Творчество Николая Ивановича Фешина (1881, Казань - 1955, Лос-Анжелес) равно принадлежит России и Америке. Он тесно связан со своим родным городом, где окончил Казанскую художественную школу, отсюда уезжал учиться в Императорскую Академию художеств в Санкт-Петербурге в мастерскую И.Е. Репина. В 1909 в Казань Фешин вернулся преподавать, а в 1923 году оставил родину навсегда. Первая выставка Н.И. Фешина в Москве состоялась в 1964. Вторая в 2004-м, когда Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан и московская галерея “Арт-Диваж” представили произведения казанского периода творчества из коллекции музея и частных собраний. Затем в 2012 и 2021 были персоналки в ГТГ - "салонная" и "классичная". В 2024-м в Музее академии Художеств в Петербурге прошла выставка "Возвращение. Николай Фешин и Степан Эрьзя".
Неожиданно для меня самого, главной работой Фешина на этой выставке для меня утвердился "Портрет Вари Адоратской" (1914).
Варвара Владимировна Адоратская (1904-1963) - дочь Владимира и Серафимы Михайловны Адоратских. оставила воспоминания о написании портрета: "Сестра моей матери, Надежда Михайловна Сапожникова, была художницей - ученицей Николая Ивановича Фешина. Она сумела красиво обставить свою мастерскую. Н.И.Фешин не только часто заходил к ней в гости, но, нередко, и сам работал у нее в мастерской. В то время он задумал написать стол, покрытый белой скатертью, с остатками завтраков на нем, а около стола девочку в одной рубашке, которая только что встала с постели и кормит с ложки куклу.
Я очень любила тетю Надю и часто бывала у нее в мастерской. Она предложила Николаю Ивановичу написать с меня портрет. Мне было тогда 9 лет, я была довольно застенчива и дика. Когда тетя Надя сказала мне, что я должна буду позировать в одной рубашке, то я категорически отказалась и сказала, что и куклу я никогда не кормлю с ложки, потому что: «Она ведь есть не может». Помирились на том, что я надену батистовое платье, а кукла будет лежать рядом со мной. Переговоры эти происходили, конечно, без Николая Ивановича.
Было решено, что Николай Иванович будет писать меня у тети Нади в мастерской.
Сперва он посадил меня в плетеное кресло около стола, но потом решил посадить на стол. Мне это очень не нравилось, потому что было очень неудобно и даже больно сидеть – постоянно немели ноги. Но спорить с Николаем Ивановичем было невозможно и приходилось покоряться. Сперва на мне был надет широкий шелковый пояс с синими, желтыми и красными клетками. Но Николая Ивановичу это не понравилось, и он нашел кусок матовой шелковой материи более блеклых тонов и переделал то, что было написано сначала. То же самое он сделал и с платьем куклы-японки, которая лежала рядом со мной. На ней было яркое платье с красными, синими и белыми цветами. По желанию Николая Ивановича на нее надели другое – голубоватое, и он переделал его на картине.
Помню, когда я начала позировать, Николай Иванович сначала нарисовал на холсте рисунок углем, затем стал писать лицо, а все остальное только наметил. Затем, постоянно продолжая работу над лицом, постепенно закончил всю картину. Натюрморт он иногда писал без меня. Он пользовался большой палитрой, у него было много кистей. Положит мазок и отбежит, чтобы посмотреть издали, потом опять возьмет краску на кисть и снова бежит к холсту. Движения у него были порывистые, и работал он с большим темпераментом и увлечением.
Моему отцу, Владимиру Викторовичу Адоратскому, нравилась живопись Фешина, он ставил его ничуть не ниже Серова, но не одобрял того, что очень часто Фешин изображал свои модели в несколько надуманных позах. Точно так же и мой портрет хотя и нравился отцу, но он говорил, что только мое лицо передано верно, а вся обстановка, изображенная на портрете, мне совершенно чужда и не передает моего характера. Мои родители всегда жили скромно, и я была скромной девочкой, а тут, вдруг, посадили меня за стол с остатками роскошного завтрака. Мне кажется, что, действительно, выглядит странно: только шаловливая девчонка могла забраться на стол, а выражение лица у меня совершенно не соответствует этому – оно скорее задумчивое и печальное». (Из архива Николая Фешина в ГМИИ РТ)
Вероятно, “Портрет Вари Адоратской” – самая известная работа Николая Фешина . Число поклонников картины, хор их восторженных (и справедливых) отзывов стал, к сожалению, некоторой помехой для обращения к очень непростому детскому образу. Сразу нужно отметить, что этот холст опрощается и уплощается при репродуцировании, исчезает пронзительность обретенного в картине эмоционального равновесия, гаснет серебристо-серый свет. Характерна точка зрения Е.П. Ключевской, которая видит в композиции намерение снять “сюжетную взаимосвязь модели и окружения, обнажившего красоту и тепло детской души”. А ведь именно сюжетные узелки (лишь наметившие возможную канву) не позволяют отстраненно свидетельствовать живописное торжество. Варя сидит почти на краю небольшого стола (рядом поставлено очевидно пустое кресло) в неудобной позе, напряжение сразу исходит от ее слегка подогнутого колена и ровной “тянутой спинки”. Руки занимаются оранжевым мячиком – плодом, которому нет названия. Фешин подкладывает этот “не персик” во множество своих работ, где он похож то на мандарин, то на хурму, никогда не опрощаясь до внешности апельсина.
Девочка задарена, ей не нужен гостинец в руках, кукла и книжка под боком, она бесчувственно придавила ногой мягкого медвежонка. Голубая детская кружка стоит так далеко, что ей не дотянуться, если не слезть. А чтобы сползти со стола, нужно опереться липкими от сока руками о скатерть. И на белом платьице могут некстати показаться фруктовые помарки. Стол замусорен так изысканно, что любуешься медово-красной кожурой и ультрамариновыми очистками. Девочка подвешена среди опасного окружения, она посажена как на остановленные качели, снизу на скатерти чернеет межа мережки, над головой границу держит багетная рамка. Самое близкое пятно к ее лицу – темная пушистая игрушка, висящая на нитке в руках своей розовой товарки. Высокое окно намекает на подвал, рассеяный свет подразумевает чердак. Во всем – беспокойная заминка, пауза вдоха, эмоции Вареньки непредсказуемы, и вряд ли она рассмеется.
Если считать “Портрет Вари Адоратской” золотой серединой в творчестве Фешина, где “техническое совершенство подчинено… раскрытию глубины образа” (А. Кузнецов), нужно помнить, что цена этого золота была чрезвычайно высока. Сдерживать темперамент виртуоза и правдиво передавать истории нового века – задача сохранения мучительного равновесия, удержания баланса истины и красоты в мире, где уже идет главная война ХХ века. Прежний передвижнический сюжет предъявил свою несостоятельность, изжитость линейного течения рассказа прошедшего столетия. Во время создания этого портрета Фешин совершил выбор художника, теперь он без оглядок будет взращивать и пестовать свой исполнительский талант.