Молиться на неё надо, как на икону. О чём бы я писал, если б не мои контры с нею? Смешно немного, что она и не подозревает о существовании такой Моськи, что лает на Слона. Буду называть её местоимением, чтоб не мусолить имя.
«Если все передвижническое искусство, в котором даже «пейзаж должен быть портрет», можно назвать нарративным, то Николай Ге в этом ряду король и бог. В этом, собственно, причина того, что так трудно сегодня смотреть его картины в большом количестве – они написаны не столько для смотрения, сколько для объяснения» (http://loveread.me/read_book.php?id=100990&p=61).
Антисоветчицей написано в 2011 году. Рождение в России белоленточного движения, предчувствующего какое-то возвращение страны к социализму, что сегодня, 13 лет спустя, очевидно.
И ведь фраза верна – для поддержания прокапиталистического духа: для меня капитализм – в моральном плане – это («для смотрения») превалирование духовного низа. И обратно: объяснение живописи не с («для смотрения») точки зрения – это таки нечто ругательно-высокое. Теперь это особенно акцентируется, капитализмом же: как что высокое – так это – ругать. Передвижники плакали о несчастном народе – это довольно высокое нечто. Ну так ругать.
Я тоже теперь передвижников ругаю, но мне можно: я ж их считаю представителями прикладного искусства, т.е. рождённого замыслом сознания. Оно художнику велит всплакнуть о народе – сказано – сделано. И всё – ясно должно быть.
Заметила Она: «любитель суховатого и назидательного Поля Делароша [Ге] положил все эти свои увлечения на алтарь «идейного» искусства» (Там же).
Чувствуете, как и Деларошу досталось за идейность.
Я и подумал: может, никакой он не академист иногда? Может, иногда простой реалист, - простой – в смысле – не гнушается и социальную нехорошесть узреть. Нет. Это не настоящий реализм, которые узревает то, что никто ещё не чует, кроме одного. Это – простой, в смысле – типичность есть.
Вот «недавно» была во Франции так называемая революция 1830 года. Никакой смены собственности практически не произошло. Просто легче стало проникать мещанам во дворянство. Буржуазии – в аристократы. С обеих сторон никакого теперь противодействия нет. А что поубито на баррикадах сколько-то горожан, бедных мещан и рабочих? – Ну жалко. Даже очень жалко! За что боролись?..
И Деларош пишет бьющую на жалость картину.
Это из английской истории. Давней. Но хочется думать, что французам и через 300 лет известной. В Англии дело шло к окончанию войны Реформации с Контрреформацией, протестантов с католиками. Осталось только, чтоб на трон села католичка Мария, которая была за мир и терпимость к иноверцам. А протестанты ещё дрыгались. Происками усадили на трон протестантку Джейн Грэй, внучку какого-то короля Англии в прошлом. Но через 9 дней её Мария с трона сбросила, суд Джейн осудил за измену родине, и Джейн и мужа казнили. Джейн – совсем безвинную и почти ребёнка – ей было 17 лет. – Аналог несмышлённых рабочих в Париже 1830.
Всё, в общем, почти понятно и без этой исторической справки. Все бедную девушку на картине жалеют. И две прислужницы. И какой-то прохожий. И палач, собственно, тоже.
А что народу надо? – Чтоб было кричаще ясно всё. – Оно так и сделано: и цветовой компоновкой, и истошным психологизмом. Деларош даже нарывался на скандал среди туповатых собратьев по искусству – с театральностью. – Мало, что соответствующие жесты у всех, так справа внизу задранный ковёр намекает, что это театральная постановка. – Его за театральность и ругали не понявшие намёк профессионалы. Подстраивается-де под народ, что без вкуса, которому нужен крик, бьющий по нервам.
С бедностью ничего в революцию 1830 года не было решено. Народу как было плохо, так и осталось. А тут – антиправительственная картина… – Успех у народа оглушительный. За идейность, собственно. О чём искусствоведше жаль писать. – Она и не пишет. Наоборот, скрыто, через «фэ» передвижникам – тихие шпильки ставит Деларошу. Причём им – гораздо язвительнее, чем самому Деларошу. Оно и понятно: он же всё-таки француз, из передовой Франции, а не из отсталой России.
А почему я, тоже считающий передвижников в основном производителями второсортного искусства, идейного, рождённого замыслом сознания, - почему я не присоединяюсь к Ней.
Потому что моя второсортность предполагает принципиальное наличие первосортности, неприкладного искусства, рождённого подсознательным идеалом. А этот подсознательный я хоть и считаю бессловесным, но зато способным быть переведенным на словесный язык тем искусствоведом, который просто признаёт существование подсознательного идеала (проявляющего себя прорывами сквозь цензуру сознания СТРАННОСТЕЙ для времени создания произведения). И всё! Элементарно, Ватсон!
В разбираемой картине странность всё же есть: социальный негативизм, мимо которого не проходил простой реализм (но не академизм). Но сознательно. И потому эта странность недостаточна, чтоб маркировать собою наличие подсознательного идеала у Делароша.
То есть лучшие картины пишут всё-таки «не столько для смотрения, сколько для объяснения», - для объяснения подсознательного идеала автора, если тот у автора есть.
У Делапроша в этой картине – нет, в большинстве его картин (академических, для маркировки гордости буржуазии собою написанных) – тоже. У большинства передвижников – тоже нет.
Но из этого не следует, что неприкладного искусства и вовсе нет.
Правда и то, что на фоне такого безрыбья в середине 19 века незамеченными оказались и те редкие исключения у передвижников, когда там и сям создавалось нечто, вдохновлённое-таки подсознательным идеалом.
13 марта 2024 г.