К 75-летию со дня рождения художника Геннадия Степанова
Он родился 4 апреля 1949 года, ушел из жизни 13 декабря 2000-го, в хмурый промозглый день. На памятнике Геннадия Михайловича Степанова — пронзительные слова, написанные в свое время Афанасием Фетом, ставшие эпитафией:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя…
Душа ребенка и вера в людей
Он ушел очень рано, не успев полностью раскрыть масштаб своего художнического таланта, который только расцветал, намечал пути своего дальнейшего движения.
«Я учился рисовать в Красноярской художественной школе имени В.И. Сурикова, — как-то написал о себе Геннадий Степанов. — Ну, а до этого после окончания десятилетки служил в пограничных войсках на Дальнем Востоке, в период конфликта на острове Даманский. Затем окончил филологический факультет Абаканского пединститута. Работал художником-оформителем, художником-графиком в Абаканской торговой рекламе, в редакции газеты «Советская Хакасия». И все это время не расставался ни с карандашом, ни с кистью».
Он был человеком бескорыстным и доверчивым. Свои картины просто дарил родственникам, друзьям. Если Гена и продавал их, то за символическую плату. «Честно говоря, он и не знал, сколько все это может стоить, — рассказала его супруга — прозаик и публицист Лариса Катаева. — Единственная картина — «Сильфы. Утренние сны» — покрыла однажды наши долги, которые имелись на то время».
Его доверие к людям не имело предела. Были случаи, когда его обманывали. В такие минуты он очень переживал, замыкался в себе, удивляясь: как можно быть такими нечестными и непорядочными?!
И все равно, несмотря ни на что, продолжал верить людям. У него была очень светлая душа — душа ребенка.
«Бог в макушку поцеловал»
Может, именно поэтому он непросто сходился с людьми. У него было всего три друга. С одним из них, Василием Щенниковым, он близко сошелся во время работы в Абаканской торговой рекламе. Вместе они трудились над проектами по оформлению города, интерьеров торговых залов, кафе. Как незаурядный художник-оформитель, Геннадий Степанов был замечен администрацией Абакана в восьмидесятых годах прошлого века, и ему была предложена вакантная должность главного архитектора города… Но он отказался, сославшись на то, что не имеет архитектурного образования.
Член Союза журналистов России Татьяна Потапова так сказала о Геннадии Степанове: «Подобно тому, как скульптор ваяет из глины по мере своего таланта, так и этот непростой «материал» — жизнь — поддается огранке тех, кого «Бог в макушку поцеловал». До забот ли чиновника городской администрации было творческому человеку?
Журналист Ирина Гирш в 2001 году, после ухода художника из жизни, писала: «Его полотна отличаются особой философичностью, лиричностью, мягким, звучным колоритом. Еще в 1999 году, на персональной выставке в честь 50-летия художника, благодарные посетители оставили немало записей в книге отзывов, которую бережно хранит его супруга Л.П. Катаева, заслуженный работник культуры РХ. Один из отзывов гласит: „Каждое творение Степанова — неповторимый мир. Картины умиротворяют душу, лечат ее. Хочется заглянуть и увидеть продолжение этого мира…”».
На грани реальности и мистики
На выставке в 2001 году было представлено около двадцати полотен, созданных Геннадием Михайловичем в последние годы жизни и давших ему, по своему смысловому наполнению, если не визу на бессмертие, то добрую и долгую людскую память. В своих работах он запечатлел совершенство духа, трагическое ощущение мира, а также свет инобытия.
Особое внимание зрителя привлекли полотна «Медитация», триптих «Васечка блаженный», «Шаман», «Устремление», «Христос». В них — тяга к мистике, ощущение многообразия религий мира.
Об этом говорили выступившие тогда на открытии члены городского рериховского общества С. Неуймина, Т. Дворянова, редактор журнала «Абакан литературный» О. Ашмарина, поэт В. Романенко, искусствовед И. Кидиекова.
Любимыми художниками у Геннадия Степанова были Рерих и Чюрленис, работавшие на грани мира реального и мистического. Геннадий восхищался ими, был их последователем. Он писал: «Главная задача художника — нести в мир положительную энергию. Несмотря на теплые отзывы, во мне постоянно живет чувство неудовлетворенности. Кажется, что ту или иную картину я мог бы написать лучше». И потом оговаривался: «Конечно, много зависит от вдохновения. Если у тебя дурное настроение — лучше к мольберту не подходить».
В каждом полотне — боль и любовь
Супруга Геннадия Степанова — поэтесса Лариса Катаева — была вдохновителем многих его картин.
— А познакомились мы с Геной в Копьево в 1967 году, когда я работала корреспондентом в районной газете «Орджоникидзевский рабочий», — тепло вспоминает она. — Познакомились и вскоре — расстались... Надолго. В течение пяти лет он писал мне письма из Красноярска, Хабаровска, Фрунзе… И только в ноябре 1971 года прилетел в Абакан. В марте 1972 года я вышла замуж, поменяв фамилию с Катаевой на Степанову. Девичью оставила литературным псевдонимом.
С 1975 по 1985 год молодые супруги ежегодно проводили отпуска в путешествиях по стране, знакомясь с достопримечательностями городов: музеями, театрами, картинными галереями… Они побывали в Москве, Ленинграде, Риге, Юрмале, Ереване, Алма-Ате, Фрунзе, в Болгарии (Албене), на родине Ларисы — в селе Качиры (Казахстан)…
— Геннадий был увлекающимся, любознательным человеком, — говорит Лариса Петровна. — И болезненно ранимым…
Как-то Марина Цветаева сказала: «Душа — боль. Отсутствие боли — отсутствие души». В каждом полотне Степанова присутствует его душа, его боль, его любовь к миру. И это не просто дежурные слова. У него болело сердце за Родину, за Россию. Ведь последние годы его жизни выпали на лихие девяностые… Страдания народа он впитывал, как губка, пытаясь хотя бы изобразительным искусством одухотворить людей и приблизить их к светлому будущему.
«Стихи, написанные после тебя»
— О Геннадии-супруге я никогда не писала прозой, — признается Лариса Петровна. — Все мои чувства к нему, переживания, боль отражены исключительно в стихах.
«Стихи, написанные после тебя» — так сердечно-щемяще можно охарактеризовать ее творчество после ухода Геннадия. Эти строки рвались из раненой души:
Разорил меня, разорил!..
Я печалью твоей обласкана…
Черным платом меня одарил,
Улетев в выси звездные, ясные.
Или:
Боже, Боже! Дай его увидеть.
Боже, Боже! Дай его услышать.
Пусть прохожим, на него похожим,
Он пройдет по улице пустынной…
И еще:
Сижу над чашей Бытия,
Пытаюсь вникнуть в суть явлений —
Я далека. Здесь нет меня.
Из ярких соткана мгновений
Жизнь. А дорога мчится вдаль —
Куда? И не остановиться
Над синей чашей Бытия…
В свою очередь, при жизни Геннадий писал, если можно так сказать, ее стихи. Эту черту стиля тонко подметила в свое время искусствовед, кандидат исторических наук Ирина Кидиекова: «Художнику удалось передать пронзительно-звенящую ноту поэзии Ларисы Катаевой — чувства человека, вовлеченного в водоворот жизни».
Валерий ПОЛЕЖАЕВ,
член Союза писателей России
