Димонина думка
Дмитрий Захаров вступил в партизанский отряд в возрасте четырнадцати лет. Пришёл не пустыми руками. Огрев поленом пьяного немецкого мотоциклиста по голове, он забрал его автомат и магазины с патронами, две тасканки с гранатами спрятал в лесу. Сдать оружие у мальчишки не потребовали, считалось, что оно добыто в бою. Многие партизаны с завистью посматривали на вооружение совсем ещё юного бойца. К боевой работе Дмитрия не допускали, он помогал на кухне, медсёстрам, да и вообще всем, кому нужна была пара рабочих рук.
Августовским вечером, к сидящему возле сосны Дмитрию, подошёл командир отряда.
- Нам давно уже поговорить надо было, - сказал он, но Дмитрий как будто его не слышал.
- Что? – переспросил он, через долгую паузу.
- Отца, говорю, я твоего знал. Хороший плотник был.
Отца Дмитрия и ещё троих селян расстреляли полицаи. Просто так, другим в науку.
- Тебя ещё малого помню, он тебя Димоней называл.
- Было такое, - согласился Дмитрий.
- Чего задумался?
- А вот, товарищ командир, думка у меня есть. Хочу всех полицаев из Сорокино одним махом извести!
- Эка сказал! Осторожные они очень, из села не выгонишь.
- Я знаю как.
- Расскажи.
В десяти километрах от села, окружённый с трёх сторон болотом, был участок сухой земли. Люди туда не ходили, а зачем? Грибов и ягод нет, чего там делать! Прижились на той земле лисы, нор было десятка с два, селяне прозвали это место Лисьим мысом. Дмитрий предложил построить на бугре несколько шалашей, а уж он найдёт возможность, чтобы полицаи узнали, что там партизаны укрывают своих раненых. Командир отряда план Дмитрия одобрил. Место для засады действительно было хорошим.
Через два дня на солнечной стороне бугра, стояли шалаши. Поздним вечером Дмитрий пошёл в село. Про вторую часть его плана командир не спрашивал, а Дмитрий смолчал, боялся, что запретят. Он шёл по лесу открыто, ломая сухие сучья, не хватало только песни. Возле оврага, когда до села оставалось всего ничего, на него накинулись двое мужчин. Дмитрий сопротивлялся недолго.
В избе старосты связанного Дмитрия усадили на табурет.
- Куда шёл? – спросил полицай с перевязанным правым глазом.
- В село.
- И чего тебе здесь надо?
- Живу я тут.
- Местный он, - раздался голос от входной двери, - только давно не показывался.
- Партизан?
- Партизан! – гордо ответил Дмитрий.
Дмитрия били долго и сильно. Сначала никаких вопросов не задавали. Немецкий офицер смотрел на истязания мальчика, положив ногу на ногу, на его лице было полное равнодушие.
- Хватит! - Дмитрий выплюнул выбитый зуб, - я многого не знаю.
- Говори, что знаешь, - одноглазый полицай замахнулся палкой.
- На Лисьем мысу госпиталь, там партизаны раненых спрятали.
- Сколько там человек?
- Не знаю.
- Охрана, какая?
- Десяток стариков с охотничьими ружьями.
- Ну что, братка, - одноглазый повернулся к другому полицаю, - есть возможность отличиться.
Немцу перевели слова Дмитрия, тот остался доволен.
- С мальчишкой что делать? – спросил «братка».
- Повесь его, он нам больше не нужен.
Дмитрия вытащили на улицу, особо к нему никто не присматривался, а зря! На лице мальчика была едва заметная улыбка.
Рано утром девятнадцать полицаев и около тридцати немецких солдат подошли к Лисьему мысу. Немецкий офицер рассмотрел в бинокль шалаши, возле двух из них дымились костры. Подняв руку, немец дал сигнал к наступлению. Едва полицаи и солдаты перешли ручей, как шалаши разрушились, из них по врагу ударил винтовочный залп. Первым обстановку понял одноглазый полицай.
- Засада! – закричал он, но его слова утонули в грохоте выстрелов и разрывов гранат.
Зажатые с трёх сторон, полицаи метались как крысы по амбару. Некоторые решили спастись вплавь, но болото не отпустило свою добычу.
Ночью несколько смельчаков вынули тело Дмитрия из петли и доставили в отряд. Паренька похоронили со всеми воинскими почестями.
"...Боязно..."
Боровских Лидия Петровна, медсестра.
