Концерты Паганини становились настоящим событием. Еще ни одному ныне живущему скрипачу не удавалось превзойти в мастерстве «Южного колдуна». Музыкант с легкостью мог заменить целый оркестр: со сцены вдруг начинали играть духовые инструменты, хотя в ее центре стоял всего один человек; звучали партии на два, три, четыре голоса; по залу, подобно искрам, разлетались запальчивые пассажи. Паганини будто бы не просто сливался с инструментом – он и был им, полностью растворялся в той музыке, которая могла то отрывисто, резво выскакивать из-под смычка, то набегать плавной волной. Особенно впечатлительные буквально теряли сознание от такой искусной игры.
Паганини уже закончил свое выступление, откланялся, но удалиться из зала не спешил: обычно после окончания концерта музыкант общался с публикой. Тем более, что сегодня он определенно выиграл пари. Накануне скрипач поспорил, что сможет сыграть произведение всего на двух струнах. Казалось бы, зачем, если придумали четыре, но это же хорошая проверка умений. Паганини любил вызовы, а особенно – раз за разом показывать самому себе, что он способен подняться на уровень выше, выжать из инструмента больше, чем позволяли себе другие. Финальным произведением, которое он и исполнил на двух струнах, стал «Дуэт двух влюбленных». Слушатели были покорены.
Тянулись руки, раздавались восхищенные возгласы, речитатив слов похвалы. Паганини благодарно кивал, отвечал, принимая свою роль народного любимца. Но чем дольше тянулись минуты, а затем и часы, тем сильнее хотелось наконец выйти из душного зала, наполнить легкие вечерним воздухом, который едва успел остыть после солнечного дня.
– Маэстро, вы совершенно невыносимы!
Паганини у дверей настигла поклонница. Судя по лицу, совсем молодая, но очень смелая. Скрипач обернулся на нее, отметив только расцветающую привлекательность девушки, вскинул брови в притворном удивлении и спросил:
– Чем же я вас успел обидеть?
– Не меня, а других музыкантов, – ответила поклонница, звонко засмеявшись, – вы совершенно не оставляете им шанса превзойти вас. Пожалуй, это мог бы сделать только тот, кто сыграет произведение на одной струне. Что просто непостижимо!
Паганини, следуя по затихающим улицам домой, раздумывал над услышанным. Публика всегда требовала зрелищ, поэтому свои выступления скрипач продумывал до мельчайших деталей. Каждый его концерт был прямым свидетельством, что скрипка может все. Поэтому слова поклонницы плотно засели в голове: в действительности, возможно ли сыграть целое произведение всего на одной струне? Сколько мастерства и силы понадобится? Но Паганини не сомневался, что сделает это.
Через несколько недель запланирован еще один концерт. Что ж, времени еще полно.
Скрипач начал работать в ту же ночь, как вернулся: как говорят, ради искусства приходится идти на жертвы. Но Паганини и не считал такие мелочи потерями. Для него музыка была самой жизнью и полностью заменяла ту, что привыкли представлять себе большинство людей. Беря в руки инструмент, он чувствовал себя полноценнее любого человека на земле.
Усилия не прошли даром. Как раз ко дню рождения французского императора Паганини написал сонату «Наполеон», которую полностью – от первого до последнего такта – сыграл на одной струне. Зал захлебывался в восхищении. Многочисленные слушатели соединялись в единое пестрое море, и скрипач, скользя по нему глазами, гадал, есть ли здесь та поклонница, которая, сама наверняка не предполагая, толкнула на эксперимент и открыла глаза на новое.