– По твоей логике, поцелуй равен свадьбе? Ну, так моя мать с твоим отцом развлекались долгие годы у меня под носом, что ж они всё без колец-то ходят, а? Мой бывший папаша – как, впрочем, и я – перепортил тысячу баб, а до сих пор ни он, ни я не подписали ни один документ о браке. А сколько бы пришлось разводиться! Статистика по разводам только в одном моём случае сразу бы запятнала лицо государства, и было бы ой как неловко перед всей благонравной планетой. Так что, моя драгоценная...
– Но зачем целоваться, если нет серьёзных намерений? – хлопала глазами бедняжка.
– Потому что это приятно.
– Что? – Белла, действительно, походила сейчас на старую деву, о которой вдруг вспомнил Амур и которая ничего, кроме жалости, не вызывала.
– Я проводил с тобой время, фройляйн Шнаакер, как прежде проводил его с другими – и как буду проводить с кем-то ещё. Чего и тебе желаю. Это лучше, чем ходить с тем постным лицом, которое так часто у тебя бывает от чрезмерного усердия в работе. Целоваться я тебя научил, так что вперёд!
Самое время удрать, пока не начались слёзы и сопли.
– Но я хочу быть с тобой! – крикнула девушка ему в спину.
– Это невзаимно, Белла Шнаакер. Мне нужны были только те десять поцелуев, которые ты мне задолжала за величайшую из тайн. Вот и всё.
Она побледнела.
Как же она была мила сегодня! Но из двоих один обязательно должен рассуждать здраво. Ни одна из тех, кого Эрвин покинул, не наложила на себя руки, не пришла ныть под его дверями – ничего такого. И эта тоже переживёт. Ещё не хватало будущему дипломату жениться на иностранке! Жирный крест тогда на манящей карьере. А как же другие, непознанные, женщины где-то там, за ближайшим поворотом?
И что все они лезут поперёк его судьбы? То папаша несуразный, то мамаша с фашистскими связями, то воспитатель с двойственной натурой! Этот-то, ладно, умрёт ещё до того, как Эрвин институт окончит... Так теперь свалилась на голову влюблённая фройляйн, которую он без году неделя знает!
Жаль, что из-за её бюргерского воспитания он при всём отчаянном желании не имел возможности склонить её к соитию. При ближайшем рассмотрении, особенно в Рёдельбаре, выяснилось, говоря откровенно, что у Беллы было за что подержаться, но Эрвин понимал, что волю рукам давать в её случае бессмысленно. Она из тех, с кем надо долго играть в любовь, прежде чем взять своё. А продолжительные игры вызывали у Эрвина только зевоту. Он не привык к ним.
– Белла, у тебя всё хорошо?
Ленинградцы давно ушли в гостиницу, автобус уехал. Чего ей надо? Девушка сразу узнала голос. Бесстыжая тётка, укравшая её отца. Безмозглая девка, родившая от эсэсовца. Её выродок взял от родителей самое худшее: отсутствие стыда, совести и чести. Это она. Во всём виновата Наталья Пегова. Она вообще не имела права выжить. Почему за всю войну её не поймали и не распяли, не изуродовали, не надругались самым позорным образом?! Наталья достойна этого. Она воспитала бессердечное отродье.
Она за это поплатится.
Белла подняла голову и расправила плечи, придавленные рухнувшей на них плитой страданий, и посмотрела на нежноголосую вопрошательницу с такой злобой, что та вздрогнула и молча отступила.
Наталья за всё поплатится. Если бы она подохла при родах вместе со своим беспутным плодом, отец бы вернулся домой. И ни она, ни её детёныш не принесли бы миру новое зло. За всё нужно платить, драгоценные.
Надо же, она выражается, как этот беспутный плод. Белла усмехнулась. Тоже как он. Неужели и она способна на жестокость? Но должен ведь кто-то прервать этот замкнутый круг. Почему же не Белла?
И она опять усмехнулась. Она всех этих прелюбодеев уничтожит.
***
Кто знает, была ли она права, думая так. Если бы она всего через пару часов увидела, как плачет в тихом уголке больничного парка её мать, и узнала, от чего та льёт слёзы, то только утвердилась бы в своём решении.
Линда забыла, когда плакала в последний раз. Поводов особенных не было уже лет двадцать, а все божьи испытания после того, как ушёл муж, она выдерживала стойко и без нытья. Линда, действительно, думала, что он умер. Разве могло случиться иначе с человеком, который так жестоко с ней обошёлся? Она долгие годы проклинала его, а проклятия, говорят, только ускоряют кончину.
В потайном сундучке, который Линда скрывала от дочери, хранились старые фотографии. На многих запечатлелся Эрвин. Время от времени она наслаждалась, пересматривая их. Теперь она, конечно, вспомнила снимок, который в сорок втором году муж прислал с фронта: на нём ему на плечо положил руку его капитан. Именно об этом человеке упоминала в разговоре с Эрвином та красавица-русская.
Конечно, она, Линда, должна узнать все тайны. И разговор, которого она ждала всё своё долгое, благоразумное одиночество, был не за горами. Так она думала.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZfSPtBBvqylDQZsi?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link