«Лида только вчера прибыла на фронт. Помогая скручивать бинты в рулоны, она спросила тётю Клаву, которая была старше неё лет на пять.
- Тёть Клав, а боязно за бойцами ползать?
- А кому не страшно? Разве только дураку! Ты главное в панику не впадай, а то всякое бывает. Думай наперёд. Нет выхода, найди укрытие, схоронись.
- Всё равно страшно.
- Ещё как! Ничего, троих вынесешь, перестанешь бояться. Заканчивай, спать пора.
Лида проползла уже метров двадцать, а живых не было. Несколько пуль впились в землю совсем рядом с ней. Возле бугорка она заметила бойца, он пытался спуститься в воронку.
- Куда ранен? – спросила Лида.
- Всё равно не поможешь. Сейчас немец в атаку пойдёт, - ответил боец.
Миномётная мина разорвалась совсем близко, Лида стряхнула с головы песок.
- Чего лежишь?! Бери у фрица гранаты! – боец пытался раненой рукой вставить в винтовку обойму с патронами.
- Я не умею!
- Дело не хитрое. Колпачок крути, дёргай и бросай.
Восемь немецких солдат осторожно вышли из-за кустов. Почти половина из них упали после первой гранаты брошенной Лидой, ещё троих убил боец.
- А у нас неплохо получается! Кидай ещё!
Немецкий офицер не сразу увидел в высокой траве брошенную медсестрой гранату. Когда вечером красноармейцы выбили врага с высоты, обнаружили бойца и Лиду, их немцы добили штыками».
Говорова Светлана Петровна, медсестра.
«Крови, а может даже и самой смерти, Светлана не боялась. Окончив курсы медсестёр, работала в госпитале, потом попросилась на фронт. Возле Богом забытой деревни состоялся бой. Несколько раз красноармейцы поднимались в атаку, но каждый раз враг отбрасывал бойцов назад. Ночью пришла похоронная команда, Светлана попросилась с ними. У оврага они обнаружили двоих раненых бойцов, один едва мог говорить.
- Останься с ними, дальше опасно, - приказал сержант с белыми как снег усами.
Только начав перевязку раненых, Светлана почувствовала, удар в грудь. Упав лицом в мокрую землю, потеряла сознание.
Очнувшись в землянке санвзвода, Светлана потрогала повязку. «Туго затянули, дышать трудно!» - подумала она.
- Кто меня перевязывал? – спросила Светлана санитарку, которая обтирала раненого.
- Кого нашла, те и перевязали, - ответила женщина.
- Так они что? Меня видели?!
- Видели. Благодаря им жива осталась. Лежи тихо, без тебя хлопот хватает».
Телегин Мирон Александрович, санинструктор.
«Возле прошлогоднего стога сена сидели трое, тот, что справа смачно дымил самокруткой.
- Угостил бы табачком, - попросил красноармеец с санитарной сумкой, он был в середине.
- Учишь вас молодёжь, учишь, а вы как будто не слышите. Я у тебя давеча глоток спирта попросил, а ты чего: «Казённый! Не для того выдали!». Так и махорка у меня казённая. Вот ты, Мирон, человек учёный, медицина, а знать не знаешь, что курить вредно, - обладатель курева выдохнул едкий дым.
- Держи, у Захара зимой снега не выпросишь, - сосед слева протянул Мирону свой кисет, тот закурил.
Прошло две недели, Захар очнулся в землянке, медсестра заканчивала перевязку его правой ноги.
- Это ж как я сюда попал? Как обухом по голове дали, ничего не помню.
- Ранило тебя, голубчик, Мирон с поля боя вынес.
- Где он?
- Где-то тут был, кроме тебя другие есть.
- Мирон, - Захар позвал проходящего мимо санинструктора, - возьми мою махорку. Спасибо тебе.
- Бросил я курить. Говорят, вредно это!».
Коростылева Таисия Петровна, старшая медсестра.
«За четыре дня Таисия Петровна спала от силы часов пять. Шли тяжёлые бои, раненых было так много, что здание сельской школы не могло всех вместить. Возле лежащего на полу в коридоре бойца она остановилась, ей показалось, что он в бреду шепчет знакомую ей фамилию.
- Откуда привезли? – спросила Таисия Петровна санитарку.
- Ночью доставили, танкист. Худо ему, обгорел сильно.
- Зоя, Зоя Томилина, кто тебе? – Таисия наклонилась к раннему, забинтованному с головы до пят.
- Мама! – едва смог сказать танкист.
Таисия Петровна села, где стояла. Зоя Томилина была её родной сестрой, а значит, перед ней лежит Паша, племянник.
