного чая.
— Надо было три кэгэ брать, — крякает недовольно брат, когда креветки заканчиваются.
— Куда тебе больше? Лопнешь! Ложитесь спать. С утра тебе ещё Андрюшку в Кадыкчан везти! — возражает Света.
— Ладно, шучу! Спасибо за изумительный ужин, Светоч ты мой ясный!
— Не подлизывайся!
— Ну, ты уж чересчур!
— Да ла-а-адна…
Гости в очередной раз пожелали, чтоб машина «бегала» быстро и долго, откланялись и отправились восвояси. А мы, уставшие, но довольные, завалились спать. И неизвестно ещё, кто больше рад был покупке, я или Лёшка со Светой.