- Как же так, Паша?!
- Так вышло. Экипаж мой где?
- Не знаю.
- Узнайте, пожалуйста.
Утром за школой похоронили танкиста и ещё пятерых умерших за ночь».
Азимова Елгуль Нурлыбековна, санинструктор.
«Рано утром Елгуль прошлась по траншее, раздала бойцам перевязочные пакеты. Возле расчёта ПТР села прямо на землю.
- Устала, красавица? – спросил кто-то.
- Устала, - согласилась Елгуль.
- Посиди, отдохни.
Подошёл командир взвода лейтенант Егоров.
- Ты за нами не торопись, выжди маленько.
- Маленько – это сколько? – Елгуль плохо понимала русский язык.
- А как там, - Егоров указал в сторону немецких позиций, - стихнет, тогда иди. Хорошо?
- Хорошо.
Елгуль уже вынесла пятерых раненых, сил больше не было. Она пыталась подняться, хватаясь за стенки траншеи, но ноги не слушались.
- Сиди, не ходи больше. Я бойцов отправлю, - Егоров протянул фляжку, - чуток можно.
Спирт обжог губы девушки, но она не смогла сделать даже маленького глотка.
- Сейчас помогу.
Набрав в рот добрую порцию спиртного, лейтенант Егоров прикоснулся к губам девушки. Елгуль проглотила, запила спирт водой.
- Спи, - Егоров помог ей устроиться на ящиках, кто-то протянул шинель.
После окончания войны Азимова Елгуль и Дмитрий Егоров поженились».
Забытый пост
Полк вышел к реке, мост через неё был разрушен, но из-за мелководья противник мог форсировать водную преграду в любом месте.
- Отправь двоих. Метров на пятьсот. Пусть наблюдают, – отдал приказ командир роты.
Взводный крикнул:
- Коротков, Дзилихов!
Два бойца поправили на плечах ремни винтовок.
- Возле той берёзы лягте, крутите головой во все стороны! – взводный указал на дерево, которое вот-вот должно было упасть.
Коротков был в армии больше года, срочную служил. Дзилихов из последнего перед войной призыва.
- Место под берёзой мне не нравиться, – Коротков указал на ель, - там нам хорошо будет.
Бойцы подлезли под низко висящие ветки. Наломали лапника, вышла хорошая подстилка.
Ночь прошла в тишине. Утром раздался гул разрывов снарядов или ещё чего там. Со стороны советских позиций не было даже выстрела.
- Ушли? – спросил Дзилихов.
- Кто его знает. Нам приказа отходить не было. Смотри!
Со стороны реки показались немецкие солдаты. Враг шёл не боясь, доносились звуки губной гармошки.
- С музыкой идут! – сплюнув, выругался Коротков.
- А давай им праздник испортим? – предложил Дзилихов, приготовив к бою свою винтовку.
- Это мы мигом! – Коротков прицелился в офицера.
Упали две мины, одна из них разбросала немецких солдат совсем рядом с бойцами.
- Пулемёт! – крикнул Дзилихов, и пополз в сторону немцев.
- Куда?! – Коротков попытался остановить товарища, схватив его за ботинок.
Дзилихов вернулся с немецким пулемётом и двумя ящиками с патронами.
- Справишься? – недоверчиво спросил Коротков.
- Справлюсь, - казалось, что Дзилихов обиделся на слова товарища.
Немецкие солдаты поднялись, от реки пришло ещё десятка три.
- К кустам подойдут, я им покажу, кто здесь хозяин! – Дзилихов прижал приклад пулемёта к плечу.
Длинная очередь свалила пятерых, остальные залегли. Чуть позже двое солдат попытались встать, но Дзилихов навсегда уложил их на землю.
- Ай, молодца! – похвалил Коротков товарища, перезарядив винтовку.
Немецкий офицер приподнял голову, Коротков только этого и ждал. Прозвучал выстрел, немец затих.
- Близко не подпускай, гранатами закидают! - кричал Коротков.
- Понимаю! – отвечал Дзилихов, стреляя короткими очередями.
Немецкие солдаты окружили красноармейцев, между бойцами упали гранаты, Коротков посмотрел на товарища, тот улыбался.
В сентябре 1988 года поисковый отряд нашёл останки двух бойцов. Кроме винтовок, при них был немецкий пулемёт и два пустых ящика из-под патронов. На поле обнаружили немецкие нагрудные знаки, покореженную пулей офицерскую кокарду.